— спросил Бейтс.
— Когда годы берут свое, смутные воспоминания детства начинают обретать смысл.
Бейтс вложил пачку бумаг в толстую черную папку и пододвинул все это Вебу.
— Коли так, читай на здоровье.
25
Когда Веб вернулся в мотель, он первым делом заметил свежее масляное пятно на той стороне парковочной площадки, где обычно ставил свою машину. В этом не было бы ничего удивительного, так как поставить машину в этой части парковки мог любой другой постоялец мотеля, если бы масляное пятно не располагалось точно напротив его номера. Поэтому, прежде чем войти в комнату, Веб, сделав вид, что роется в карманах в поисках ключа, тщательно осмотрел замочную скважину. К сожалению, даже Веб был не в состоянии определить, вскрывали замок в его комнате или нет. То, что его не взламывали, было ясно, но человеку, знавшему свое дело, не составило бы труда открыть этот простой замок с помощью отмычки в считанные секунды, не оставив при этом никаких следов.
Веб отпер дверь и, положив ладонь на рукоять пистолета, вошел в комнату. Ему понадобилось ровно десять секунд, чтобы определить, что в помещении никого нет. Все вещи находились на своих местах; коробка с документами, которую он взял в доме матери, стояла там, где он ее оставил, а бумаги и фотографии ни на миллиметр не изменили своего расположения. Но Веб не поленился проверить пять различных крохотных ловушек, расставленных им по комнате. Три из них сработали. Веб всегда прибегал к этой системе безопасности, когда куда-то уезжал. Что ж, кем бы ни были люди, проводившие обыск в его комнате, они сработали хорошо, но отнюдь не идеально. Это успокаивало — вроде того как успокаивает известие о том, что верзила, с которым тебе предстоит драться, носит вставную челюсть и иногда мочится в постель. Ирония, однако, заключалась в том, что его комнату обыскивали именно в то время, когда он беседовал с Бейтсом.
Веб никогда не считал себя наивным человеком, поскольку видел жизнь в худших ее проявлениях — и в детстве, и в зрелом возрасте. Тем не менее он верил, что всегда может положиться на Бюро и на людей, которые обеспечивали эффективную деятельность этого агентства. Теперь же эта вера была основательно подорвана.
Он собрал свои скудные пожитки и уже через пять минут снова катил по шоссе. Остановившись у ресторана в пригороде Старая Александрия, он припарковался так, чтобы машину было видно из окна, заказал ленч и стал просматривать досье Харри Салливана, которое передал ему Бейтс.
Бейтс не шутил. Родитель Веба значительную часть жизни провел в образцовых исправительных заведениях страны, большинство из которых находились на юге, где особенно хорошо умели строить камеры, лишенные даже минимальных удобств. Обвинений против него было выдвинуто великое множество, но все они имели экономический характер. Его преступления можно было квалифицировать как разного рода мошенничества, связанные с присвоением чужих денег и собственности. Из расшифровок стенограмм судебных заседаний и протоколов задержаний, находившихся в папке, явствовало, что своим успехам на этом поприще его папаша был обязан прежде всего умению молоть языком и непревзойденному нахальству.
В папке находились фотографии Харри — анфас и в профиль с правой и левой стороны с шедшими понизу идентификационными номерами. За свою жизнь Веб повидал множество тюремных снимков, которые почти не отличались друг от друга. У людей на таких фотографиях было потерянное выражение лица: казалось, они были близки к тому, чтобы перерезать себе вены или пустить пулю в висок. Но Харри Салливан на этих снимках улыбался. Складывалось впечатление, что ему удалось обвести копов вокруг пальца, даже несмотря на то что они засадили его в тюрьму. Впрочем, годы сказались на нем не лучшим образом. Он уже не походил на того красавчика, которого Веб видел на фотографиях, хранившихся в принадлежавшей матери коробке. На последней же серии тюремных снимков он выглядел дряхлым стариком. Но продолжал улыбаться, правда, демонстрируя при этом почти полное отсутствие зубов. У Веба не было причин его любить; тем не менее ему было неприятно наблюдать запечатленную на цветной кодаковской пленке постепенную деградацию этого человека.
Потом Веб стал читать выдержки из показаний его отца на процессе и временами не мог сдержать улыбки.
— Мистер Салливан, — спрашивал прокурор, — верно ли, что в ту ночь, о которой идет речь, вы были...
— Извини, парень, никак не пойму, о какой это ночи ты толкуешь? Память у меня уже не та, что прежде.
Веб мысленно представил себе, как при этих словах папаши Салливана законник закатил глаза к потолку.
— Мы говорим о ночи на 26 июня, сэр.
— Понятно. Ты, парень, делаешь успехи, и твоя мать наверняка будет тобой гордиться.
В стенограмме в скобках было указано: «смех в зале».
— Я вам не «парень», мистер Салливан, — сказал прокурор.
— Прости меня, сынок. Я не очень-то опытен в таких делах и уж точно ничего дурного не имел в виду. По правде говоря, я просто не знаю, как к тебе обращаться. Когда меня перевозили из тюрьмы в это величественное здание, люди называли тебя такими словами, что я ни за что не отважился бы повторить их перед почтенной публикой. От таких слов моя бедная покойная матушка, у которой был-таки в душе страх божий, наверняка перевернулась бы в своей католической могилке. Главным образом, эти люди выражали сомнения в твоей честности и неподкупности, а что может быть для мужчины неприятнее?
— Меня не волнует, как отзываются обо мне преступники, сэр.
— Прошу меня извинить, сынок, но худшие отзывы принадлежали тюремным охранникам.
«Снова смех в зале», — напечатал секретарь суда. Веб решил, что в суде все просто умирали от смеха, поскольку секретарь поставил в конце этой ремарки несколько восклицательных знаков.
— Может, все-таки продолжим, мистер Салливан? — спросил законник.
— Знаешь что? Зови меня Харри, поскольку, когда моя ирландская задница появилась на свет, ее нарекли этим именем.
— Мистер Салливан! — На этот раз его папашу призвал к порядку судья, который, как казалось Вебу, в этот момент тоже едва удерживался от смеха. Конечно, Веб мог и ошибаться, но фамилия судьи была О'Мэлли, а это означало, что у них с папашей было нечто общее — по крайней мере национальность и, как следствие этого, традиционная неприязнь к англосаксам.
— Я, конечно же, не стану называть вас Харри, — сказал прокурор. Веб словно воочию увидел проступившее на лице этого человека негодование. Еще бы! Ведь папаша втянул его в совершенно ненужный двусмысленный разговор, да еще ухитрился при этом выставить его на всеобщее посмешище.
— Что ж, парень, я знаю, что твоя работа заключается в том, чтобы упечь меня, несчастного, в тюрьму, где такие холодные, темные камеры и где люди относятся друг к другу без всякого почтения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183
— Когда годы берут свое, смутные воспоминания детства начинают обретать смысл.
Бейтс вложил пачку бумаг в толстую черную папку и пододвинул все это Вебу.
— Коли так, читай на здоровье.
25
Когда Веб вернулся в мотель, он первым делом заметил свежее масляное пятно на той стороне парковочной площадки, где обычно ставил свою машину. В этом не было бы ничего удивительного, так как поставить машину в этой части парковки мог любой другой постоялец мотеля, если бы масляное пятно не располагалось точно напротив его номера. Поэтому, прежде чем войти в комнату, Веб, сделав вид, что роется в карманах в поисках ключа, тщательно осмотрел замочную скважину. К сожалению, даже Веб был не в состоянии определить, вскрывали замок в его комнате или нет. То, что его не взламывали, было ясно, но человеку, знавшему свое дело, не составило бы труда открыть этот простой замок с помощью отмычки в считанные секунды, не оставив при этом никаких следов.
Веб отпер дверь и, положив ладонь на рукоять пистолета, вошел в комнату. Ему понадобилось ровно десять секунд, чтобы определить, что в помещении никого нет. Все вещи находились на своих местах; коробка с документами, которую он взял в доме матери, стояла там, где он ее оставил, а бумаги и фотографии ни на миллиметр не изменили своего расположения. Но Веб не поленился проверить пять различных крохотных ловушек, расставленных им по комнате. Три из них сработали. Веб всегда прибегал к этой системе безопасности, когда куда-то уезжал. Что ж, кем бы ни были люди, проводившие обыск в его комнате, они сработали хорошо, но отнюдь не идеально. Это успокаивало — вроде того как успокаивает известие о том, что верзила, с которым тебе предстоит драться, носит вставную челюсть и иногда мочится в постель. Ирония, однако, заключалась в том, что его комнату обыскивали именно в то время, когда он беседовал с Бейтсом.
Веб никогда не считал себя наивным человеком, поскольку видел жизнь в худших ее проявлениях — и в детстве, и в зрелом возрасте. Тем не менее он верил, что всегда может положиться на Бюро и на людей, которые обеспечивали эффективную деятельность этого агентства. Теперь же эта вера была основательно подорвана.
Он собрал свои скудные пожитки и уже через пять минут снова катил по шоссе. Остановившись у ресторана в пригороде Старая Александрия, он припарковался так, чтобы машину было видно из окна, заказал ленч и стал просматривать досье Харри Салливана, которое передал ему Бейтс.
Бейтс не шутил. Родитель Веба значительную часть жизни провел в образцовых исправительных заведениях страны, большинство из которых находились на юге, где особенно хорошо умели строить камеры, лишенные даже минимальных удобств. Обвинений против него было выдвинуто великое множество, но все они имели экономический характер. Его преступления можно было квалифицировать как разного рода мошенничества, связанные с присвоением чужих денег и собственности. Из расшифровок стенограмм судебных заседаний и протоколов задержаний, находившихся в папке, явствовало, что своим успехам на этом поприще его папаша был обязан прежде всего умению молоть языком и непревзойденному нахальству.
В папке находились фотографии Харри — анфас и в профиль с правой и левой стороны с шедшими понизу идентификационными номерами. За свою жизнь Веб повидал множество тюремных снимков, которые почти не отличались друг от друга. У людей на таких фотографиях было потерянное выражение лица: казалось, они были близки к тому, чтобы перерезать себе вены или пустить пулю в висок. Но Харри Салливан на этих снимках улыбался. Складывалось впечатление, что ему удалось обвести копов вокруг пальца, даже несмотря на то что они засадили его в тюрьму. Впрочем, годы сказались на нем не лучшим образом. Он уже не походил на того красавчика, которого Веб видел на фотографиях, хранившихся в принадлежавшей матери коробке. На последней же серии тюремных снимков он выглядел дряхлым стариком. Но продолжал улыбаться, правда, демонстрируя при этом почти полное отсутствие зубов. У Веба не было причин его любить; тем не менее ему было неприятно наблюдать запечатленную на цветной кодаковской пленке постепенную деградацию этого человека.
Потом Веб стал читать выдержки из показаний его отца на процессе и временами не мог сдержать улыбки.
— Мистер Салливан, — спрашивал прокурор, — верно ли, что в ту ночь, о которой идет речь, вы были...
— Извини, парень, никак не пойму, о какой это ночи ты толкуешь? Память у меня уже не та, что прежде.
Веб мысленно представил себе, как при этих словах папаши Салливана законник закатил глаза к потолку.
— Мы говорим о ночи на 26 июня, сэр.
— Понятно. Ты, парень, делаешь успехи, и твоя мать наверняка будет тобой гордиться.
В стенограмме в скобках было указано: «смех в зале».
— Я вам не «парень», мистер Салливан, — сказал прокурор.
— Прости меня, сынок. Я не очень-то опытен в таких делах и уж точно ничего дурного не имел в виду. По правде говоря, я просто не знаю, как к тебе обращаться. Когда меня перевозили из тюрьмы в это величественное здание, люди называли тебя такими словами, что я ни за что не отважился бы повторить их перед почтенной публикой. От таких слов моя бедная покойная матушка, у которой был-таки в душе страх божий, наверняка перевернулась бы в своей католической могилке. Главным образом, эти люди выражали сомнения в твоей честности и неподкупности, а что может быть для мужчины неприятнее?
— Меня не волнует, как отзываются обо мне преступники, сэр.
— Прошу меня извинить, сынок, но худшие отзывы принадлежали тюремным охранникам.
«Снова смех в зале», — напечатал секретарь суда. Веб решил, что в суде все просто умирали от смеха, поскольку секретарь поставил в конце этой ремарки несколько восклицательных знаков.
— Может, все-таки продолжим, мистер Салливан? — спросил законник.
— Знаешь что? Зови меня Харри, поскольку, когда моя ирландская задница появилась на свет, ее нарекли этим именем.
— Мистер Салливан! — На этот раз его папашу призвал к порядку судья, который, как казалось Вебу, в этот момент тоже едва удерживался от смеха. Конечно, Веб мог и ошибаться, но фамилия судьи была О'Мэлли, а это означало, что у них с папашей было нечто общее — по крайней мере национальность и, как следствие этого, традиционная неприязнь к англосаксам.
— Я, конечно же, не стану называть вас Харри, — сказал прокурор. Веб словно воочию увидел проступившее на лице этого человека негодование. Еще бы! Ведь папаша втянул его в совершенно ненужный двусмысленный разговор, да еще ухитрился при этом выставить его на всеобщее посмешище.
— Что ж, парень, я знаю, что твоя работа заключается в том, чтобы упечь меня, несчастного, в тюрьму, где такие холодные, темные камеры и где люди относятся друг к другу без всякого почтения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183