Испортил нам весь пикник. Ужасный монстр. Ну, хватит о нем. Давай о всех забудем.
Голоса прощаются. Шаги в зале. Спускаются по лестнице. Ставни закрыты. Засовы на месте. Лежу здесь. Не столько печальным или само удрученным. Сколько готовым к следующему вторнику. Чтобы всем сказать. Извините за мое уродство. Выкованное постоянным страхом укуса змеи, взрыва и боя быков. И двойным наебом при траханьи. Один раз элегантно, другой раз западло. У Эрконвальда где-то в блокноте записана теплота моей кристаллизации. Даже масса моих надежд. Измеренная его аксиометром. Мечтаю о мире, где полно женщин. Всегда готовых пощекотать сзади холодными пальчиками. Остался целым в мужской суете. Развязываю шнурки. Снимаю ботинки. Слышу пение в ночи. Шевелю пальцами, пытаясь согреть ноги, пока Вероника стоит там. Всем своим телом. Покачиваясь взад и вперед. Вот и пришел я из провинции. Потрогать твои груди и почувствовать твои руки, крепко обнимающие меня. Никогда не знаешь, когда пятьдесят восемь мелко травчатых ебарей вдруг разом появятся на горизонте. И начнут вести себя невыносимо. Я сдерживаю чувства. Сильного гнева. Вежливо всем отвечая. И молюсь. Господи, не лишай больше спокойствия раба твоего затюканного. И пожалуйста. Если ты вскоре не поможешь, по крайней мере, одному из нас.
Если в мире
Так пойдут дела
И дальше.
То станет плохо
Каждому
И всем.
15
— Дорогой, как только сможешь, сделай это снова. А потом я занесу тебя в свой альбом.
Слабый белесый рассвет. Нависают волосы Вероники. Капельки пота на ее лбу. Изогнувшись, сидит на мне. И постанывает, насаживаясь на мой пестик. По потолку проходят балки. На подоконнике птичка клюет крошки хлеба. Ни секунды отдыха всю ночь. Растут счета бакалейщика. Таращась сквозь нули, смотрю в ее глаза. А она говорит, глядя на меня сверху вниз.
— Мой мальчик, ты мой шестьсот восемьдесят первенький мужчина.
Цокот копыт на улице. Позвякивают бутылки на ступеньках домов. С большими пустыми холодными расползающимися комнатами. Единственное место, где еще тепло, чердаки. Во сне видел Бладмона. Взлетает на мостик океанского лайнера, дает пощечину капитану, берет на себя управление кораблем и отдает приказание, выставить запасы шампанского и копченного лосося на игровой палубе для пассажиров третьего класса. Проснулся и опять на мне Вероника. И сотни рук вокруг нее. Хорошо вспаханная пашня. На глубину достаточную для посева. Простыни и одеяла как маленькая пещера. Чтобы в ней укрыться. Пока я пишу письмо за письмом двоюродной бабушке. И получаю один и тот же ответ.
Дорогая тетушка,
Пожалуйста пришли немного деньжат отчаянно нуждаюсь чтобы содержать себя должным образом или умереть.
Твой преданный внучатый племянник
Клейтон
Мой дорогой племянник,
Ничего не поделаешь, ты самостоятельный человек.
Твоя преданная двоюродная бабушка,
Джезебель
Дорогая тетушка,
Мне нужно всего несколько тысяч чтобы купить скот и продержаться пока не встану на ноги и не рыкну как лев.
Твой преданный внучатый племянник
Принц Клейтон
Мой дорогой Принц Львиное Сердце,
Любой рык, который ты издашь, будет исходить из твоих собственных легких.
Твоя преданная двоюродная бабушка,
Джезебель
Стою босыми ногами на холодном линолеуме и писаю. Смотрю вниз на извозчий двор. Из узкого окна туалета. Лошади жуют сено. Принял тихое ржанье ночью за вздохи заблудших гостей в экстазе на лестнице. Слышал, как колотили кулаками в двери. Затем удары по челюстям. Стоны и хрипы на улице. И хныканье ближе к рассвету. Как выбраться отсюда? Пока мой член вообще еще цел.
— Мой дорогой, идем обратно в постельку.
— Думаю, мне надо одеваться.
— Я тебя утомила?
— О, нет, все в порядке.
— Я очень, очень сожалею. У тебя такая шаткая походка. Ты действительно в порядке?
— Полагаю, у меня в паху что-то случилось.
— Я там рассмотрела кое-что очень интересное. Если ты не возражаешь, у меня тут камера.
— Я бы не хотел, чтобы ты меня фотографировала.
— Да, ладно, не будь ребенком, не канючь. А потом я приготовлю тебе завтрак.
Клементин принимает различные позы. Чтобы не портить удовольствия другим. Встает в профиль в свете лампы. Выглядит довольно соблазнительно. Не смотря на то, что от него почти ничего не осталось. После того, как она все взяла. А теперь ходит взад вперед и рассматривает. Выгибая грудь и напрягая бицепсы каждый раз перед тем, как щелкнуть камерой.
— Знаешь, мне надо было родиться мужчиной. У меня переизбыток созидательной силы. Быть женщиной — для меня просто недостаточно. Мой мальчик, ты какой-то нерешительный. Давай, давай, сделай его большим и сильным для Вероники.
— Я не могу, я едва держусь на ногах.
— Ну, дорогой, не мелочись. Давай я его поласкаю и поцелую.
— Нет, прошу тебя, не надо.
— И это называется благодарностью! Приютить тебя в своей квартире. Отдать свое тело в твое полное распоряжение. Ты, что, так и будешь стоять и утверждать, что не можешь его поднять для одной фотки?
— Да.
— Ну, ладно, тогда может после завтрака. Какао. И бекон с яйцами. Ты должно быть считаешь меня жестокой. Так настаивать. Но мои фотографии достойны художественной похвалы. Я, конечно, ха,ха, иногда их продаю. Но ты не беспокойся. Твои я не продам. Обмякший пенис интересен только тогда, когда его потом можно лицезреть в полной эрекции. Друзья, мой мальчик, довольно хорошие клиенты. Я бы уже умерла с голоду, если бы продавала гигиенические салфетки.
Маленький столик накрытый для двоих. К птичке с желтым клювиком и голубыми крылышками, клюющей на подоконнике, присоединяется еще одна. Белая кастрюля с кашей. Вероника сидит и сильными руками намазывает масло на гренок. Кимоно распахнуто до пупка. Было бы неплохо взять ее к себе экономкой. Сумеет и цементный раствор приготовить и корову подоить. Расставит цветы в парадном зале. В бальном зале устроит выставку своих фотографий. Вот будет шороху. Если ее попытается закрыть совет графства, пожалуется на недостаток сценического обхождения.
— Ты придешь сегодня вечером, мой мальчик?
— Ну.
— Ты не беспокойся. Я тебя не трону. Если захочешь. Ты такой застенчивый. У тебя такие грациозные конечности. Как хорошо мы начинали. Вообще-то на роликовых коньках я катаюсь неплохо.
Перескакивая через две ступеньки, Клементин мчится на улицу. Голову холодят мокрые волосы. Дороги забиты велосипедистами. Бибикает автомобиль. Спозаранку над городом уже серая пелена от дыма труб. Над парком туман. Мимо грохочет трамвай. Звучит сигнал. И после завтрака он вряд ли бы встал. Розовый и распухший до боли. Для портрета.
Клементин проходит под стеклянным навесом отеля. Из фундамента растет остролист. Надо купить газету у мальчика. Женщина в шали с замерзшим ребенком на руках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Голоса прощаются. Шаги в зале. Спускаются по лестнице. Ставни закрыты. Засовы на месте. Лежу здесь. Не столько печальным или само удрученным. Сколько готовым к следующему вторнику. Чтобы всем сказать. Извините за мое уродство. Выкованное постоянным страхом укуса змеи, взрыва и боя быков. И двойным наебом при траханьи. Один раз элегантно, другой раз западло. У Эрконвальда где-то в блокноте записана теплота моей кристаллизации. Даже масса моих надежд. Измеренная его аксиометром. Мечтаю о мире, где полно женщин. Всегда готовых пощекотать сзади холодными пальчиками. Остался целым в мужской суете. Развязываю шнурки. Снимаю ботинки. Слышу пение в ночи. Шевелю пальцами, пытаясь согреть ноги, пока Вероника стоит там. Всем своим телом. Покачиваясь взад и вперед. Вот и пришел я из провинции. Потрогать твои груди и почувствовать твои руки, крепко обнимающие меня. Никогда не знаешь, когда пятьдесят восемь мелко травчатых ебарей вдруг разом появятся на горизонте. И начнут вести себя невыносимо. Я сдерживаю чувства. Сильного гнева. Вежливо всем отвечая. И молюсь. Господи, не лишай больше спокойствия раба твоего затюканного. И пожалуйста. Если ты вскоре не поможешь, по крайней мере, одному из нас.
Если в мире
Так пойдут дела
И дальше.
То станет плохо
Каждому
И всем.
15
— Дорогой, как только сможешь, сделай это снова. А потом я занесу тебя в свой альбом.
Слабый белесый рассвет. Нависают волосы Вероники. Капельки пота на ее лбу. Изогнувшись, сидит на мне. И постанывает, насаживаясь на мой пестик. По потолку проходят балки. На подоконнике птичка клюет крошки хлеба. Ни секунды отдыха всю ночь. Растут счета бакалейщика. Таращась сквозь нули, смотрю в ее глаза. А она говорит, глядя на меня сверху вниз.
— Мой мальчик, ты мой шестьсот восемьдесят первенький мужчина.
Цокот копыт на улице. Позвякивают бутылки на ступеньках домов. С большими пустыми холодными расползающимися комнатами. Единственное место, где еще тепло, чердаки. Во сне видел Бладмона. Взлетает на мостик океанского лайнера, дает пощечину капитану, берет на себя управление кораблем и отдает приказание, выставить запасы шампанского и копченного лосося на игровой палубе для пассажиров третьего класса. Проснулся и опять на мне Вероника. И сотни рук вокруг нее. Хорошо вспаханная пашня. На глубину достаточную для посева. Простыни и одеяла как маленькая пещера. Чтобы в ней укрыться. Пока я пишу письмо за письмом двоюродной бабушке. И получаю один и тот же ответ.
Дорогая тетушка,
Пожалуйста пришли немного деньжат отчаянно нуждаюсь чтобы содержать себя должным образом или умереть.
Твой преданный внучатый племянник
Клейтон
Мой дорогой племянник,
Ничего не поделаешь, ты самостоятельный человек.
Твоя преданная двоюродная бабушка,
Джезебель
Дорогая тетушка,
Мне нужно всего несколько тысяч чтобы купить скот и продержаться пока не встану на ноги и не рыкну как лев.
Твой преданный внучатый племянник
Принц Клейтон
Мой дорогой Принц Львиное Сердце,
Любой рык, который ты издашь, будет исходить из твоих собственных легких.
Твоя преданная двоюродная бабушка,
Джезебель
Стою босыми ногами на холодном линолеуме и писаю. Смотрю вниз на извозчий двор. Из узкого окна туалета. Лошади жуют сено. Принял тихое ржанье ночью за вздохи заблудших гостей в экстазе на лестнице. Слышал, как колотили кулаками в двери. Затем удары по челюстям. Стоны и хрипы на улице. И хныканье ближе к рассвету. Как выбраться отсюда? Пока мой член вообще еще цел.
— Мой дорогой, идем обратно в постельку.
— Думаю, мне надо одеваться.
— Я тебя утомила?
— О, нет, все в порядке.
— Я очень, очень сожалею. У тебя такая шаткая походка. Ты действительно в порядке?
— Полагаю, у меня в паху что-то случилось.
— Я там рассмотрела кое-что очень интересное. Если ты не возражаешь, у меня тут камера.
— Я бы не хотел, чтобы ты меня фотографировала.
— Да, ладно, не будь ребенком, не канючь. А потом я приготовлю тебе завтрак.
Клементин принимает различные позы. Чтобы не портить удовольствия другим. Встает в профиль в свете лампы. Выглядит довольно соблазнительно. Не смотря на то, что от него почти ничего не осталось. После того, как она все взяла. А теперь ходит взад вперед и рассматривает. Выгибая грудь и напрягая бицепсы каждый раз перед тем, как щелкнуть камерой.
— Знаешь, мне надо было родиться мужчиной. У меня переизбыток созидательной силы. Быть женщиной — для меня просто недостаточно. Мой мальчик, ты какой-то нерешительный. Давай, давай, сделай его большим и сильным для Вероники.
— Я не могу, я едва держусь на ногах.
— Ну, дорогой, не мелочись. Давай я его поласкаю и поцелую.
— Нет, прошу тебя, не надо.
— И это называется благодарностью! Приютить тебя в своей квартире. Отдать свое тело в твое полное распоряжение. Ты, что, так и будешь стоять и утверждать, что не можешь его поднять для одной фотки?
— Да.
— Ну, ладно, тогда может после завтрака. Какао. И бекон с яйцами. Ты должно быть считаешь меня жестокой. Так настаивать. Но мои фотографии достойны художественной похвалы. Я, конечно, ха,ха, иногда их продаю. Но ты не беспокойся. Твои я не продам. Обмякший пенис интересен только тогда, когда его потом можно лицезреть в полной эрекции. Друзья, мой мальчик, довольно хорошие клиенты. Я бы уже умерла с голоду, если бы продавала гигиенические салфетки.
Маленький столик накрытый для двоих. К птичке с желтым клювиком и голубыми крылышками, клюющей на подоконнике, присоединяется еще одна. Белая кастрюля с кашей. Вероника сидит и сильными руками намазывает масло на гренок. Кимоно распахнуто до пупка. Было бы неплохо взять ее к себе экономкой. Сумеет и цементный раствор приготовить и корову подоить. Расставит цветы в парадном зале. В бальном зале устроит выставку своих фотографий. Вот будет шороху. Если ее попытается закрыть совет графства, пожалуется на недостаток сценического обхождения.
— Ты придешь сегодня вечером, мой мальчик?
— Ну.
— Ты не беспокойся. Я тебя не трону. Если захочешь. Ты такой застенчивый. У тебя такие грациозные конечности. Как хорошо мы начинали. Вообще-то на роликовых коньках я катаюсь неплохо.
Перескакивая через две ступеньки, Клементин мчится на улицу. Голову холодят мокрые волосы. Дороги забиты велосипедистами. Бибикает автомобиль. Спозаранку над городом уже серая пелена от дыма труб. Над парком туман. Мимо грохочет трамвай. Звучит сигнал. И после завтрака он вряд ли бы встал. Розовый и распухший до боли. Для портрета.
Клементин проходит под стеклянным навесом отеля. Из фундамента растет остролист. Надо купить газету у мальчика. Женщина в шали с замерзшим ребенком на руках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78