Домой, к матери, путь заказан, там его поджидают либо пуля, либо наручники. Любимая девушка? Это был бы, пожалуй, самый лучший вариант, но прежде нужно её иметь. Симка — кандидатша на это высокое звание — оказалась примитивной предательницей.
Парень привычно изгнал из сознания симкин образ. В нынешнем его положении расслабляться слишком опасно.
Итак, вперед, к Окурку!
Николай осторожно, по волчьи пригнувшись, вбирая в себя вечерние звуки засыпающий Москвы, двинулся вдоль строя домов. Иногда, прижавшись к стене очередного здания, изучал дальнейший маршрут. Он ни на минуту не забывал о парнях, которым сторож-старик, наверняка, рассказал все, что знал. В том числе, о красной «оке» Сансаныча и его пассажире с пораненной щекой, которого автовладелец подрядился доставить на Профсоюзную улицу к повороту на Теплый Стан.
Значит, двое крепких килеров, вооруженных автоматом и пистолетом, наводят шмон в этом районе. А противостоит им раненный, утомленный бывший десантник, недавний зек, замордованный ментами.
Еще один обход вокруг башни, замыкающей очередное дворовое пространство. Ломаная лавочка, затененная разросшимся кустарником, возле входа в под»езд. Родимцев присел, подобрал ноги — в случае чего прыгнуть на нападающего, выбить из рук оружие — принялся массажировать икры.
Судя по описанию Семки, живет он в этой башне. Мать во время свидания в следственном изоляторе прижала к стеклу исписанную Тыркиным тетрадочную страницу. Потом показала конверт с адресом. Точно, пятнадцатая башня, восьмой этаж, сорок пятая квартира!
Время — двенадцатый час ночи — конечно, не для нанесения пусть даже дружеских визитов, но иного выхода нет. Не должен Окурок выставить его за дверь, не должен! Бывшему сослуживцу обязательно будут предоставлены горячий ужин и раскладушка с чистым постельным бельем.
Несмотря на позднее время, Николай ещё раз обошел вокруг башни, прислушался, осмотрелся. Страшно не хотелось тащить за собой хвост, подставлять армейского дружка. Такой поступок пахнет предательством, а сержант Родимцев никогда предателем не был.
Но вокруг тишина, ни одного человека. Если не считать тщедушного мужика в пижаме, выгуливающего крохотную лохматую собаченку. Представить его милицейским топтуном либо бандитским прихвостнем все равно, что его щенка взрослой овчаркой.
И все же не мешает убедиться. Риск невелик, с хилым пижамником он одной рукой справится.
Парень поднял окровавленный воротник рубашки, прикрыл носовым платком рану на щеке. Ничего подозрительного — болят зубы. Подошел к мужику.
— Приспичило псу? — дружелюбно спросил он, настороженно оглядывая собачника. — Поздненько для прогулок.
— И не говори, друг, — с досадой ответил мужик. — Как полночь, это сатанинское отродье выть начинает, царапать дверь. Замучился. Жена — с ножом к горлу — выведи Мальчика пописять и — все тут. Откажешь — очередной семейный скандал. Вот и приходится…
— А ты бы отвез эту доставалу подальше и оставил — авось, подберет какой-нибудь полуночник.
— Не раз хотел, да жинка — в слезы. Больно уж по душе ей пришлась лохматая тварь…
Дружно посмеялись над собачьими и женскими причудами.
Николай, отмахиваясь от комаров сорванной с дерева веткой, вошел в под»езд. На самом деле — напряжен и собран. Если и поджидают его килеры, то только на первом этаже возле лифта. Поднимать стрельбу на лестнице им небезопасно — разбуженные жильцы мигом вызовут милицию.
Но в холле башни — никого. За исключением спящего на подстеленной газете бомжа. Рядом с ним — ополовиненная бутылка водки, валяющийся на боку грязный стакан, черствый ломоть хлеба. Николай брезгливо переступил через разбросанные ноги алкаша, обутые в рванные кросовки. Помедлив, нажал кнопку вызова лифта — она загорелась.
Слава Богу, не отключен, не придется считать ступеньки, ожидая на каждой площадке нацеленные стволы.
Покинув грязную, со стойким запахом мочи, лифтовую кабину парень постоял возле двери, оббитой коричневым дермантином. Заглянул на пролет лестницы, ведущий на девятый этаж, обследовал седьмой. Кажется, никакой опасности, можно не тревожиться. Затаив дыхание, позвонил.
Тройное нажатие пуговки звонка — два раза быстро, один — спустя пяток секунд. Условный знак, значение которого Семка должен отлично помнить. Именно так Николай сигналил ему нажатием указательным пальцем на ладонь, когда друзья пробирались в самоволку к одному им известному пролому в заборе, огораживающем гарнизон десантного полка. Дескать, замри — патруль!
Тыркин открыл дверь сразу, без предварительных распросов — кто да зачем, да кого нужно? Пропустил в полутемную прихожую гостя, защелкнул три хитрых замка.
— Освободили? — негромко спросил он, закрывая приоткрытую дверь в комнату. — Или… самовывозом?
— Жена спит? — вопросом на вопрос ответил Родимцев, проходя на кухню. — Базар не для женских ушей.
— Третий сон видит Наташка, — усмехнулся хозяин, доставая из шкафчика початую бутылку водки и трехлитровую банку с консервированными огурцами. — Здорова она спать — позавидуешь! Не успеет положить голову на подушку — все, отключается… Значит, все же слинял?
Отвечать на вторично заданный вопрос не хотелось. Интересно, откуда взял Окурок, что Николая снова посадили? Говорить, оправдываться — унижаться, а унижений в любой форме Родимцев не терпел.
— Живешь, как надо, — одобрительно оглядел он новый кухонный гарнитур. — только пацаньего визга не хватает. Плохо стараешься, дружан.
— Понесла Наташка, — понизив голос до шопота, проинформировал Семка. — Через полгода должна разродиться. Считай себя крестным отцом…
— Спасибо, — шутливо склонил гость всклокоченную голову. — Работаешь?
— Как сказать. Говорил уже тебе: поначалу временно притерся в морге — обмывал и одевал покойничков. Работа — не бей лежачего, платили — сответственно — гроши. Теперь мент-своячок нашел мне более выгодную работенку. В охране. Сутки отдежуришь, трое балдеешь с жинкой. И плата, невпример мертвецкой, приличная… Что у тебя со щекой?
Николай пренебрежительно отмахнулся, прошелся пальцами по багровому рубцу.
— Мелочевка. Напоролся на сучок…
— Не темни, Колька, Не крути круги на воде. За кого держишь меня? Неужто я разучился распознавать огнестрельную рану?… Скажи честно: бежал?
— Откуда взял? Никто меня не сажал, понятно? — нехотя проговорил Родимцев.
— Откуда да почему да зачем, — недовольно пробурчал великан. — Сорока на хвосте принесла… Даже — две сороки, — неожиданно рассмеялся он. — Симка сообщила Наташке, Наташка — мне.
Николай задумчиво покатал по столу пустой стакан. Вот оно что! Любовница подкинула информацию для размышления.
— Брешет Симка, ясно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Парень привычно изгнал из сознания симкин образ. В нынешнем его положении расслабляться слишком опасно.
Итак, вперед, к Окурку!
Николай осторожно, по волчьи пригнувшись, вбирая в себя вечерние звуки засыпающий Москвы, двинулся вдоль строя домов. Иногда, прижавшись к стене очередного здания, изучал дальнейший маршрут. Он ни на минуту не забывал о парнях, которым сторож-старик, наверняка, рассказал все, что знал. В том числе, о красной «оке» Сансаныча и его пассажире с пораненной щекой, которого автовладелец подрядился доставить на Профсоюзную улицу к повороту на Теплый Стан.
Значит, двое крепких килеров, вооруженных автоматом и пистолетом, наводят шмон в этом районе. А противостоит им раненный, утомленный бывший десантник, недавний зек, замордованный ментами.
Еще один обход вокруг башни, замыкающей очередное дворовое пространство. Ломаная лавочка, затененная разросшимся кустарником, возле входа в под»езд. Родимцев присел, подобрал ноги — в случае чего прыгнуть на нападающего, выбить из рук оружие — принялся массажировать икры.
Судя по описанию Семки, живет он в этой башне. Мать во время свидания в следственном изоляторе прижала к стеклу исписанную Тыркиным тетрадочную страницу. Потом показала конверт с адресом. Точно, пятнадцатая башня, восьмой этаж, сорок пятая квартира!
Время — двенадцатый час ночи — конечно, не для нанесения пусть даже дружеских визитов, но иного выхода нет. Не должен Окурок выставить его за дверь, не должен! Бывшему сослуживцу обязательно будут предоставлены горячий ужин и раскладушка с чистым постельным бельем.
Несмотря на позднее время, Николай ещё раз обошел вокруг башни, прислушался, осмотрелся. Страшно не хотелось тащить за собой хвост, подставлять армейского дружка. Такой поступок пахнет предательством, а сержант Родимцев никогда предателем не был.
Но вокруг тишина, ни одного человека. Если не считать тщедушного мужика в пижаме, выгуливающего крохотную лохматую собаченку. Представить его милицейским топтуном либо бандитским прихвостнем все равно, что его щенка взрослой овчаркой.
И все же не мешает убедиться. Риск невелик, с хилым пижамником он одной рукой справится.
Парень поднял окровавленный воротник рубашки, прикрыл носовым платком рану на щеке. Ничего подозрительного — болят зубы. Подошел к мужику.
— Приспичило псу? — дружелюбно спросил он, настороженно оглядывая собачника. — Поздненько для прогулок.
— И не говори, друг, — с досадой ответил мужик. — Как полночь, это сатанинское отродье выть начинает, царапать дверь. Замучился. Жена — с ножом к горлу — выведи Мальчика пописять и — все тут. Откажешь — очередной семейный скандал. Вот и приходится…
— А ты бы отвез эту доставалу подальше и оставил — авось, подберет какой-нибудь полуночник.
— Не раз хотел, да жинка — в слезы. Больно уж по душе ей пришлась лохматая тварь…
Дружно посмеялись над собачьими и женскими причудами.
Николай, отмахиваясь от комаров сорванной с дерева веткой, вошел в под»езд. На самом деле — напряжен и собран. Если и поджидают его килеры, то только на первом этаже возле лифта. Поднимать стрельбу на лестнице им небезопасно — разбуженные жильцы мигом вызовут милицию.
Но в холле башни — никого. За исключением спящего на подстеленной газете бомжа. Рядом с ним — ополовиненная бутылка водки, валяющийся на боку грязный стакан, черствый ломоть хлеба. Николай брезгливо переступил через разбросанные ноги алкаша, обутые в рванные кросовки. Помедлив, нажал кнопку вызова лифта — она загорелась.
Слава Богу, не отключен, не придется считать ступеньки, ожидая на каждой площадке нацеленные стволы.
Покинув грязную, со стойким запахом мочи, лифтовую кабину парень постоял возле двери, оббитой коричневым дермантином. Заглянул на пролет лестницы, ведущий на девятый этаж, обследовал седьмой. Кажется, никакой опасности, можно не тревожиться. Затаив дыхание, позвонил.
Тройное нажатие пуговки звонка — два раза быстро, один — спустя пяток секунд. Условный знак, значение которого Семка должен отлично помнить. Именно так Николай сигналил ему нажатием указательным пальцем на ладонь, когда друзья пробирались в самоволку к одному им известному пролому в заборе, огораживающем гарнизон десантного полка. Дескать, замри — патруль!
Тыркин открыл дверь сразу, без предварительных распросов — кто да зачем, да кого нужно? Пропустил в полутемную прихожую гостя, защелкнул три хитрых замка.
— Освободили? — негромко спросил он, закрывая приоткрытую дверь в комнату. — Или… самовывозом?
— Жена спит? — вопросом на вопрос ответил Родимцев, проходя на кухню. — Базар не для женских ушей.
— Третий сон видит Наташка, — усмехнулся хозяин, доставая из шкафчика початую бутылку водки и трехлитровую банку с консервированными огурцами. — Здорова она спать — позавидуешь! Не успеет положить голову на подушку — все, отключается… Значит, все же слинял?
Отвечать на вторично заданный вопрос не хотелось. Интересно, откуда взял Окурок, что Николая снова посадили? Говорить, оправдываться — унижаться, а унижений в любой форме Родимцев не терпел.
— Живешь, как надо, — одобрительно оглядел он новый кухонный гарнитур. — только пацаньего визга не хватает. Плохо стараешься, дружан.
— Понесла Наташка, — понизив голос до шопота, проинформировал Семка. — Через полгода должна разродиться. Считай себя крестным отцом…
— Спасибо, — шутливо склонил гость всклокоченную голову. — Работаешь?
— Как сказать. Говорил уже тебе: поначалу временно притерся в морге — обмывал и одевал покойничков. Работа — не бей лежачего, платили — сответственно — гроши. Теперь мент-своячок нашел мне более выгодную работенку. В охране. Сутки отдежуришь, трое балдеешь с жинкой. И плата, невпример мертвецкой, приличная… Что у тебя со щекой?
Николай пренебрежительно отмахнулся, прошелся пальцами по багровому рубцу.
— Мелочевка. Напоролся на сучок…
— Не темни, Колька, Не крути круги на воде. За кого держишь меня? Неужто я разучился распознавать огнестрельную рану?… Скажи честно: бежал?
— Откуда взял? Никто меня не сажал, понятно? — нехотя проговорил Родимцев.
— Откуда да почему да зачем, — недовольно пробурчал великан. — Сорока на хвосте принесла… Даже — две сороки, — неожиданно рассмеялся он. — Симка сообщила Наташке, Наташка — мне.
Николай задумчиво покатал по столу пустой стакан. Вот оно что! Любовница подкинула информацию для размышления.
— Брешет Симка, ясно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72