Зонт был гораздо удобнее для нападения, чем для защиты. Может быть, Люба носила его именно в надежде на такую вот встречу? А может, просто потому, что привыкла к оружию и чувствовала себя с ним более уверенно? Она и сама на эти вопросы с полной определенностью не ответила бы.
Так или иначе, но, отпустив Жеку метров на тридцать, она пошла следом за ним. Очень далеко от него находиться не хотелось, но и дышать в ухо не следовало.
Впереди Любы тяжеловесно топала могучая баба, тащившая в каждой руке по здоровенной связке обоев, а рядом с ней — детинушка, несший на спине громадный рюкзак — опять-таки с обоями. Прикрываясь этой парой, Люба выбралась из метро почти незаметно для Жеки. Но только почти.
Обои, к сожалению, Любу не скрыли. Жека сумел-таки ее запеленговать. Но это его вовсе не испугало. Люба ничуть не походила на существо, опасное для здоровья (даже в кожно-венерическом смысле слова). Вместе с тем Жека понимал, что этой метелочке вряд ли доверят получение «дипломата». Так, понаблюдает и уйдет.
Люба еще колебалась. Если бы она увидела, как кто-то подходит к Жеке, то отказалась бы от своего замысла. Наверно, точно так же она поступила бы, если б увидела, что он шагает к автобусам или договаривается с водителем-частником. Но Жека пошел в темноту парка Дружбы, и этим все решилось.
Она не последовала за ним на ту же аллею, а свернула на какую-то тропку, петляющую между деревьев, но ведущую в том же направлении. Тут ей пришло в голову, что надо подготовить к бою зонт. Забежав в неосвещенное пространство между несколькими елями, она сдернула заглушку с дула своего зонта, повернула рукоять до щелчка и загнала патрон в ствол.
Эта задержка ей очень помогла. Потому что она успела заметить, как по аллее следом за Жекой двинулись три человека. Если б поторопилась, так и не заметила бы их. У нее было одно преимущество — Жека и те, что шли за ним, двигались ближе к краю парка и немного подсвечивались огнями домов и уличными фонарями Фестивальной улицы, а она перебегала на фоне темных деревьев и подтаявшего, черноватого снега.
Она уже кляла себя за дурь. Надо было остановиться и прекратить эту идиотскую погоню. Даже если те трое — обыкновенные алкаши, отошедшие «сообразить» и не имеющие никакого отношения к мужику в зеленом плаще, они свидетели. А если имеют, то есть, скажем, страхуют его или пасут, то еще хуже. Нет, Люба все это понимала, но все равно продолжала идти за Жекой и теми тремя.
Жажда мести была явно сильнее разума…
…То, что девушка, которая, как полагал Жека, приставленная его сопровождать, куда-то исчезла, не удивило «чрезвычайного и полномочного посла». И что вместо нее за его спиной очутились три плечистых молодца — тоже. Хотя, конечно, обстоятельство это Жеку не очень обрадовало. Он понимал, что человек, которому он должен передать кейс в собственные руки, наверняка один не придет. Но и ошибиться не хотелось. Могли эти ребята, например, просто оказаться гоп-стопниками, которые положили глаз на плащ и «дипломат». Конечно, те, кто заставил его мотаться по городу с утра до вечера, назначали встречу вовсе не для того, чтоб отдать желанный кейс кому-то другому, но все-таки… Те, сзади, однако, не приближались, держали дистанцию.
Жека остановился у не оттаявшего еще пруда. Ждал, пока подойдут. Нервничал, но не уходил. Троица подошла, и тот, Кто был среди них главным, неторопливо сказал:
— Здравствуйте. Я Григорий Андреевич. Что у вас для меня?
— Вот это, — ответил Жека, протягивая «дипломат».
Корень, за который Люба зацепилась носком сапога, вовсе не собирался быть «корнем зла». Он просто торчал себе на проталине, наверно, уже подсасывая из почвы влагу, необходимую для весеннего пробуждения своего дерева, и никаких заподлянок творить не собирался. Но именно он стал причиной множества страшных и неприятных событий для немалого числа людей, поставив иных на грань жизни и смерти, а других катастрофически разочаровав в самых радужных и приятных надеждах.
Споткнувшись, Люба полетела ничком, инстинктивно выставив вперед руки с зонтом. Как была нажата роковая кнопка — ее память не сохранила. Но то, что зонт выстрелил, услышала сразу. Хотя буквально через доли секунды после звонкого хлопка где-то впереди, там, у пруда, мелькнула оранжевая вспышка и раскатился гулкий взрыв…
Как Люба очутилась у метро, припомнить она не могла. Может, бежала со всех ног, а может, шла спокойным шагом. Даже, видимо, отряхнуться где-то успела, потому что ни контролерша у входа, ни милиционер внимания на нее не обратили.
Голова заработала уже в вагоне. Она поняла, что ее случайный выстрел скорее всего попал в «дипломат», где у мужика в зеленом плаще лежало что-то взрывчатое. Она не знала о пластите под обивкой кейса, но догадывалась, что взрыв был не хилый. Вряд ли те, что сошлись вчетвером у пруда, имели шансы уцелеть.
Нет, не так ей хотелось отомстить. Впрочем, удалось ли ей это вообще, если б не промысел Божий? Придя домой, она зажгла небольшую свечку — в старину их называли «копеечными» — и поставила перед образом Спасителя — иконой, оставшейся от Сони. Молитв настоящих она не знала, а потому, неловко встав на колени, стала неумело кланяться и креститься, бормоча одно и то же: «Слава тебе, Господи! Слава тебе, Господи! Слава тебе, Господи!…» Утром самолет унес ее в столицу самостийной и незалежной Украины.
ПОСЛЕДСТВИЕ НОМЕР ОДИН
— Вот и весна… — вздохнул седоголовый человек в штатском с несколькими рядами орденских планок на пиджаке. — Ждешь, ждешь ее, а она вон какие сюрпризики подбрасывает. Что ж ты так, Сережа? Зачем так резко и сразу?
— Михалыч, это не мои. Могу голову на отсечение дать.
— Ну, это для тебя не проблема. Ты — Чудо-юдо, у тебя еще десять штук в запасе. Кстати, кто тебе такую кличку придумал?
— Сынок родной, Димуля.
— Тот, что погиб?
— Будем говорить так — тот, что пропал. Пока не найду трупа, буду считать пропавшим без вести.
— А все же кто-то должен ответить за Цезаря. Никто не верит, что этот курьер был камикадзе-самоучкой.
— Посуди сам, какой мне резон разбираться с Цезарем? Разве мы с ним плохо работали? Нет. Это какая-то незапланированная случайность, и все.
— Очень трудно будет кого-то убедить. У Цезаря много друзей, и почти все жаждут крови.
— Ах, они крови жаждут? Если очень жаждут — могу пустить. Я в последнее время много гуманничал, к сожалению. Уговаривал, убеждал, а стрелял — мало. Пусть попробуют говорить на таком языке, посмотрим…
— Да, тебя, брат, не замай… Но и ты не хорохорься. Я знаю, что кое-кто уже поговаривает: «Нам Баринов — не барин, а мы — не холопы». Иногда самые ближние под монастырь подводят.
— Можно и ближнюю дурную траву — с поля вон.
— Все можно. Только Цезаря ты тронул зря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146
Так или иначе, но, отпустив Жеку метров на тридцать, она пошла следом за ним. Очень далеко от него находиться не хотелось, но и дышать в ухо не следовало.
Впереди Любы тяжеловесно топала могучая баба, тащившая в каждой руке по здоровенной связке обоев, а рядом с ней — детинушка, несший на спине громадный рюкзак — опять-таки с обоями. Прикрываясь этой парой, Люба выбралась из метро почти незаметно для Жеки. Но только почти.
Обои, к сожалению, Любу не скрыли. Жека сумел-таки ее запеленговать. Но это его вовсе не испугало. Люба ничуть не походила на существо, опасное для здоровья (даже в кожно-венерическом смысле слова). Вместе с тем Жека понимал, что этой метелочке вряд ли доверят получение «дипломата». Так, понаблюдает и уйдет.
Люба еще колебалась. Если бы она увидела, как кто-то подходит к Жеке, то отказалась бы от своего замысла. Наверно, точно так же она поступила бы, если б увидела, что он шагает к автобусам или договаривается с водителем-частником. Но Жека пошел в темноту парка Дружбы, и этим все решилось.
Она не последовала за ним на ту же аллею, а свернула на какую-то тропку, петляющую между деревьев, но ведущую в том же направлении. Тут ей пришло в голову, что надо подготовить к бою зонт. Забежав в неосвещенное пространство между несколькими елями, она сдернула заглушку с дула своего зонта, повернула рукоять до щелчка и загнала патрон в ствол.
Эта задержка ей очень помогла. Потому что она успела заметить, как по аллее следом за Жекой двинулись три человека. Если б поторопилась, так и не заметила бы их. У нее было одно преимущество — Жека и те, что шли за ним, двигались ближе к краю парка и немного подсвечивались огнями домов и уличными фонарями Фестивальной улицы, а она перебегала на фоне темных деревьев и подтаявшего, черноватого снега.
Она уже кляла себя за дурь. Надо было остановиться и прекратить эту идиотскую погоню. Даже если те трое — обыкновенные алкаши, отошедшие «сообразить» и не имеющие никакого отношения к мужику в зеленом плаще, они свидетели. А если имеют, то есть, скажем, страхуют его или пасут, то еще хуже. Нет, Люба все это понимала, но все равно продолжала идти за Жекой и теми тремя.
Жажда мести была явно сильнее разума…
…То, что девушка, которая, как полагал Жека, приставленная его сопровождать, куда-то исчезла, не удивило «чрезвычайного и полномочного посла». И что вместо нее за его спиной очутились три плечистых молодца — тоже. Хотя, конечно, обстоятельство это Жеку не очень обрадовало. Он понимал, что человек, которому он должен передать кейс в собственные руки, наверняка один не придет. Но и ошибиться не хотелось. Могли эти ребята, например, просто оказаться гоп-стопниками, которые положили глаз на плащ и «дипломат». Конечно, те, кто заставил его мотаться по городу с утра до вечера, назначали встречу вовсе не для того, чтоб отдать желанный кейс кому-то другому, но все-таки… Те, сзади, однако, не приближались, держали дистанцию.
Жека остановился у не оттаявшего еще пруда. Ждал, пока подойдут. Нервничал, но не уходил. Троица подошла, и тот, Кто был среди них главным, неторопливо сказал:
— Здравствуйте. Я Григорий Андреевич. Что у вас для меня?
— Вот это, — ответил Жека, протягивая «дипломат».
Корень, за который Люба зацепилась носком сапога, вовсе не собирался быть «корнем зла». Он просто торчал себе на проталине, наверно, уже подсасывая из почвы влагу, необходимую для весеннего пробуждения своего дерева, и никаких заподлянок творить не собирался. Но именно он стал причиной множества страшных и неприятных событий для немалого числа людей, поставив иных на грань жизни и смерти, а других катастрофически разочаровав в самых радужных и приятных надеждах.
Споткнувшись, Люба полетела ничком, инстинктивно выставив вперед руки с зонтом. Как была нажата роковая кнопка — ее память не сохранила. Но то, что зонт выстрелил, услышала сразу. Хотя буквально через доли секунды после звонкого хлопка где-то впереди, там, у пруда, мелькнула оранжевая вспышка и раскатился гулкий взрыв…
Как Люба очутилась у метро, припомнить она не могла. Может, бежала со всех ног, а может, шла спокойным шагом. Даже, видимо, отряхнуться где-то успела, потому что ни контролерша у входа, ни милиционер внимания на нее не обратили.
Голова заработала уже в вагоне. Она поняла, что ее случайный выстрел скорее всего попал в «дипломат», где у мужика в зеленом плаще лежало что-то взрывчатое. Она не знала о пластите под обивкой кейса, но догадывалась, что взрыв был не хилый. Вряд ли те, что сошлись вчетвером у пруда, имели шансы уцелеть.
Нет, не так ей хотелось отомстить. Впрочем, удалось ли ей это вообще, если б не промысел Божий? Придя домой, она зажгла небольшую свечку — в старину их называли «копеечными» — и поставила перед образом Спасителя — иконой, оставшейся от Сони. Молитв настоящих она не знала, а потому, неловко встав на колени, стала неумело кланяться и креститься, бормоча одно и то же: «Слава тебе, Господи! Слава тебе, Господи! Слава тебе, Господи!…» Утром самолет унес ее в столицу самостийной и незалежной Украины.
ПОСЛЕДСТВИЕ НОМЕР ОДИН
— Вот и весна… — вздохнул седоголовый человек в штатском с несколькими рядами орденских планок на пиджаке. — Ждешь, ждешь ее, а она вон какие сюрпризики подбрасывает. Что ж ты так, Сережа? Зачем так резко и сразу?
— Михалыч, это не мои. Могу голову на отсечение дать.
— Ну, это для тебя не проблема. Ты — Чудо-юдо, у тебя еще десять штук в запасе. Кстати, кто тебе такую кличку придумал?
— Сынок родной, Димуля.
— Тот, что погиб?
— Будем говорить так — тот, что пропал. Пока не найду трупа, буду считать пропавшим без вести.
— А все же кто-то должен ответить за Цезаря. Никто не верит, что этот курьер был камикадзе-самоучкой.
— Посуди сам, какой мне резон разбираться с Цезарем? Разве мы с ним плохо работали? Нет. Это какая-то незапланированная случайность, и все.
— Очень трудно будет кого-то убедить. У Цезаря много друзей, и почти все жаждут крови.
— Ах, они крови жаждут? Если очень жаждут — могу пустить. Я в последнее время много гуманничал, к сожалению. Уговаривал, убеждал, а стрелял — мало. Пусть попробуют говорить на таком языке, посмотрим…
— Да, тебя, брат, не замай… Но и ты не хорохорься. Я знаю, что кое-кто уже поговаривает: «Нам Баринов — не барин, а мы — не холопы». Иногда самые ближние под монастырь подводят.
— Можно и ближнюю дурную траву — с поля вон.
— Все можно. Только Цезаря ты тронул зря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146