— Привет, Кэти, — что ж, начали. Была не была. — Билл, прибавь громкость, если можешь, а то она меня не слышит.
Он отошел от телевизора к восточной стороне здания. В помещении не было ни одного целого окна, и зимнее солнце наполнило весь этаж ослепительно-белым светом.
— Ты слышишь меня? Ты выглядишь потрясающе.
— Минутку, Джо, — он смотрел на нее из другого офиса — через разбитую стеклянную перегородку. Она выключила радиотелефон, потянулась к телевизору и включила его на полную громкость. — Теперь я тебя прекрасно слышу.
— Я тоже.
По мере того как он удалялся от этого места, его начинал душить хохот. Тони, конечно, догадается обо всем, но не Тони сейчас беспокоил Лиленда. Бозо имел несчастье пойти по роковой для него лестнице. Но Тони отправил на поиски Лиленда двоих, и их остановили только полицейские вертолеты. Тони что-то предчувствовал. Он был умен. Он чувствовал, как зверь. Может быть, он уже знал, что Бозо нет в живых.
Лиленд нажал на кнопку.
— Кэти, скажи, ты поняла, что здесь произошло?
— Поняла, — он слышал ее обоими ушами, поскольку звук шел и от телевизора, и от его рации. Он приглушил рацию; это не должно было повлиять на громкость его передачи.
— Видишь ли, — сказал он, продолжая отходить, — мне надо о многом тебе сказать, и я хочу это сделать сейчас, поскольку, может быть, такой возможности у меня больше не будет. Я не знаю, что ты видела в последние несколько минут, но впечатление складывается такое, что удача изменила мне.
— Не говори так, — сказала она.
Он почти дошел до восточной стороны здания. Все, что было между ними, кроме поцелуя, произошло случайно. Даже то, что она помогла ему заклеить пластырем порез. А может быть, и поцелуй был случайностью. Теперь между ним и телевизором было четыре-пять неразбитых стекол. Они могли сыграть решающую роль при дальнейшем подсчете убитых. Он чувствовал, что у него опять сдают нервы. Он нажал на кнопку.
— Ты слышишь меня? Ответь.
— Слышу, — он уже не слышал телевизора. Хорошо, что Тако Билл передавал усиленный сигнал на нужную частоту. Он понимал, что выдаст себя, если попросит Билла постоянно поддерживать громкость.
— Представь, что мы одни, — сказал он по рации. — Я хочу представить, что мы разговариваем одни, и больше никто нас не слушает. Самое ужасное, по-моему, это когда один человек использует другого, — он понизил голос. — Ужасно, когда отношения между людьми начинаются с этого. Ты понимаешь меня?
— Да.
— Ты не только слушай, ты говори. Я хочу слышать твой голос, — это даст ему возможность осмотреться. Ему показалось, что он услышал звук, похожий на хруст, как будто кто-то шел по битому стеклу.
— Я понимаю, что ты делаешь, Джо, — сказала она.
Он еще прикрутил громкость рации и переключился на девятнадцатую частоту. Молчание. Жаль, что он не слышал телевизор. Он переключился обратно на девятую.
— Важно, чтобы ты помнил, что все мы здесь знаем и уверены в твоей правоте, как бы страшно это ни было. Мы знаем, что ты сделал это ради нас.
Ему нужно было что-то сказать.
— Я знаю, тебя угнетает все случившееся, ведь они почти дети, — не молчи, говори, говори! Он вернулся на девятнадцатую частоту и прислушался к тому, что происходило в комнате. Опять хрустнуло стекло. Лиленд почти лег на пол, сгруппировался, как черепаха, ожидая, когда он подойдет поближе.
— Nein! Nein!
Голос Тони по рации то приближался, то удалялся; но в следующую секунду, словно его уже ничто не могло остановить, заговорил автомат. Лиленд вскочил и открыл ответный огонь, расстреляв целую обойму. Сквозь бьющееся и осыпающееся стекло, которое летело, как снег с крыши, он видел судорожно извивающуюся фигуру парня, дергавшегося при каждом новом попадании. Перед тем как пойти дальше, Лиленд вставил оставшиеся пол-обоймы. Он поднял рацию и нажал на кнопку.
— Я делаю тебе большое одолжение, Тони, и сообщаю, что все еще жив.
— Ты глупый хвастун...
— Тони, мне не терпится убить тебя.
— Это мы еще посмотрим.
— Ладно. Мне надо еще кое с кем переговорить. Сегодня ведь Рождество, ты не забыл? — он переключился на девятую частоту. — Кэти, ты слышишь меня? Теперь возьми радиотелефон.
— Да, я сейчас.
— Ну что, Билл, как ты?
— Я весь внимание. Когда будет что-нибудь важное, я дам вам знать. Как вы себя чувствуете?
— Нормально. Кэти, мне жаль, мне искренне жаль. Когда я говорил, что одни люди используют других, именно это и я собирался сделать с тобой. Но у меня не было другого выхода.
— Я поняла — для чего. Я это чувствую теперь.
Лиленда передернуло: он опять искушал судьбу.
— Билл, я должен разделить свой успех с тобой и Билли Гиббсом...
Он смотрел на свою девятую жертву. С девяти часов вечера вчерашнего дня он убил девять молодых мужчин и женщин. Этому три пули вошли в грудь, а одна — в щеку ниже правого глаза. Лицо было перекошено, кровь все еще текла. Но парень был жив. Лиленд почувствовал, как подкатывает тошнота. Он достал браунинг и добил его. Сколько ни искушай судьбу, от нее не уйдешь. Его мучило дурное, страшное предчувствие.
— Билли всегда знал, что надо делать, чтобы остаться в живых, — сказал он по рации рассеянно, скорее про себя.
— Он сказал, что пора возвращаться на базу, Джо, — это был Пауэл. — Почему бы тебе не прислушаться к его совету?
— Пока я слышу тебя, а не его.
— Хочешь с ним поговорить?
— Может быть, Билли не знал, что Стеффи в здании. Он мог сказать что-нибудь такое, из чего Тони поймет, что она его дочь.
— Нет, я не хочу с ним говорить. Я в порядке.
— Здесь находятся мэр города и президент компании.
— Скажи мэру, что я его не выбирал, но меня трогает его внимание. Что касается того, другого, передай ему, что мои обязательства по выплате страховки не распространяются на подобного рода террористические акции или боевые действия.
— Джо, пожалуйста...
— Да, пока не распространяются.
— Хорошо, мистер Лиленд, — сказал Малыш Тони. — С вами хочет поговорить ваша дочь.
— Папочка! — голос Стеффи звучал умоляюще. — Послушай его!
* * *
10.00, тихоокеанское поясное время
— Я слушаю, — ответил Лиленд, в очередной раз спускаясь по лестнице, держа перед собой левую ногу и фактически прыгая на одной правой. Их оставалось всего трое. Знали они это или нет, но теперь они напоминали ему чудовище, лапы которого обхватили здание снизу и сверху, а голова помещалась на тридцать втором этаже. Ему нужна была голова. Это давало заложникам последний шанс уцелеть.
Он настолько боялся за Стеффи, что готов был разрыдаться. Она называла себя, она выдала себя. Она, должно быть, это сделала в надежде спасти детей. Ему нужны были всего две минуты, значительно меньше, чем если бы полиция согласилась на ранее предложенный им план. Он остановился у двери, ведущей на тридцать второй этаж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53