Ян-Йога походила на дворцы, виденные им в молодости в
восточных землях, - в Аграпуре, где тогда царствовал Илдиз
Туранский, в Шамбале, лежавшей за дикими гирканскими
степями, в столице далекого Кхитая Кушане. Так же как и там,
стены, двери и своды были покрыты затейливой резьбой.
Конан вспомнил о том, как его пленили в таинственной
Шамбале, Городе Черепов. Он предался внезапно нахлынувшим
на него воспоминаньям, что уносили его все дальше и дальше...
Киммериец задремал. Заметив, что он стал клевать носом,
Конн поднялся со своего ложа и беззвучно покинул залу.
Ни он, ни его отец не заметили высокого человека в
зеленой мантии, что наблюдал за происходящим, стоя за
колонной. Человек этот постарел так, что узнать его было
почти невозможно, однако Конан тут же признал бы в нем
своего заклятого врага Тот-Амона.
Конн был молод и горяч, кровь ударила ему в голову. Он
не мог отвести глаз от одной из танцовщиц, что была немногим
старше его. Мальчика чаровали и ее нежное тело, и ее
грандиозные движения, и ее глаза, полные неги...
Едва закончился танец, она отбежала к дальней стенке и,
встав сливой к колонне, стала смотреть в его сторону.
Заметив, что Конн не сводит с нее глаз, она томно
облизнулась и погладила себя по чреслам.
Сердце Конна готово было выскочить из груди. Теперь или
никогда, решил принц и, поднявшись со своего ложа,
отправился вслед за юной девой.
Нельзя было сказать, что никогда прежде женщины не
трогали его. Служанки принца то и дело пытались завладеть
его вниманием и, надо сказать, им это обычно удавалось.
Мальчик отвечая на их поцелуи, чувствуя, что от него хотят
чего-то большего, он неуклюже пытался ласкать их, но они
выскальзывали из его объятий и, смеясь, убегали... "Но
должен же я когда-то стать мужчиной!" - думал Конн,
пересекая залу.
Дева так и стояла у колонны. Руки его обвили ее нежную
талию, но она вдруг засмеялась и отстранила его от себя.
- Не здесь, - зашептала она. - Ты забываешь о королеве...
- Но где же? - прошептал принц.
- Идем...
Взяв Конна за руку, дева вывела его из залы и повела по
сумеречным коридорам, направляясь к дальним покоям дворца.
Мальчик, забыв обо всем на свете, покорно шел за ней.
Один за другим пирующие покидали залу. Вскоре в ней
остался лишь Конан, мирно дремавший на своем мягком ложе.
Белый мраморный пол был залит золотистым вином, здесь же
валялся выскользнувший из руки киммерийца огромный рог
буйвола.
Зала наполнилась смуглыми слугами. Они бесшумно
скользили по полу, подбирая оставленные черными воинами
копья, топоры и дубины. Подойдя к спящему киммерийцу, они
вынули из нежен его огромный меч и острый, как бритва, кинжал.
Королева Лилит, улыбаясь, наблюдала за своими слугами.
Время от времени она отдавала им приказы, но говорила она
теперь совсем на другом языке, походившем скорее не на
человеческую речь, а на змеиное шипение.
Лилит спустилась с помоста и, легко ступая, подошла к
мирно похрапывающему Конану. Она взяла у слуги острый
аквилонский кинжал и, посмотрев на киммерийца, усмехнулась,
лишний раз поразившись его доверчивости.
Взяв кинжал поудобнее, Лилит занесла руку для удара,
метя Конану в сердце.

5. ДЕТИ ЗМЕЯ
В комнате стоял полумрак. Конн прикрыл дверь и стал
осыпать горячими поцелуями шею и плечи красавицы. Дева легла
на широкий диван, покрытый шелковым покрывалом, и рукой
поманила его к себе.
Принц сбросил с себя перевязь и принялся расстегивать
ремни своей кирасы. Латы его были отполированы до
зеркального блеска. Они былин малы ему и слегка давили в
боках, но это было не удивительно, - королевские оружейники
ковали их год назад, и за это время он уже успел подрасти.
Это были его первые настоящие доспехи. Мальчик гордился ими
и едва ли не ежедневно начищал их до блеска.
Нагая дева стала тихонько постанывать. Конн,
наконец-таки, покончил с ремнями и снял кирасу с груди.
Осторожно, боясь поцарапать или помять ее блестящую
серебристую поверхность, он опустил ее на пол.
И тут на полированной поверхности своих доспехов он
увидел отражение девы. Лишь теперь ему предстал ее
подлинный облик.
Тело ее было человеческим, хотя оно и сильно отличалось
от того прекрасного девичьего тела, которое представало ему
до этого. Голова же у этого тела была змеиной! Он ясно видел
холодные змеиные глаза, щерящуюся пасть, усыпанную острыми
как иглы зубами, и трепещущее раздвоенное жало.
Конн не раздумывал ни секунды. Одного взгляда на эти
бездушные глаза было достаточно для того, чтобы в нем
проснулся идущий от века инстинкт.
Мальчик прыгнул к кушетке, на которой лежала его
перевязь, и выхватил из ножен стальной клинок. Побелевший
от ужаса Конн вонзил его в змеиную грудь.
Из раны хлынула темная кровь, мальчик же все рубил и
рубил бьющееся в агонии тело.
Змееголовую деву убить было не просто. Она стала
метаться по дивану, пытаясь уйти от смертельных ударов. На
человека она походила все меньше и меньше - теперь уже не
теплая человеческая кожа, но хладная блестящая кожа змеи
покрывала ее. Конн отвел глаза в сторону и нанес последний
удар. Тяжело дыша, он бросил клинок на пол и, пошатываясь,
подошел к стене. Его стало тошнить.
Ему тут же стало легче. Сознание его прояснилось. Только
теперь он понял, что же происходило с ними все это время.
Зачаровав людей, девы-змеи развели их по разным углам,
чтобы покончить с ними. Стоило людям попасть в их объятья,
как змеи впивались в них своими острыми, напитанными ядом
зубами. Люди же умирали, так ничего и не поняв.
Быть может, лишь ему одному удалось спастись от их чар,
что были не властны над отраженьями. Призраки могли скрывать
реальность, лишь наложившись на нее обманчивым покровом, что
не мог отразиться поверхностью зеркала.
От ужаса у него закружилась голова. В древних мифах о
змеином племени было сказано немало. Богом аквилонцев был
Светоносный Митра, сумевший сразить Древнего Змея Света.
Однако реальность, подлежавшая этой легенде, представилась
Конну куда более страшной.
Не мечом всесильного бога, но мечами обычных людей был
повержен Змей Вечной Ночи.
1 2 3 4 5 6 7