Если бы только она могла видеть их, оставаясь незамеченной, смотреть на них из укрытия, словно хищник... один взгляд, только один взгляд... этого было бы пока довольно.
* * *
Дикон вошел в комнату с двумя блюдами в руках: на одном лежал салат, на другом – макароны. Потом он вышел и скоро вернулся с куском пармезана и теркой для сыра.
Лаура улыбнулась. Ей нравилось, как уверенно он готовит еду.
Он сказал:
– Сейчас будет готово.
Лаура подошла к окну, чтобы почувствовать дуновение свежего ветра на лице, потом села за стол.
Глава 13
Здание было черно-серым и ужасно высоким. В пасмурный день затемненные окна и бетонные стены делали его похожим на базальтовую глыбу, фешенебельные квартиры верхних этажей то оказывались выше капризов погоды, то попадали под потоки дождя и снега, едва достигавшие расположенных внизу улиц. В ясный день – такой, как сегодня, – в стеклах небоскреба отражались кварталы города, а солнце, казалось, обходило темные окна стороной, будто опасаясь, что попадет в ловушку.
Сверху вы могли увидеть Чертову кухню и Гудзон на западе и Эмпайр-Стейт-Билдинг на востоке. Чуть севернее линия горизонта была разорвана небоскребами Крайслера и Ситикорпа. На юге высился Мировой центр торговли: огромные башни заканчивались островерхими шпилями.
Расхаживая по своей квартире под самой крышей небоскреба. Остин Чедвик был убежден, что в мире не существует ничего, кроме таких вот роскошных апартаментов для избранных. Если бы он остановился и прислонился лбом к стеклу, то мог бы увидеть далеко внизу карликов в крошечных автомобилях на Шестой авеню, но такая мысль никогда не приходила ему в голову. Та жизнь, те клоуны ничего не значили для него. Он мог управлять ими, даже не глядя.
Чедвик любил представлять себе линии электропередачи, ведущие от одного небоскреба к другому: от высоких зданий Далласа и Лос-Анджелеса в Токио и Франкфурт, Лондон и Париж. По всему миру – он был уверен в этом – такие боссы, как он, сидели в заоблачных офисах, отдавали приказы и принимали решения, а люди на улицах были готовы исполнить любую их причуду.
Когда вошел Гарольд Стейнер, Чедвик стоял посередине комнаты лицом к двери, как если бы ждал уже давно. Не успел Стейнер сделать и пару шагов, как Чедвик спросил:
– Ну и как?
– Мы не знаем. Я имею в виду, пока еще не все ясно.
Чедвик не отошел ни на шаг, и Стейнеру пришлось остановиться в дверях: он не мог ни пойти навстречу своему собеседнику, ни обойти его, чтобы сесть в кожаное кресло у стола.
– Что-то пошло не так? Что именно?
– Похоже на то. – Стейнер сделал успокоительный жест: – Впрочем, ничего непоправимого.
Чедвик смотрел Стейнеру в глаза, пока тот не отвел их.
– Да нет, честно, Остин. – В его голосе послышалась неуверенность. – Так, кое-какие мелочи.
Шеф смотрел на него еще секунд десять. Наступило молчание, которое мог прервать только он; Наконец Чедвик сел за стол и начал перелистывать кипу написанных от руки бумажек. Это был крупный мужчина, шести футов роста, уже за пятьдесят, но все еще в форме. Он сидел за солидным столом красного дерева, за которым любой другой выглядел бы глупо или напыщенно.
– Ради Бога. – Он показал рукой на ближайший стул.
Стейнер подошел и сел с видом человека, ждущего заключения врача о своей кардиограмме.
– Дерьмо! – негромко выругался Чедвик. И, не отрывая глаз от бумаг, добавил: – Ты прочел вот это. – Чедвик сказал это так, словно ждал ответа на незаданный вопрос.
– На самом деле никто не знает...
– Что происходит, – закончил за него шеф.
Стейнер не был уверен, ждет ли Чедвик ответа или уже все сказал сам. Наконец он осторожно проговорил:
– Мы разобрались с этой Лоример.
Фраза повисла в воздухе. Чедвик продолжал читать, хотя было очевидно, что ему известно содержание этих бумаг.
Стейнер начал снова:
– Все сошло довольно гладко.
– Ты так думаешь?
Стейнер пожал плечами.
– Да, конечно.
Чедвик не стал ему возражать, только спросил, по-прежнему не поднимая глаз:
– А этот парень, Дикон?
– Я не о нем, – сказал Стейнер. – Я хочу сказать, когда Лоример была... – Казалось, он не решается назвать вещи своими именами.
– Убита, – подсказал Чедвик.
– Убита. – Стейнер кивнул, довольный тем, что Чедвик сам произнес это слово. – Все было отлично. Это сошло гладко.
– Так ли, Гарольд?
– Да. – У Стейнера это слово получилось похожим одновременно на смех и на кашель. Когда Чедвик назвал его по имени, он понял, что сказал что-то не то.
Аккуратно, будто не желая потревожить прохладный, кондиционированный воздух, Чедвик положил бумаги на стол и посмотрел налево, через плечо своего собеседника, на изломанную темно-синюю линию горизонта. Он вздохнул, и в его глазах появилось задумчивое выражение.
– Гарольд, – повторил он. – Гарольд, позволь мне рассказать тебе кое-что. Я провожу в этом офисе много часов. Сделки, знаешь ли, Гарольд, здесь постоянно заключаются сделки и принимаются решения. Масса проблем. Ты думаешь, у меня нет проблем в работе? Позволь, я расскажу тебе о них. Проблемы существуют. Мировые валюты падают и поднимаются на основных рынках, спрос и предложение не могут сами прийти в норму, конкуренты норовят посадить тебя в лужу, правительства... – Он замолчал. Стейнеру было явно не по себе. – Правительства ведут себя как дети, оставшиеся одни в лавке сладостей. Ты понимаешь, что я имею в виду, Гарольд, когда говорю про «лавку сладостей»?
Ответа не было, но он и не требовался.
– Весь мир, Гарольд. Весь мир – это лавка сладостей. – Чедвик подвинулся в кресле, и его взгляд упал на Стейнера. За внешней мягкостью взгляда чувствовалась твердость: под поверхностью спокойного моря таился коралловый риф. – Это огромное напряжение, Гарольд.
Я предугадываю и предсказываю будущее, точно оракул; взвешиваю возможную прибыль и возможные убытки; оцениваю результат того или иного маневра. Мне приходится быть дипломатом и тратить уйму времени на то, чтобы угождать всяким мудакам. Меня уже можно считать специалистом по заболеваниям прямой кишки. И что я имею благодаря этой адской работе, благодаря своим знаниям, благодаря крохоборству и пресмыканию? А вот что. Компания процветает, огонь свободного предпринимательства горит все сильнее. По всей земле распространяется демократия. А зануды, вроде тебя, Гарольд, похожие на тебя убогие кастраты ездят на уик-энды в Хэмптон на своих «вольво»-комби в сопровождении жен, которые больше всего в жизни боятся воспаления яичников и детей, которые вырастут и разочаруют тебя. По-моему, Гарольд, лучшую часть тебя твой отец слил в штанину. Ты должен знать, что, если я отдаю приказание сделать что-нибудь, я вправе ожидать, что все сойдет гладко. – Чедвик старательно подчеркивал те слова, которые употребил Стейнер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
* * *
Дикон вошел в комнату с двумя блюдами в руках: на одном лежал салат, на другом – макароны. Потом он вышел и скоро вернулся с куском пармезана и теркой для сыра.
Лаура улыбнулась. Ей нравилось, как уверенно он готовит еду.
Он сказал:
– Сейчас будет готово.
Лаура подошла к окну, чтобы почувствовать дуновение свежего ветра на лице, потом села за стол.
Глава 13
Здание было черно-серым и ужасно высоким. В пасмурный день затемненные окна и бетонные стены делали его похожим на базальтовую глыбу, фешенебельные квартиры верхних этажей то оказывались выше капризов погоды, то попадали под потоки дождя и снега, едва достигавшие расположенных внизу улиц. В ясный день – такой, как сегодня, – в стеклах небоскреба отражались кварталы города, а солнце, казалось, обходило темные окна стороной, будто опасаясь, что попадет в ловушку.
Сверху вы могли увидеть Чертову кухню и Гудзон на западе и Эмпайр-Стейт-Билдинг на востоке. Чуть севернее линия горизонта была разорвана небоскребами Крайслера и Ситикорпа. На юге высился Мировой центр торговли: огромные башни заканчивались островерхими шпилями.
Расхаживая по своей квартире под самой крышей небоскреба. Остин Чедвик был убежден, что в мире не существует ничего, кроме таких вот роскошных апартаментов для избранных. Если бы он остановился и прислонился лбом к стеклу, то мог бы увидеть далеко внизу карликов в крошечных автомобилях на Шестой авеню, но такая мысль никогда не приходила ему в голову. Та жизнь, те клоуны ничего не значили для него. Он мог управлять ими, даже не глядя.
Чедвик любил представлять себе линии электропередачи, ведущие от одного небоскреба к другому: от высоких зданий Далласа и Лос-Анджелеса в Токио и Франкфурт, Лондон и Париж. По всему миру – он был уверен в этом – такие боссы, как он, сидели в заоблачных офисах, отдавали приказы и принимали решения, а люди на улицах были готовы исполнить любую их причуду.
Когда вошел Гарольд Стейнер, Чедвик стоял посередине комнаты лицом к двери, как если бы ждал уже давно. Не успел Стейнер сделать и пару шагов, как Чедвик спросил:
– Ну и как?
– Мы не знаем. Я имею в виду, пока еще не все ясно.
Чедвик не отошел ни на шаг, и Стейнеру пришлось остановиться в дверях: он не мог ни пойти навстречу своему собеседнику, ни обойти его, чтобы сесть в кожаное кресло у стола.
– Что-то пошло не так? Что именно?
– Похоже на то. – Стейнер сделал успокоительный жест: – Впрочем, ничего непоправимого.
Чедвик смотрел Стейнеру в глаза, пока тот не отвел их.
– Да нет, честно, Остин. – В его голосе послышалась неуверенность. – Так, кое-какие мелочи.
Шеф смотрел на него еще секунд десять. Наступило молчание, которое мог прервать только он; Наконец Чедвик сел за стол и начал перелистывать кипу написанных от руки бумажек. Это был крупный мужчина, шести футов роста, уже за пятьдесят, но все еще в форме. Он сидел за солидным столом красного дерева, за которым любой другой выглядел бы глупо или напыщенно.
– Ради Бога. – Он показал рукой на ближайший стул.
Стейнер подошел и сел с видом человека, ждущего заключения врача о своей кардиограмме.
– Дерьмо! – негромко выругался Чедвик. И, не отрывая глаз от бумаг, добавил: – Ты прочел вот это. – Чедвик сказал это так, словно ждал ответа на незаданный вопрос.
– На самом деле никто не знает...
– Что происходит, – закончил за него шеф.
Стейнер не был уверен, ждет ли Чедвик ответа или уже все сказал сам. Наконец он осторожно проговорил:
– Мы разобрались с этой Лоример.
Фраза повисла в воздухе. Чедвик продолжал читать, хотя было очевидно, что ему известно содержание этих бумаг.
Стейнер начал снова:
– Все сошло довольно гладко.
– Ты так думаешь?
Стейнер пожал плечами.
– Да, конечно.
Чедвик не стал ему возражать, только спросил, по-прежнему не поднимая глаз:
– А этот парень, Дикон?
– Я не о нем, – сказал Стейнер. – Я хочу сказать, когда Лоример была... – Казалось, он не решается назвать вещи своими именами.
– Убита, – подсказал Чедвик.
– Убита. – Стейнер кивнул, довольный тем, что Чедвик сам произнес это слово. – Все было отлично. Это сошло гладко.
– Так ли, Гарольд?
– Да. – У Стейнера это слово получилось похожим одновременно на смех и на кашель. Когда Чедвик назвал его по имени, он понял, что сказал что-то не то.
Аккуратно, будто не желая потревожить прохладный, кондиционированный воздух, Чедвик положил бумаги на стол и посмотрел налево, через плечо своего собеседника, на изломанную темно-синюю линию горизонта. Он вздохнул, и в его глазах появилось задумчивое выражение.
– Гарольд, – повторил он. – Гарольд, позволь мне рассказать тебе кое-что. Я провожу в этом офисе много часов. Сделки, знаешь ли, Гарольд, здесь постоянно заключаются сделки и принимаются решения. Масса проблем. Ты думаешь, у меня нет проблем в работе? Позволь, я расскажу тебе о них. Проблемы существуют. Мировые валюты падают и поднимаются на основных рынках, спрос и предложение не могут сами прийти в норму, конкуренты норовят посадить тебя в лужу, правительства... – Он замолчал. Стейнеру было явно не по себе. – Правительства ведут себя как дети, оставшиеся одни в лавке сладостей. Ты понимаешь, что я имею в виду, Гарольд, когда говорю про «лавку сладостей»?
Ответа не было, но он и не требовался.
– Весь мир, Гарольд. Весь мир – это лавка сладостей. – Чедвик подвинулся в кресле, и его взгляд упал на Стейнера. За внешней мягкостью взгляда чувствовалась твердость: под поверхностью спокойного моря таился коралловый риф. – Это огромное напряжение, Гарольд.
Я предугадываю и предсказываю будущее, точно оракул; взвешиваю возможную прибыль и возможные убытки; оцениваю результат того или иного маневра. Мне приходится быть дипломатом и тратить уйму времени на то, чтобы угождать всяким мудакам. Меня уже можно считать специалистом по заболеваниям прямой кишки. И что я имею благодаря этой адской работе, благодаря своим знаниям, благодаря крохоборству и пресмыканию? А вот что. Компания процветает, огонь свободного предпринимательства горит все сильнее. По всей земле распространяется демократия. А зануды, вроде тебя, Гарольд, похожие на тебя убогие кастраты ездят на уик-энды в Хэмптон на своих «вольво»-комби в сопровождении жен, которые больше всего в жизни боятся воспаления яичников и детей, которые вырастут и разочаруют тебя. По-моему, Гарольд, лучшую часть тебя твой отец слил в штанину. Ты должен знать, что, если я отдаю приказание сделать что-нибудь, я вправе ожидать, что все сойдет гладко. – Чедвик старательно подчеркивал те слова, которые употребил Стейнер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99