— «Охота-десять», я «Иволга-шесть», нахожусь на месте, обнаружил самолет.
— Естественно, куда ж он денется? Ноль шестой, не мешай, я как раз доклады принимаю.
— Вы не поняли, здесь кроме «юнкерса» еще один, тот СВКН, что все ищут!
— Вас не понял, повторите, — проскрипел теле фон.
— Здесь сбитый самолет. Который все ищут.
— Тихо! Всем оставаться на приеме! Ноль шестой, повторите.
— Повторяю: здесь лежат два самолета, один старый, второй тот, что все ищут.
— Отлично, остальных отзывать?
— Пока не знаю, к самолету подойти не могу, по нам стреляют!
— «Иволга-шесть», кто стреляет?
Давыдов рассвирепел.
— Почем я знаю! Разрешите открыть ответный огонь!
— Сейчас я уточню, подождите, — передал кор респондент.
— Желательно побыстрее! У меня человек в зоне обстрела. Прием!
Пункт сбора информации не отвечал, наверное, дежурящий у станции офицер звонит в часть. Прошло несколько томительных минут. Карбан из своего укрытия закричал:
— Ну что? Долго мне так лежать? Холодно все таки!
— Пока жди, — крикнул ему врач, — шеф по радио общается!
Наконец радиостанция ожила:
— Не стрелять, действовать по обстановке!
— «Охота», вас не понял. По обстановке — это как?
— Договаривайтесь…
— А пошел ты!.. — Давыдов выключил рацию.
— Внимание! — крикнул он, — Одиночными! По самолету!
Потом в полголоса продолжил:
— Стреляем так, чтобы никого не задеть. Давим психику противника огневым превосходством. Все слышали?
Слышали все, один за другим стрелки подтвердили, что команду поняли правильно.
— Огонь!
Пальба получилась впечатляющей. Вдобавок у кого-то из бойцов, как видно, сдали нервы: влепил по хвосту «Ориона» длинную очередь, так что обшивка ошметками полетела.
— Отбой! — крикнул Давыдов, — Эй, на борту, сдавайтесь!
Похоже, что это был кто-то другой. У тех не было собаки и столько оружия. Во всяком случае, пулеметов и автоматов точно не было. Бен положил пистолет, приставил ладонь ко рту рупором и крикнул:
— Эй, вы, не стреляйте!
Ему отвечали, но что — было совершенно не понятно.
— Не стреляйте! Кто вы? — снова крикнул Бен.
В тишине от самолета донесся слабый крик. Давыдов прислушался, а потом крикнул еще раз:
— Эй! Эй, там!..
В ответ тоже что-то прокричали.
— Ни фига не пойму, — сказал майор. Уселся, прислонившись к стволу вековой сосны, и проорал прапорщику, — Коля, что он там кричит?
— Хрен разберешь, он не по-нашему орет.
Анатолий попытался сообразить, как будет по-английски: «Бросай оружие и сдавайся!», но как на языке туманного Альбиона будет «сдавайся», так и не вспомнил. После минутного мозгового штурма он сочинил фразу, более-менее соответствующую ситуации:
— Throw weapon down and hands up!
В ответ донеслось что-то неразборчивое.
— Толян, зуб даю, он не по-английски шпарит, я в Ливии его немного учил, ничего похожего, — сообщил из своего сугроба прапорщик, — попробуйте поговорить с ним на каком-нибудь другом языке!
— Войска! — громко спросил майор, — по-немецки или по-французски кто-нибудь шпрехает?
— Командир, я не уверен, но, по-моему, это норвежский, — сказал егерь, прислушиваясь к голосу из самолета. Сидящий в нем продолжал настойчиво выкрикивать какую-то фразу.
— А вы знаете норвежский? — уточнил Анатолий.
— Раньше знал, а теперь забыл, когда и говорил, — сказал старый Микко, — можно, конечно, попытаться.
— Попробуйте с ним пообщаться, может, что и
получится, — обрадовался Давыдов.
— Сейчас, только слова вспомню.
Микко почесал в затылке, а потом крикнул в сторону самолета:
— Не стреляйте, ты кто?
Только теперь до Бена дошло, что он кричал на родном языке. Те, снаружи, пробовали ему кричать на норвежском, и он начал их понимать…
— Это норвежский самолет, нас сбили! Вы кто такие?
— Говорит, аэроплан норвежский. Их сбили, спрашивает… спрашивает, кто мы такие, — перевел егерь.
— Вроде не врет, опознавательные знаки у него действительно норвежские, — кивнул Анатолий, — скажите ему, хай сдается.
Хютенен крикнул новую фразу, из самолета ответили. На этот раз егерь сообщил:
— Он боится, спрашивает кто мы такие.
— Ну, скажите, представители вооруженных сил, и все такое прочее, подходящее случаю.
Микко перевел и это. Выслушал ответ и доложил:
— Обещает не стрелять, просит, чтобы подошел кто-то один, желательно офицер.
— Хватит с него и прапора, — громко сказал Карбан, — мать его, я тут уже инеем покрылся, как пельмень в холодильнике. Скажите, чтоб не вздумал палить, я иду!
Хютенен прокричал команду и перевел ответ:
— Он согласен.
Прапорщик встал, отряхнулся, демонстративно закинул автомат за спину и побрел к самолету. Бен внимательно разглядывал приближающегося к нему человека. Его он никогда прежде не видел. У незнакомца было чуть смуглое сердитое лицо. Покрывшиеся инеем усы воинственно топорщились. На голове русского была шапка-ушанка с кокардой, на которой отчетливо виднелась красная звезда (новую Карбан не цеплял из принципа. Раз вещевая служба не выдала, на свои покупать не буду. Ни копейки из семейного фонда на военные расходы). Одет приближающийся человек был в пятнистую форму, за спиной у него болтался русский АКМ, хорошо известный всему человечеству по американским боевикам, на погонах виднелись две звездочки. Бен помнил, что у русских звезды носят только офицеры.
— Сдаюсь господину офицеру, — сказал Бен, — протянул свое оружие к нему рукояткой вперед.
— Так я тебя сразу и понял! — сообщил ему Карбан, отобрал оружие и спросил: — Ты тут один?
Бен устало покачал головой и знаками дал понять, что ничего не понимает.
— Понятно, поговорили, значит, — подвел итог беседе прапорщик, — мужики, идите сюда!
Когда Давыдов подошел к самолету, его взору предстал испуганный и больной человек, настрадавшийся от мороза и боли. Вид его был настолько жалок, что Анатолий с трудом заставил себя относиться к нему как к пленному. Иногда казалось, что норвежец едва-едва не теряет сознание. «Хотя никто тебя, голубчик, сюда не звал!» — подумал майор сердито. На кадрах хроники военной поры немцы, сдавшиеся под Сталинградом, тоже выглядели иначе, чем летом 1941 года. Пленник был один, четверых его товарищей нашли рядом с самолетом, все четверо были мертвы, их тела мороз превратил в одеревеневшие статуи.
— Микко, спросите у него, что с остальными? И что это с ними случилось?
Егерь переводил, пленник объяснял, и мало-помалу картина прояснялась. Анатолий внимательно слушал, лишь изредка задавая вопросы.
— Что-то я не очень понял насчет отравления, — уточнил майор.
— Я и сам не шибко понимаю, — сказал егерь, — отсутствие практики сказывается. Сейчас спрошу еще раз.
Егерь и пленник обменялись несколькими фразами.
Пока шел допрос, остальные русские разбили лагерь, поставили палатки, развели костер, напоили норвежца чаем с водкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69