И манеры такого мужчины совсем иные: они мягче, изящнее, нежнее в нём вы найдёте почти все пороки и добродетели, присущие женщине, вы обнаружите в нём даже слабость - всё будет напоминать женские увлечения и порой женские черты и привычки. Разве возможно, чтобы Природа, уподобляя их женщинам, могла возмутиться их женскими вкусами? Разве не очевидно, что этот тип мужчин отличается от другого тип, коий Природа создала для того, чтобы уменьшить или свести к минимуму размножение, чрезмерность которого была бы для неё пагубна?.. Ах, дорогая Эжени, если бы вы знали, какое восхитительное чувство испытываешь, когда громадный хуй заполняет ваш зад, когда задвинутый по самые яйца, он там трепещет, ощупывает, а потом вытаскивается до самой крайней плоти, чуть медлит и возвращается, снова вонзается до самых волос!
Нет-нет! Во всём мире не найдётся наслаждения, которое могло бы сравниться с этим: это наслаждение философов, героев оно было бы наслаждением богов, если бы органы, участвующие в этом священном соитии, не являлись бы сами единственными божествами, которых мы обязаны чтить на земле! (11)
ЭЖЕНИ, (очень возбуждённая.) - О, друзья мои, я хочу, чтобы меня выжопили!..
Вот мои ягодицы... Я даю их вам!.. Ебите меня, пока я не кончу!..
(Произнеся эти слова, она падает в объятия госпожи де Сент-Анж, которая прижимает её к себе, стискивает в объятиях и предлагает Дольмансе поднятые ягодицы юной девушки.)
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Божественный наставник, разве вы откажетесь от подобного предложения? Разве не соблазняет вас этот восхитительный зад?
Смотрите, как он зияет, как он подмигивает вам!
ДОЛЬМАНСЕ. - Прошу прощения, прекрасная Эжени, но я не возьму на себя труд погасить пламя, которое я разжёг, если вы и впрямь того желаете. Милое дитя, в моих глазах вы обладаете огромным недостатком, ибо вы женщина. Я был настолько заботлив по отношению к вам, что пренебрёг этим во имя того, чтобы отведать плодов вашей девственности. Хочу надеяться, что Ваше доброе мнение обо мне не изменится из-за того, что я останавливаюсь на сём: за это дело возьмётся шевалье. Его сестра, оснащённая этим искусственным хуем, нанесёт жопе брата устрашающие удары, подставляя свой восхитительный зад Огюстэну, который выжопит её и которого я буду ебать в то же время. Я не хочу скрывать, что прекрасная жопа этого парня подаёт мне знаки уже целый час, и я хочу непременно расплатиться с ним за то, что он делал со мной.
ЭЖЕНИ. - Я соглашаюсь с этой поправкой. Но, по правде говоря, откровенность вашего признания не компенсирует его неделикатность.
ДОЛЬМАНСЕ. - Тысячу извинений, мадемуазель. Но мы, бугры, придаём большое значение честности и точности следования нашим принципам.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Однако, люди, имеющие обыкновение, подобно вам, брать только сзади, не пользуются репутацией честных.
ДОЛЬМАНСЕ. - Да, в нас есть немножко предательства и немножко лживости.
Но, мадам, я ведь вам продемонстрировал, что эти качества необходимы человеку в обществе. Мы обречены жить среди людей, которые всеми силами стараются утаить от нас свои пороки и выставить напоказ фальшивые добродетели, которые они в глубине души презирают, и поэтому нам было бы весьма опасно быть только откровенными, так как они, очевидно, этим бы пользовались и с лёгкостью нас надували. Необходимость притворства и лицемерия завещана нам обществом - уж давайте признаем этот факт. Уделите мне мгновение, мадам, чтобы я мог привести вам один пример: нет в мире, бесспорно, человека более растленного, чем я. Так вот, все мои знакомые обманываются во мне спросите их, что они обо мне думают - все скажут, что я честный человек, тогда как нет ни одного преступления, которое не приносило бы мне самые изысканные наслаждения.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - О! Но вы ведь не пытаетесь убедить меня, будто вы совершали жестокости.
ДОЛЬМАНСЕ. - Жестокости... и вправду, мадам, мне случалось творить ужасные вещи.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Фи, вы - как человек, который сказал исповеднику:
Бесполезно вдаваться в детали, но можете быть уверены, что за исключением убийства и воровства, я совершил всё.
ДОЛЬМАНСЕ. - Да, мадам, я сказал бы то же самое, но опуская исключения.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Как! распутник, вы осмелились...
ДОЛЬМАНСЕ. - На всё, мадам, на всё. Разве с моим темпераментом и принципами можно в чем-либо себе отказать?
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Ах! Давайте ебаться! Ебаться!.. Я больше не могу слышать этих слов, мы ещё поговорим об этом. Попридержите свои признания, Дольмансе. Внимать им надо только на свежую голову. А когда у вас эрекция, правдивость исчезает из ваших речей, вы говорите о каких-то ужасах, что является лишь правдоподобными фантазиями возбуждённого воображения. (Все встают в соответствующие позы.)
ДОЛЬМАНСЕ. - Одну минутку, шевалье, одну минутку, я сам введу его, но для начала - и я хочу попросить прощения за это у прекрасной Эжени - она должна позволить мне высечь её, чтобы привести её в нужное состояние. (Он хлещет её.)
ЭЖЕНИ. - Бесполезное занятие, я уверяю вас... Признайтесь, Дольмансе, что оно удовлетворяет вашу похоть, но прошу вас, не притворяйтесь, будто вы стараетесь для меня.
ДОЛЬМАНСЕ, продолжая весело сечь. - О, скоро вы заговорите иначе!.. Вы ещё не вошли во вкус... Но погоди, сучка, я вас выпорю как следует!
ЭЖЕНИ. - О Боже! Как он загорелся... И мои ягодицы горят!.. Мне больно...
правда!
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Я отомщу за тебя, моя милая. Он получит сполна. (Она берёт хлыст и хлещет им Дольмансе.)
ДОЛЬМАНСЕ. - Благодарю от всего сердца. Прошу только одной милости у Эжени: согласиться, чтобы я её хлестал так же сильно, как сам желаю быть высеченным - заметьте, что я легко остаюсь в пределах законов Природы. Но постойте, давайте примем нужные позы: пусть Эжени залезет вам на спину, мадам, и обнимет вас за шею, как дети, которых матери носят на спине. Таким образом, передо мной окажутся две жопы, и я буду их сечь вместе. Шевалье и Огюстэн будут трудиться надо мной и сечь мои ягодицы... Да, именно так...
Всё как надо... Какое наслажденье!
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Не жалейте эту негодницу, заклинаю вас. Раз уж я не прошу у вас пощады, хочу, чтобы и вы никого не щадили.
ЭЖЕНИ. - Ой!ой! Мне кажется, у меня течёт кровь!
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Она украсит наши ягодицы, придавая им цвет... Смелее, мой ангел, смелее помни, что через боль мы приходим к наслаждению.
ЭЖЕНИ. - Я больше не могу!
ДОЛЬМАНСЕ, на мгновение останавливается, любуясь своей работой, и потом хлещет снова. - Ещё пятьдесят, Эжени, пятьдесят по любой ягодице и всё. О!
Суки! С каким наслаждением вы теперь будете ебаться! (Композиция распадается.)
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ, (рассматривая ягодицы Эжени.) - Бедняжка, её зад весь в крови! Бестия, какое наслаждение ты получаешь, целуя следы своей жестокости!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Нет-нет! Во всём мире не найдётся наслаждения, которое могло бы сравниться с этим: это наслаждение философов, героев оно было бы наслаждением богов, если бы органы, участвующие в этом священном соитии, не являлись бы сами единственными божествами, которых мы обязаны чтить на земле! (11)
ЭЖЕНИ, (очень возбуждённая.) - О, друзья мои, я хочу, чтобы меня выжопили!..
Вот мои ягодицы... Я даю их вам!.. Ебите меня, пока я не кончу!..
(Произнеся эти слова, она падает в объятия госпожи де Сент-Анж, которая прижимает её к себе, стискивает в объятиях и предлагает Дольмансе поднятые ягодицы юной девушки.)
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Божественный наставник, разве вы откажетесь от подобного предложения? Разве не соблазняет вас этот восхитительный зад?
Смотрите, как он зияет, как он подмигивает вам!
ДОЛЬМАНСЕ. - Прошу прощения, прекрасная Эжени, но я не возьму на себя труд погасить пламя, которое я разжёг, если вы и впрямь того желаете. Милое дитя, в моих глазах вы обладаете огромным недостатком, ибо вы женщина. Я был настолько заботлив по отношению к вам, что пренебрёг этим во имя того, чтобы отведать плодов вашей девственности. Хочу надеяться, что Ваше доброе мнение обо мне не изменится из-за того, что я останавливаюсь на сём: за это дело возьмётся шевалье. Его сестра, оснащённая этим искусственным хуем, нанесёт жопе брата устрашающие удары, подставляя свой восхитительный зад Огюстэну, который выжопит её и которого я буду ебать в то же время. Я не хочу скрывать, что прекрасная жопа этого парня подаёт мне знаки уже целый час, и я хочу непременно расплатиться с ним за то, что он делал со мной.
ЭЖЕНИ. - Я соглашаюсь с этой поправкой. Но, по правде говоря, откровенность вашего признания не компенсирует его неделикатность.
ДОЛЬМАНСЕ. - Тысячу извинений, мадемуазель. Но мы, бугры, придаём большое значение честности и точности следования нашим принципам.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Однако, люди, имеющие обыкновение, подобно вам, брать только сзади, не пользуются репутацией честных.
ДОЛЬМАНСЕ. - Да, в нас есть немножко предательства и немножко лживости.
Но, мадам, я ведь вам продемонстрировал, что эти качества необходимы человеку в обществе. Мы обречены жить среди людей, которые всеми силами стараются утаить от нас свои пороки и выставить напоказ фальшивые добродетели, которые они в глубине души презирают, и поэтому нам было бы весьма опасно быть только откровенными, так как они, очевидно, этим бы пользовались и с лёгкостью нас надували. Необходимость притворства и лицемерия завещана нам обществом - уж давайте признаем этот факт. Уделите мне мгновение, мадам, чтобы я мог привести вам один пример: нет в мире, бесспорно, человека более растленного, чем я. Так вот, все мои знакомые обманываются во мне спросите их, что они обо мне думают - все скажут, что я честный человек, тогда как нет ни одного преступления, которое не приносило бы мне самые изысканные наслаждения.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - О! Но вы ведь не пытаетесь убедить меня, будто вы совершали жестокости.
ДОЛЬМАНСЕ. - Жестокости... и вправду, мадам, мне случалось творить ужасные вещи.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Фи, вы - как человек, который сказал исповеднику:
Бесполезно вдаваться в детали, но можете быть уверены, что за исключением убийства и воровства, я совершил всё.
ДОЛЬМАНСЕ. - Да, мадам, я сказал бы то же самое, но опуская исключения.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Как! распутник, вы осмелились...
ДОЛЬМАНСЕ. - На всё, мадам, на всё. Разве с моим темпераментом и принципами можно в чем-либо себе отказать?
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Ах! Давайте ебаться! Ебаться!.. Я больше не могу слышать этих слов, мы ещё поговорим об этом. Попридержите свои признания, Дольмансе. Внимать им надо только на свежую голову. А когда у вас эрекция, правдивость исчезает из ваших речей, вы говорите о каких-то ужасах, что является лишь правдоподобными фантазиями возбуждённого воображения. (Все встают в соответствующие позы.)
ДОЛЬМАНСЕ. - Одну минутку, шевалье, одну минутку, я сам введу его, но для начала - и я хочу попросить прощения за это у прекрасной Эжени - она должна позволить мне высечь её, чтобы привести её в нужное состояние. (Он хлещет её.)
ЭЖЕНИ. - Бесполезное занятие, я уверяю вас... Признайтесь, Дольмансе, что оно удовлетворяет вашу похоть, но прошу вас, не притворяйтесь, будто вы стараетесь для меня.
ДОЛЬМАНСЕ, продолжая весело сечь. - О, скоро вы заговорите иначе!.. Вы ещё не вошли во вкус... Но погоди, сучка, я вас выпорю как следует!
ЭЖЕНИ. - О Боже! Как он загорелся... И мои ягодицы горят!.. Мне больно...
правда!
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Я отомщу за тебя, моя милая. Он получит сполна. (Она берёт хлыст и хлещет им Дольмансе.)
ДОЛЬМАНСЕ. - Благодарю от всего сердца. Прошу только одной милости у Эжени: согласиться, чтобы я её хлестал так же сильно, как сам желаю быть высеченным - заметьте, что я легко остаюсь в пределах законов Природы. Но постойте, давайте примем нужные позы: пусть Эжени залезет вам на спину, мадам, и обнимет вас за шею, как дети, которых матери носят на спине. Таким образом, передо мной окажутся две жопы, и я буду их сечь вместе. Шевалье и Огюстэн будут трудиться надо мной и сечь мои ягодицы... Да, именно так...
Всё как надо... Какое наслажденье!
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Не жалейте эту негодницу, заклинаю вас. Раз уж я не прошу у вас пощады, хочу, чтобы и вы никого не щадили.
ЭЖЕНИ. - Ой!ой! Мне кажется, у меня течёт кровь!
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Она украсит наши ягодицы, придавая им цвет... Смелее, мой ангел, смелее помни, что через боль мы приходим к наслаждению.
ЭЖЕНИ. - Я больше не могу!
ДОЛЬМАНСЕ, на мгновение останавливается, любуясь своей работой, и потом хлещет снова. - Ещё пятьдесят, Эжени, пятьдесят по любой ягодице и всё. О!
Суки! С каким наслаждением вы теперь будете ебаться! (Композиция распадается.)
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ, (рассматривая ягодицы Эжени.) - Бедняжка, её зад весь в крови! Бестия, какое наслаждение ты получаешь, целуя следы своей жестокости!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55