Сжав его в дрожащей руке, он обернулся к двери.
— Да?
— Папочка, что ты там делаешь взаперти?
— раздался удивленный молодой женский голос. — Занимаешься любовью с горничной?
Диджордже повернул ключ и открыл дверь. Покачивая роскошными бедрами, в библиотеку вошла очаровательная брюнетка с длинными распущенными волосами, как у исполнительниц фольклорных песен. Андреа Диджордже увидела револьвер в руке отца и рассмеялась.
— Ты боишься волка? — спросила она.
— Пока я держу в руке Чарльза-Генри, — серьезно ответил Диджордже, помахивая револьвером, — то не очень.
Дочь скорчила скептическую гримаску:
— Конечно, в тире Чарльз-Генри — страшное оружие... но, бьюсь об заклад, что за его пределами ты из него даже мухи не убил. Серьезно, папа, если ты...
Резкий телефонный звонок оборвал ее на полуслове, и Андреа тут же потеряла собеседника. Глаза Диджордже сверкнули чуть сдерживаемой радостью. Он пулей бросился к телефону, едва не сбив с ног дочь, застывшую от изумления с открытым ртом. Дидж схватил трубку и задыхающимся от волнения голосом бросил:
— Ну, что?!
— Это ты, Дидж? — в трубке раздался печальный голос Лу Пена.
— А кого еще ты рассчитывал услышать? — Диджордже замолк и бросил взгляд на дверь. Андреа ушла. Дидж тяжело присел на край стола. Голос Пена не оставлял никаких сомнений — неудача!
— Ну, так что произошло, Лу? — спросил Дидж бесцветным, плоским тоном.
На несколько секунд повисла гробовая тишина и Диджордже показалось даже, что он слышит, как в голове Лу крутятся, пощелкивая, шестеренки.
— Я... он ушел от нас, Дидж, — как-то скучно ответил Пена.
— Что значит ушел? — закипая, воскликнул Диджордже.
— А то и значит... Он сбежал. Джулио и другие ребята бросились в погоню, но он их здорово опережает. Не знаю...
— Чего ты не знаешь?
— Я не знаю, смогут ли они его нагнать. У него было большое преимущество и к тому же отличная машина. И еще... Ральф Скарпетти убит. Ал Реггино тоже. Двое-трое ранены, но не тяжело. Я тоже получил царапину.
Диджордже негромко выматерился и швырнул револьвер в ящик стола.
— К тому же он сжег две наши машины! Из-за этого я немного запоздал со звонком. Пришлось посылать одного из парней за транспортом, — продолжал рассказывать Пена.
Глаза Диджордже потухли. Он рванул ворот рубашки и, по-прежнему сидя на краю стола, стал раскачиваться из стороны в сторону.
— Хорошенькое дельце, а? Я посылаю пятнадцать человек, чтобы прикончить одного засранца, а в результате получаю два трупа, полдюжины раненых и две машины...
Его голос задрожал от едва сдерживаемой ярости, и Диджордже снова с силой дернул за воротник, который, казалось, душил его.
— Послушай, Дидж, этот парень вовсе не засранец, — возразил Пена. — Он один стоит целой армии. Сначала он повесил над нами осветительные ракеты! Боже мой! Мы все были у него как на ладони. И черт бы меня побрал, если я понял, как он засек нас на подступах к дому! Мы не шумели. Ночь темная — хоть глаз выколи. И вдруг, невесть откуда, "паф!" — и у нас над головами на парашютах повисли эти "люстры". Мало того, он, как из лейки, начал поливать нас из крупнокалиберного пулемета. Черт! Можешь считать, что тебе крупно повезло — еще остались люди, которые могут обо всем рассказать. Так что, Дидж, этот парень вовсе не засранец, нет.
— Ну, хорошо, согласен. Где ты сейчас, Лу?
— Я звоню из телефона-автомата. Это к северу от Санта-Моники. Думаю, мы смылись вовремя. По шоссе мимо нас промчались патрульные машины с мигалками, сиреной и прочим. Похоже, что кто-то...
— Ты больше не думай, Лу, а лучше возвращайся и веди домой оставшихся у тебя людей.
— Э!.. Послушай...
— Ну, что еще? — вздохнул Диджордже.
— Я тут кое-что предусмотрел... Я разговаривал с Патти, и он обещал расставить своих ребят на всех дорогах. Я велел ему ничего не оставлять без внимания. Ни одной заправки, ни одной автобусной остановки, не одного перекрестка, ничего. Я велел ему... ээ-э... думаю, я поступил правильно, Дидж, я сказал ему, что в таком деле денег не считают. Самое главное — взять Болана живым или мертвым. Разве не так?
— Так, Лу, так, — снова вздохнул Диджордже. — Все в порядке. А теперь я хочу, чтобы ты приехал ко мне. Я собираюсь как следует разработать план этой кампании, чтобы застраховать себя от всяческих срывов... Чтобы больше не было подобных проколов.
— О'кей, Дидж. Э-э... я сожалею, что все так получилось.
Диджордже тихонько положил трубку на рычаги и, печально глядя на аппарат, пробормотал:
— Что поделаешь, Лу, что поделаешь...
* * *
Болан ловко вписался в крутой поворот извилистой горной дороги, проскочил перевал и начал спускаться в долину. Далеко впереди замерцали огни города. Мак взглянул на часы и решил, что довольно прилично оторвался от своих преследователей, если даже принять во внимание время, затраченное им на езду по узким горным дорогам, на которые он съезжал с шоссе, чтобы оторваться от хвоста. Беспокоило только одно — кончался бензин. За два часа такой бешеной гонки мощная машина сожрала почти все топливо. Огни впереди — это, должно быть, Палм-Вилледж. Хватит ли бензина, чтобы добраться туда, есть ли на этой богом забытой дороге хоть одна заправочная станция? Глухая боль, гнездившаяся в лодыжке, постоянно напоминала о себе и давала понять, что рана, полученная в битве за Бальбоа, до конца так и не залечена. Болан чувствовал себя опустошенным, разочарованным и усталым, готовым принять ту участь, которую ему уготовила судьба-злодейка. Он знал, что рано или поздно умрет страшной смертью, но только не знал когда. "А почему не сейчас? — спросил он сам себя, — Зачем затягивать эту комедию?" Но где-то в глубине души зашевелился и поднял голову червячок гордыни. Конечно, он знал, зачем так цепляется за жизнь. Человек не выбирает место и час своей смерти — он выбирает место своей финальной схватки за жизнь. Свое место Болан уже выбрал. Что касается всего остального, ему оставалось только одно: драться, не щадя себя, идти до конца. Что предпочесть: смирение или философский взгляд на бытие? Болан качнул головой — его не устраивало ни то, ни другое. Он всегда считал, что философия — отвлеченная игра чистого разума. Как бы то ни было, каждый человек должен был либо честно прожить свою жизнь, либо провести ее в компромиссах. Болан проживал свою жизнь, как мог.
Сразу же за следующим поворотом открылся освещенный перекресток, и Мак резко затормозил. Его внимание привлек щит с надписью "Бензин — Кофе". Стрелка указывала на ветхий домишко с одной бензоколонкой, приткнувшийся к углу перекрестка. Болан подъехал к обочине и остановился перед колонкой, подняв облако пыли. Он открыл дверцу и вышел из машины, пытаясь не наступать на больную ногу. В тени дома стояли еще два автомобиля, третий застыл на въездной эстакаде, развернувшись в сторону дороги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
— Да?
— Папочка, что ты там делаешь взаперти?
— раздался удивленный молодой женский голос. — Занимаешься любовью с горничной?
Диджордже повернул ключ и открыл дверь. Покачивая роскошными бедрами, в библиотеку вошла очаровательная брюнетка с длинными распущенными волосами, как у исполнительниц фольклорных песен. Андреа Диджордже увидела револьвер в руке отца и рассмеялась.
— Ты боишься волка? — спросила она.
— Пока я держу в руке Чарльза-Генри, — серьезно ответил Диджордже, помахивая револьвером, — то не очень.
Дочь скорчила скептическую гримаску:
— Конечно, в тире Чарльз-Генри — страшное оружие... но, бьюсь об заклад, что за его пределами ты из него даже мухи не убил. Серьезно, папа, если ты...
Резкий телефонный звонок оборвал ее на полуслове, и Андреа тут же потеряла собеседника. Глаза Диджордже сверкнули чуть сдерживаемой радостью. Он пулей бросился к телефону, едва не сбив с ног дочь, застывшую от изумления с открытым ртом. Дидж схватил трубку и задыхающимся от волнения голосом бросил:
— Ну, что?!
— Это ты, Дидж? — в трубке раздался печальный голос Лу Пена.
— А кого еще ты рассчитывал услышать? — Диджордже замолк и бросил взгляд на дверь. Андреа ушла. Дидж тяжело присел на край стола. Голос Пена не оставлял никаких сомнений — неудача!
— Ну, так что произошло, Лу? — спросил Дидж бесцветным, плоским тоном.
На несколько секунд повисла гробовая тишина и Диджордже показалось даже, что он слышит, как в голове Лу крутятся, пощелкивая, шестеренки.
— Я... он ушел от нас, Дидж, — как-то скучно ответил Пена.
— Что значит ушел? — закипая, воскликнул Диджордже.
— А то и значит... Он сбежал. Джулио и другие ребята бросились в погоню, но он их здорово опережает. Не знаю...
— Чего ты не знаешь?
— Я не знаю, смогут ли они его нагнать. У него было большое преимущество и к тому же отличная машина. И еще... Ральф Скарпетти убит. Ал Реггино тоже. Двое-трое ранены, но не тяжело. Я тоже получил царапину.
Диджордже негромко выматерился и швырнул револьвер в ящик стола.
— К тому же он сжег две наши машины! Из-за этого я немного запоздал со звонком. Пришлось посылать одного из парней за транспортом, — продолжал рассказывать Пена.
Глаза Диджордже потухли. Он рванул ворот рубашки и, по-прежнему сидя на краю стола, стал раскачиваться из стороны в сторону.
— Хорошенькое дельце, а? Я посылаю пятнадцать человек, чтобы прикончить одного засранца, а в результате получаю два трупа, полдюжины раненых и две машины...
Его голос задрожал от едва сдерживаемой ярости, и Диджордже снова с силой дернул за воротник, который, казалось, душил его.
— Послушай, Дидж, этот парень вовсе не засранец, — возразил Пена. — Он один стоит целой армии. Сначала он повесил над нами осветительные ракеты! Боже мой! Мы все были у него как на ладони. И черт бы меня побрал, если я понял, как он засек нас на подступах к дому! Мы не шумели. Ночь темная — хоть глаз выколи. И вдруг, невесть откуда, "паф!" — и у нас над головами на парашютах повисли эти "люстры". Мало того, он, как из лейки, начал поливать нас из крупнокалиберного пулемета. Черт! Можешь считать, что тебе крупно повезло — еще остались люди, которые могут обо всем рассказать. Так что, Дидж, этот парень вовсе не засранец, нет.
— Ну, хорошо, согласен. Где ты сейчас, Лу?
— Я звоню из телефона-автомата. Это к северу от Санта-Моники. Думаю, мы смылись вовремя. По шоссе мимо нас промчались патрульные машины с мигалками, сиреной и прочим. Похоже, что кто-то...
— Ты больше не думай, Лу, а лучше возвращайся и веди домой оставшихся у тебя людей.
— Э!.. Послушай...
— Ну, что еще? — вздохнул Диджордже.
— Я тут кое-что предусмотрел... Я разговаривал с Патти, и он обещал расставить своих ребят на всех дорогах. Я велел ему ничего не оставлять без внимания. Ни одной заправки, ни одной автобусной остановки, не одного перекрестка, ничего. Я велел ему... ээ-э... думаю, я поступил правильно, Дидж, я сказал ему, что в таком деле денег не считают. Самое главное — взять Болана живым или мертвым. Разве не так?
— Так, Лу, так, — снова вздохнул Диджордже. — Все в порядке. А теперь я хочу, чтобы ты приехал ко мне. Я собираюсь как следует разработать план этой кампании, чтобы застраховать себя от всяческих срывов... Чтобы больше не было подобных проколов.
— О'кей, Дидж. Э-э... я сожалею, что все так получилось.
Диджордже тихонько положил трубку на рычаги и, печально глядя на аппарат, пробормотал:
— Что поделаешь, Лу, что поделаешь...
* * *
Болан ловко вписался в крутой поворот извилистой горной дороги, проскочил перевал и начал спускаться в долину. Далеко впереди замерцали огни города. Мак взглянул на часы и решил, что довольно прилично оторвался от своих преследователей, если даже принять во внимание время, затраченное им на езду по узким горным дорогам, на которые он съезжал с шоссе, чтобы оторваться от хвоста. Беспокоило только одно — кончался бензин. За два часа такой бешеной гонки мощная машина сожрала почти все топливо. Огни впереди — это, должно быть, Палм-Вилледж. Хватит ли бензина, чтобы добраться туда, есть ли на этой богом забытой дороге хоть одна заправочная станция? Глухая боль, гнездившаяся в лодыжке, постоянно напоминала о себе и давала понять, что рана, полученная в битве за Бальбоа, до конца так и не залечена. Болан чувствовал себя опустошенным, разочарованным и усталым, готовым принять ту участь, которую ему уготовила судьба-злодейка. Он знал, что рано или поздно умрет страшной смертью, но только не знал когда. "А почему не сейчас? — спросил он сам себя, — Зачем затягивать эту комедию?" Но где-то в глубине души зашевелился и поднял голову червячок гордыни. Конечно, он знал, зачем так цепляется за жизнь. Человек не выбирает место и час своей смерти — он выбирает место своей финальной схватки за жизнь. Свое место Болан уже выбрал. Что касается всего остального, ему оставалось только одно: драться, не щадя себя, идти до конца. Что предпочесть: смирение или философский взгляд на бытие? Болан качнул головой — его не устраивало ни то, ни другое. Он всегда считал, что философия — отвлеченная игра чистого разума. Как бы то ни было, каждый человек должен был либо честно прожить свою жизнь, либо провести ее в компромиссах. Болан проживал свою жизнь, как мог.
Сразу же за следующим поворотом открылся освещенный перекресток, и Мак резко затормозил. Его внимание привлек щит с надписью "Бензин — Кофе". Стрелка указывала на ветхий домишко с одной бензоколонкой, приткнувшийся к углу перекрестка. Болан подъехал к обочине и остановился перед колонкой, подняв облако пыли. Он открыл дверцу и вышел из машины, пытаясь не наступать на больную ногу. В тени дома стояли еще два автомобиля, третий застыл на въездной эстакаде, развернувшись в сторону дороги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39