— Как она? — спросил Ушаков.
— Взбесилась сразу. Потребовала, чтобы ей вручили повестку. Потом заявила, что отказывается ехать. Пришлось чуть надавить — в рамках приличий, конечно… В общем, по дороге она нас всех успела поувольнять с работы. Меня обещала раздавить, как клопа. Раньше она такой не была.
— Веди. — Гринев потер руки. — Сейчас шалаву раскрутим по-быстрому.
Ушакову вспомнилось, как томно смотрели на него ее слегка раскосые, обладающие какой-то гипнотической силой глаза. Да, она ему фактически предлагалась. Если она замешана в убийстве, то причины такого поведения становятся понятными.
— Ну что, Инесса, вот и вновь свиделись. Как я и говорил, — произнес Ушаков.
— Что за хамство? — Она с размаху уселась на стул и закинула ногу на ногу. Мини-юбка выгодно открывала ее шикарные ноги, которые магнитом притягивали взгляд мужчины.
Время, когда она управлялась с фирмой «Восток», верша там революцию, не прошло для нее даром. Она и раньше не испытывала особого недостатка в наглости и напористости, а теперь могла давать их взаймы под проценты.
— Вы бы на меня еще наручники нацепили! — зло воскликнула она.
— А что, не нацепили? — удивился Гринев, присевший на подоконник и рассматривавший с интересом Инессу.
— Вы что? — уставилась она на него.
— Обычно при задержании преступников мы используем наручники. Мало ли что…
— Каких преступников?!
— Инесса, — вкрадчиво произнес Гринев, — вы смотрели старые шпионские фильмы? Там есть хорошие штампованные фразы: «Игра закончена. Ваша карта бита. Пора признаваться». Мне хочется сказать то же самое. Пора, Инесса, признаваться.
— В чем?! — крикнула она.
— Все вы знаете, — сказал Ушаков. — Думаете, зря у нас ваш любовник столько времени томится? Он что, молчать будет?
— О чем вы говорите? Бред какой!
— Сейчас начнет требовать адвоката. — Гринев хохотнул.
— Начну!
— Будет тебе и адвокат, — заверил Гринев. — И прокурор. И судья. Но сначала просто переговорим. Красивая женщина. Обидно отдавать в руки палачей.
— Что?! — выпучила она на Гринева глаза.
— Это он так шутит, — поспешил успокоить ее Ушаков. — Шутки у него такие… Близкие к правде, Инесса. Рассказывайте все. Начните с того, как стали встречаться с Петром Севастьяновичем Смагиным.
— У меня ничего с ним не было!
— Это правда?
— Чистейшая. Докажите иное!
— Это нетрудно, — пожал Ушаков плечами и протянул ей фотографию — ту самую, которой в свое время огорошил Дона Педро.
На Инессу снимок особого действия не оказал.
— Вот черт, — только и произнесла она.
— Как прокомментируете? — спросил Ушаков.
— А никак. Этот ревнивый идиот нанял сыскное агентство «Титан», чтобы там выяснили, есть ли у меня хахаль. Вы скажите, если он всех манекенщиц в городе переимел, почему мне хахаля не иметь, а?
— Дальше, — потребовал Ушаков.
— Муж приехал из Германии. И мне в морду вот эту самую фотографию. Такой шедевр фотоискусства. Паскудники, чтоб они все сдохли!
— Кто?
— Да все!.. — Инесса вытащила сигарету, щелкнула золотой зажигалкой, жадно затянулась.
— А вы что? — полюбопытствовал Ушаков.
— Сцепились. Он орал. Что-то о том, что нас придавит обоих. Только это все треп был.
— Почему?
— Потому что ему, по большому счету, на меня наплевать было! — раздраженно воскликнула она, сжимая в пальцах сигарету так, что сплющила ее. — Я для него была как красивая игрушка. Как джип новый. Но когда он джип помял, то с полчаса попереживал, а потом отремонтировал, загнал и новый купил. Вы понимаете, да? Ему на все и на всех наплевать, кроме одного.
— Кроме чего?
— Денег. И еще возможности выместить на ком-нибудь свою злобу. Это для него как наркотик.
— И что дальше?
— А ничего. Наутро встал, обматерил меня и поехал по делам.
— По каким?
— Каким? Он бабки искал.
— Какие такие бабки? — подал голос Гринев.
— Которые вместе с Сорокой в могилу ушли.
— И нашел?
— А черт его знает. Говорил, что-то нашел.
— И чего ты делала после того скандала с фотографией? — поинтересовался Гринев. — Ты говорила Дону Педрр о том, что муж вас застукал?
— А нафига?
— Как?
— Это их проблемы. Пусть сами и разбираются.
— Глушко с Доном Педро не встречался? — спросил Ушаков.
— Я думаю, нет. У него какие-то другие заботы были. Я же говорю: его вообще перестало что-либо интересовать. У него после убийства Сороки возникли финансовые заботы. Он на них заклинился.
Отпустили Инессу под вечер, когда она уже совсем расклеилась, лицо ее потекло разводами туши, и вообще она походила на ощипанную курицу. Больше ничего ценного вытянуть из нее не удалось.
— Как думаешь, врет? — спросил Ушаков.
— Я мысли не читаю, — сказал Гринев.
— Что чутье говорит?
— Чутье мне говорит, что она не врет…
Глава 10
БОЕВЫЕ ДЕЙСТВИЯ

Шамиль был взбешен. Когда он услышал сообщение Гутмана по телефону о том, что произошло в аэропорту, то не поверил своим ушам:
— Ты прикалываешься, Интеллигент, да?
— Шамиль Идрисович, так и было все…
— Давай сюда…
— Гутман появился через полчаса в просторном кабинете своего босса в «Золотом шельфе». К тому времени Шамиль внешне успокоился, но на сердце осталась лежать тяжелая злоба.
Одной из любимых фраз по отношению к своим врагам у Шамиля была такая: «Я его все равно достану. Не рез день, так через месяц. Не через месяц, так через год». И он прекрасно отдавал себе отчет в том, что, если что-то пообещал, должен расшибиться в лепешку, а сделать. Злоба, которая однажды рождалась в нем, могла дремать и год, и пять лет. Но потом однажды она поднималась наверх лавой разбуженного вулкана.
Когда он начинал заниматься рэкетом, то схлестнулся с такой же командой, пытавшейся держать палатки в районе порта. Гога, предводитель той команды, классически подставил Шамиля и его людей, фактически сдал милиции.
— Гога, ты пожалеешь, — пообещал Шамиль.
Выйдя из тюрьмы, он ждал два года. А потом улучил момент. И Гога пропал. Шамиль застрелил его лично. Он не мог передоверить этого никому.
Шамиль никогда не боялся замарать рук. Да, он убивал людей. Двоих убил собственноручно. Он жил в таком окружении, где восхождение наверх возможно только по головам. Он не испытывал от этого никакого удовольствия. Только на миг охватывало его какое-то темное торжество, когда он раздавливал врага, но следом возникало гадливое чувство. Он не жалел своих жертв, зная, что большинство из них с удовольствием убили бы его. А кто был не способен убить, те вообще не имели права становиться на его пути — таким вообще заказано лезть в серьезное дело.
Тогда, в девяносто седьмом году, шамилевские подельники привязали застреленному Гоге металлическую плитку к ногам и сбросили с длинного бетонного мола в холодное, переваливающееся тяжелыми черными волнами Балтийское море.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94