– Не в том дело, – ее холодный голос чуть дрожал – не только от ветра через пулевые пробоины в лобовом стекле: она тоже видела, как горел Элайн. – Но ведь вы могли придумать что-нибудь другое...
К концу фразы голос ее совсем угас.
– Возможно, могли, – согласился я.
Возле Тризена мы свернули направо, на извилистую дорогу к Тризенбергу и дальше – в сторону Штега. Скоро станут ясны все последствия от попавших в радиатор пуль.
Мисс Джермен сообщила:
– Мотор греется.
– Не сбавляйте хода.
Она послушалась. Мы проходили повороты не хуже, чем с Морганом – причем с единственной фарой. Но тут все шоссе было в ее распоряжении. Местные жители после трудов праведных по ночам предпочитали спать. По дороге от границы нам попались лишь автобус с туристами и один мотоциклист.
Когда впереди замерцали огни Тризенберга, пошел дождь. Харви наклонился, чтобы посмотреть указатель температуры воды.
– Стрелку почти зашкалило, – сообщил он. – Далеко мы не уедем.
– Не сбавляйте хода.
– Но цилиндры выйдут из строя!
– В этом двигателе полно цилиндров. Не снижайте скорость.
Девушка решительно заявила:
– Мы не доедем до Штега, если не остановимся, чтобы остыл мотор.
– Если не попадем туда как можно быстрее, не стоит ехать вообще.
Мэгенхерд повернулся ко мне.
– Но у нас еще полтора часа.
– Вы уверены? Разве не вы говорили, что Галлерон не тронет Флетца, пока рассчитывает убрать вас? Но сейчас он наверняка уже понял, что с вами не вышло, и возьмется за Флетца, чтобы потом взять над вами верх при голосовании.
Мэгенхерд подозрительно спросил:
– Откуда он узнает?
– Не сомневаюсь, что Морган уже позвонил генералу, а тот – Галлерону. Да и Элайн наверняка должен был сообщить Галлерону о том, что дело сделано. Так что он сейчас как минимум очень нервничает.
Мы миновали Тризенберг, и дорога превратилась в песчаную ленту, вьющуюся по крутым горным склонам. От мотора долетал запах перегретого металла и негромкие щелчки. Мэгенхерд заметил:
– Если Флетц убит, мне не стоит появляться в Штеге.
– Но нельзя не убедиться в этом.
Мы одолевали серпантин. Дождь усилился и стало холоднее. Обрывки туч цеплялись за верхушки сосен.
Мотор уже стучал, как испанские танцоры с кастаньетами. Харви повернулся, хотел что-то сказать, но в лицо ударили фары встречной машины, и девушка резко затормозила.
Водитель, видя одну фару, видимо решил, что перед ним мотоцикл, и поначалу не сбавил ход. Но тут же его тормоза взвизгнули, как грешник на пороге ада, судя по зигзагу фар, машину занесло. Долгий скрежет, треск, "роллс-ройс" вздрогнул и остановился.
Харви с револьвером в руке уже был на подножке. Я схватил пустой "маузер", хотел вскочить, но боль пронзила ребра и заставила сесть.
К левому бамперу нашей машины приткнулся большой черный немецкий лимузин, вспоротый, как банка сардин, от переднего колеса до задней дверцы. На бампере "роллс ройса" появились максимум пара царапин.
В наступившей тишине Харви произнес:
– Вылезайте медленно и с пустыми руками.
Водитель поспешно выкарабкался, бешено размахивая руками и ругаясь, как попугай пиратов. Им оказался Анри Мерлен. Я осторожно перешагнул ноги Мэгенхерда и сказал:
– Успокойтесь, Анри. Морская пехота не запоздала.
Он пригнулся, вглядываясь сквозь изморось.
– Канетон? Быть не может! Ну, вы неподражаемы. – И хотел хлопнуть меня по плечу, но я увернулся.
Мэгенхерд вышел следом. Мы стояли между машинами в свете фар, мягко рассеивавшемся каплями дождя. Широкая ухмылка Мерлена тут же превратилась в гримасу отчаяния. Он развел руками.
– Но теперь это не имеет значения... Он... Они. – Мерлен замолчал, чтобы привести в порядок и перевести на английский свои мысли.
Мэгенхерд сказал:
– Добрый вечер, мсье Мерлен.
Мерлен повернулся к нему.
– Четверть часа назад я приехал к мсье Флетцу... Галлерона нет, а Флетц убит...
Снова стало очень тихо. Что-то скользнуло по моему лицу. Первые снежинки, как мотыльки, танцевали в свете фар. Мы не добрались до снежных вершин, но холодный фронт потихоньку спустился с гор и накрыл нас.
Мэгенхерд взглянул на меня и негромко горько сказал:
– Видимо, Галлерон воспользовался вашим советом.
– У него советчики получше меня.
– Галлерон не глуп, – заметил Мэгенхерд. – Раньше он рассчитывал, что меня убьют, а сейчас – на то, что я жив. Нельзя туда ехать.
– Можно бы взглянуть на тело, – предложил я.
– Галлерон наверняка скрывается поблизости, ожидая моего появления.
– Но до полночи есть время. Можно посмотреть на тело Флетца и уйти.
Что-то лязгнуло: девушка открыла капот. Снежинки посыпались на горячий металл, испаряясь с шипением. Мэгенхерд со сдержанной покорностью в голосе пояснил:
– По правилам компании "Каспар" время, установленное для начала заседания, – это крайний срок. Если акционеры соберутся раньше, собрание автоматически считается открытым. Теперь, когда герр Флетц мертв, все акционеры будут на месте, если я окажусь там и вдруг войдет Галлерон.
– Но он ничего не сделает, – заявил я, – отведав моего пистолета. Так что пошли глянем на тело...
– Бог мой! – сказал Харви. – Можно подумать, что вы нас агитируете – вы каждые десять секунд повторяете одно и то же. Хотите видеть тело? Ладно, пойдем посмотрим, если это вас успокоит.
– Отлично, – кивнул я. Тут рядом оказалась девушка. – Как двигатель?
– Крышку с радиатора я сняла, но налить туда нечего. Снега еще нет.
– Слейте из машины Мерлена.
Анри ужаснулся было, но вспомнив, что случилось с его автомобилем, только пожал плечами.
Харви с девушкой отошли в сторону. Крупные снежинки медленно плыли мимо.
Мерлен кашлянул.
– Канетон... мне очень жаль, но... – он повернулся к Мэгенхерду и официальным тоном заявил:
– Мсье, как ваш поверенный во всем, что касается закона, я обязан уберечь вас от риска. Ехать туда – риск. А потому советую не ехать.
Мэгенхерд нахмурился.
Я сказал:
– Как ваш консультант во всем, что вне сферы закона, считаю: после всего, что случилось, встреча с Галлероном может доставить немало удовольствия.
Мэгенхерд покосился на меня.
– Стрельбы с меня хватит.
Я пожал плечами.
– Как хотите. Вы – босс.
Он подозрительно уставился на меня. Я продолжал:
– Зачем спешить с решением. Давайте разберемся.
Мэгенхерд нетерпеливо мотнул головой, сбрасывая прилипшие снежинки.
– Здесь холодно.
– Без вашей доли "Каспара" станет еще холоднее, – спокойно заметил я. – Давайте рассуждать. Капитал "Каспара" в акциях – сорок тысяч швейцарских франков, верно? Они десяти – или стофранковые?
– Десятифранконые.
– Всего, значит, четыре тысячи акций. Сколько их у вас?
– Вы же знаете: 33 процента.
– Я задал другой вопрос: сколько их у вас?
Вокруг нас стало очень тихо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46