Не изменяя своему правилу идти по горячему следу, он наведался в получастную (и скорее всего полулегальную) школу телохранителей «Сакура» в двух шагах от дома, где проживал Круглов. Затем старлей отыскал пару знакомых отставного гэбэшника и к семи часам вечера уже знал, что в настоящее время Всеволод Валентинович был (или, во всяком случае, числился)… охранником в ресторане «Сарагоса»!
«По-русски это называется „вышибала“, — подумал Рыбаков с неприязнью. — Неплохо для тридцатисемилетнего майора из „девятки“!»
20
Маша Авдышева уже третий день работала — соседка тетя Женя помогла определиться диспетчером на «Коломенской». По всей видимости, работникам этой станции метро сообщили, какое горе постигло молодую женщину, и к новой сотруднице отнеслись с участием, бестактных разговоров не заводили.
«Неужели все образуется? — думала Маша, возвращаясь домой от остановки троллейбуса, до которой проводила навещавшую ее мать. — И я его забуду… и прощу?..»
Хорошо было идти по скрипучему свежевыпавшему снежку и украдкой поглядывать в незашторенные окна первых этажей. С матерью тоже посидели славно, поговорили о том о сем, как старые подруги, распили бутылочку шипучки, мать принесла рулет с кремом, какой Маша любила с детства.
«Неужели успокоится душа, и в сердце придет благодать? — мысленно спрашивала себя вдова. — А там, может, и появится кто вместо него… Господи, если Ты есть, сделай так!..»
Она поднялась в лифте на двенадцатый этаж, сунула ноги в мягкие теплые тапочки — подарок Кирилла Николаевича ко дню рождения — и взялась за грязную посуду, накопившуюся со вчерашнего дня. Привыкать к новому жизненному ритму оказалось совсем непросто. Покончив с посудой, Маша стала напускать воду в ванну, но тут раздался резкий звонок в дверь.
«Не открою, — решила женщина. — Я никого не звала».
Тем не менее настырный визитер позвонил еще раз, и еще, словно знал наверняка, что хозяйка дома. Пришлось ему открыть.
На пороге стоял молодой человек в кожаном пальто. В руке он держал букетик в серебристой бумаге, перевязанный кокетливым бантиком.
— Вам кого? — спросила Маша.
— Авдышев Виктор здесь проживает? — приятным баритоном поинтересовался незнакомец.
«Господи, — подумала вдова, — кто это может быть? Ведь все же знают, и друзья, и родственники. Даже дальние…»
После секундного замешательства она все же сняла цепочку.
Ладный, широкоплечий, среднего роста парень приветливо смотрел на хозяйку красивыми карими глазами.
— Это вам, — с улыбкой протянул он букет и тут же отдернул руку. — Через порог нельзя — примета плохая.
Маша невольно отступила, приглашая гостя войти.
— Хозяин дома? — спросил мужчина, шагнув в прихожую, и вручил наконец цветы.
Вдова еле слышно проговорила слова благодарности. Поведать, что хозяина нет и никогда не будет дома, было выше ее сил.
— А вы кто? — спросила она, выигрывая время.
— Знакомый его. Армейский приятель. Мокиенко моя фамилия, а зовут Владимир, — бесцеремонно протянул он руку. — Вы его жена?
— Вдова, — опустила глаза Маша.
Гость надолго задержал ее руку в своей и посмотрел сначала удивленно, потом испуганно.
— Простите… не знал, — проговорил он упавшим голосом. — А что… что случилось-то?
Маша пожала плечами. Да и как было ответить на этот вопрос: «умер» или «погиб», или, может быть, «убили». Вчера звонил старший следователь Акинфиев, сообщил, что прокурор возобновил расследование, просил в понедельник зайти.
— Умер, — выбрала вдова нейтральный вариант.
— Давно?.. Вы извините, я, в общем-то, случайный гость. Проездом из Новосибирска. Мы с ним были знакомы недолго — в одном эшелоне домой возвращались. Я с тех пор в Москве и не был.
— Не знаю даже, как сказать. Иногда мне кажется, что прошла целая вечность. А иногда — будто все было вчера… Ой, да что мы с вами стоим-то?.. — спохватилась хозяйка. — Вы раздевайтесь, проходите, я вас чаем напою.
— Спасибо, — сказал приезжий сибиряк и принялся разматывать шарф.
Маша метнулась на кухню, поставила чайник, заглянула в холодильник. Увы, в нем, как пел покойный Юрий Визбор, была «зима, пустынная зима». Правда, где-то в глубине завалялись два яйца.
— Я вам яичницу сделаю! — крикнула хозяйка.
— Не стоит, — прозвучал мужской голос совсем рядом. Гость стоял в шаге от нее, вынимая из «дипломата» нарезанную колбасу в упаковке, коньяк, лимоны, коробку печенья, пепси-колу в банках. — Я сыт, спасибо. Перекусил в гостиничном буфете.
— Ой, ну зачем вы… — искренне смутилась хозяйка.
— Не пропадать же добру, — пошутил Мокиенко и направился в ванную мыть руки.
Когда он вернулся на кухню, стол уже был накрыт.
— Вы не сказали, как вас зовут, — напомнил гость, усевшись на табуретку.
К лацкану его пиджака был привинчен значок мастера спорта.
— Маша.
— Как же это случилось, Маша?
Хозяйка запахнула халат, застегнула его булавкой и села напротив.
— Восемнадцатого августа Витя… Витю нашли во дворе мертвым. Выпал из окна. Старушка из дома напротив видела, как он летел.
— Выпал? — переспросил Мокиенко.
— Я не знаю. Никто ничего не знает. Сначала возбудили уголовное дело, потом закрыли. Сказали, что экспертиза не обнаружила признаков насильственной смерти. В общем, покончил с собой Витя. Но я не поверила. Не мог он! Мы с его дядей писали прокурору, в газету. И вот только вчера дело возобновили.
Мокиенко наполнил рюмки ароматным напитком. Повисло тягостное молчание.
— Опоздал я, Витек, — тяжело вздохнул приятель покойного и залпом осушил свою рюмку.
Маша тоже выпила маленькими глотками. Коньяк был хорошим, даже закусывать не хотелось.
— Вы узнавали, может, у него на работе что-то не то? Неприятности какие-нибудь? — спросил гость.
Вдова почувствовала, что глаза наполняются слезами.
— Нет… Какие такие неприятности у него могли быть, у шофера-то?
— Ну, да, да, — не морщась, разжевал Мокиенко ломтик лимона. — Шоферил, значит, Витек? Как в армии. А я даже не знал, где он работал. Мы ведь не переписывались. Да и кто сейчас кому пишет? Так, обмениваются адресами, а писать лень или некогда. Спохватываемся, вспоминаем друг о друге, когда…
Мужчина осекся и снова надолго замолчал. Некоторое время он понуро сидел, зажав между коленями крупные сильные ладони. На крупных обветренных скулах выступили желваки.
— Поешьте, — еще раз предложила Маша. — Нет, правда, поставить яичницу? Это быстро.
Но гость не оценил жертвы последних двух яиц.
— А на каком основании дело-то возобновили, если не секрет? — поинтересовался он.
— Есть у них какие-то подозрения насчет одной фотографии.
— Фотографии? — удивился Мокиенко.
— Незадолго до его смерти я случайно в бумажнике карточку полуголой девицы нашла. — Маша помолчала, пожалев о том, что начала этот разговор, но гость так живо заинтересовался и так искренне сочувствовал несчастной вдове… Да и самой ей стало невыносимо тяжко носить в себе свою вину за ту нелепую, наверняка неоправданную ревность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
«По-русски это называется „вышибала“, — подумал Рыбаков с неприязнью. — Неплохо для тридцатисемилетнего майора из „девятки“!»
20
Маша Авдышева уже третий день работала — соседка тетя Женя помогла определиться диспетчером на «Коломенской». По всей видимости, работникам этой станции метро сообщили, какое горе постигло молодую женщину, и к новой сотруднице отнеслись с участием, бестактных разговоров не заводили.
«Неужели все образуется? — думала Маша, возвращаясь домой от остановки троллейбуса, до которой проводила навещавшую ее мать. — И я его забуду… и прощу?..»
Хорошо было идти по скрипучему свежевыпавшему снежку и украдкой поглядывать в незашторенные окна первых этажей. С матерью тоже посидели славно, поговорили о том о сем, как старые подруги, распили бутылочку шипучки, мать принесла рулет с кремом, какой Маша любила с детства.
«Неужели успокоится душа, и в сердце придет благодать? — мысленно спрашивала себя вдова. — А там, может, и появится кто вместо него… Господи, если Ты есть, сделай так!..»
Она поднялась в лифте на двенадцатый этаж, сунула ноги в мягкие теплые тапочки — подарок Кирилла Николаевича ко дню рождения — и взялась за грязную посуду, накопившуюся со вчерашнего дня. Привыкать к новому жизненному ритму оказалось совсем непросто. Покончив с посудой, Маша стала напускать воду в ванну, но тут раздался резкий звонок в дверь.
«Не открою, — решила женщина. — Я никого не звала».
Тем не менее настырный визитер позвонил еще раз, и еще, словно знал наверняка, что хозяйка дома. Пришлось ему открыть.
На пороге стоял молодой человек в кожаном пальто. В руке он держал букетик в серебристой бумаге, перевязанный кокетливым бантиком.
— Вам кого? — спросила Маша.
— Авдышев Виктор здесь проживает? — приятным баритоном поинтересовался незнакомец.
«Господи, — подумала вдова, — кто это может быть? Ведь все же знают, и друзья, и родственники. Даже дальние…»
После секундного замешательства она все же сняла цепочку.
Ладный, широкоплечий, среднего роста парень приветливо смотрел на хозяйку красивыми карими глазами.
— Это вам, — с улыбкой протянул он букет и тут же отдернул руку. — Через порог нельзя — примета плохая.
Маша невольно отступила, приглашая гостя войти.
— Хозяин дома? — спросил мужчина, шагнув в прихожую, и вручил наконец цветы.
Вдова еле слышно проговорила слова благодарности. Поведать, что хозяина нет и никогда не будет дома, было выше ее сил.
— А вы кто? — спросила она, выигрывая время.
— Знакомый его. Армейский приятель. Мокиенко моя фамилия, а зовут Владимир, — бесцеремонно протянул он руку. — Вы его жена?
— Вдова, — опустила глаза Маша.
Гость надолго задержал ее руку в своей и посмотрел сначала удивленно, потом испуганно.
— Простите… не знал, — проговорил он упавшим голосом. — А что… что случилось-то?
Маша пожала плечами. Да и как было ответить на этот вопрос: «умер» или «погиб», или, может быть, «убили». Вчера звонил старший следователь Акинфиев, сообщил, что прокурор возобновил расследование, просил в понедельник зайти.
— Умер, — выбрала вдова нейтральный вариант.
— Давно?.. Вы извините, я, в общем-то, случайный гость. Проездом из Новосибирска. Мы с ним были знакомы недолго — в одном эшелоне домой возвращались. Я с тех пор в Москве и не был.
— Не знаю даже, как сказать. Иногда мне кажется, что прошла целая вечность. А иногда — будто все было вчера… Ой, да что мы с вами стоим-то?.. — спохватилась хозяйка. — Вы раздевайтесь, проходите, я вас чаем напою.
— Спасибо, — сказал приезжий сибиряк и принялся разматывать шарф.
Маша метнулась на кухню, поставила чайник, заглянула в холодильник. Увы, в нем, как пел покойный Юрий Визбор, была «зима, пустынная зима». Правда, где-то в глубине завалялись два яйца.
— Я вам яичницу сделаю! — крикнула хозяйка.
— Не стоит, — прозвучал мужской голос совсем рядом. Гость стоял в шаге от нее, вынимая из «дипломата» нарезанную колбасу в упаковке, коньяк, лимоны, коробку печенья, пепси-колу в банках. — Я сыт, спасибо. Перекусил в гостиничном буфете.
— Ой, ну зачем вы… — искренне смутилась хозяйка.
— Не пропадать же добру, — пошутил Мокиенко и направился в ванную мыть руки.
Когда он вернулся на кухню, стол уже был накрыт.
— Вы не сказали, как вас зовут, — напомнил гость, усевшись на табуретку.
К лацкану его пиджака был привинчен значок мастера спорта.
— Маша.
— Как же это случилось, Маша?
Хозяйка запахнула халат, застегнула его булавкой и села напротив.
— Восемнадцатого августа Витя… Витю нашли во дворе мертвым. Выпал из окна. Старушка из дома напротив видела, как он летел.
— Выпал? — переспросил Мокиенко.
— Я не знаю. Никто ничего не знает. Сначала возбудили уголовное дело, потом закрыли. Сказали, что экспертиза не обнаружила признаков насильственной смерти. В общем, покончил с собой Витя. Но я не поверила. Не мог он! Мы с его дядей писали прокурору, в газету. И вот только вчера дело возобновили.
Мокиенко наполнил рюмки ароматным напитком. Повисло тягостное молчание.
— Опоздал я, Витек, — тяжело вздохнул приятель покойного и залпом осушил свою рюмку.
Маша тоже выпила маленькими глотками. Коньяк был хорошим, даже закусывать не хотелось.
— Вы узнавали, может, у него на работе что-то не то? Неприятности какие-нибудь? — спросил гость.
Вдова почувствовала, что глаза наполняются слезами.
— Нет… Какие такие неприятности у него могли быть, у шофера-то?
— Ну, да, да, — не морщась, разжевал Мокиенко ломтик лимона. — Шоферил, значит, Витек? Как в армии. А я даже не знал, где он работал. Мы ведь не переписывались. Да и кто сейчас кому пишет? Так, обмениваются адресами, а писать лень или некогда. Спохватываемся, вспоминаем друг о друге, когда…
Мужчина осекся и снова надолго замолчал. Некоторое время он понуро сидел, зажав между коленями крупные сильные ладони. На крупных обветренных скулах выступили желваки.
— Поешьте, — еще раз предложила Маша. — Нет, правда, поставить яичницу? Это быстро.
Но гость не оценил жертвы последних двух яиц.
— А на каком основании дело-то возобновили, если не секрет? — поинтересовался он.
— Есть у них какие-то подозрения насчет одной фотографии.
— Фотографии? — удивился Мокиенко.
— Незадолго до его смерти я случайно в бумажнике карточку полуголой девицы нашла. — Маша помолчала, пожалев о том, что начала этот разговор, но гость так живо заинтересовался и так искренне сочувствовал несчастной вдове… Да и самой ей стало невыносимо тяжко носить в себе свою вину за ту нелепую, наверняка неоправданную ревность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67