Поезд представляет из себя сюрприз. Каждый генерал получает постель с чистым бельем. Подается чай, молоко, шоколад, водка и очень хорошая еда. В других вагонах германские офицеры. Но разговаривать с генералами им нельзя.
Поезд идет по направлению к Москве.
Неподалеку от города находится лагерь № 27. Это определенный спуск к примитиву. Бараки и нары. Но это приятнее Лубянки— тюрьмы НКВД в Москве, которая в дальнейшем не одного генерала принимала в свои стены и давала им приют на все время их допросов. Паулюс вместе со своим адъютантом, полковником Адамом, живет в небольшом домике…
В лагере имеется еще до 500 офицеров и солдат. У Паулюса на погонах все еще три звездочки генерал-полковника. Вскоре его адъютант — искусный человек, впоследствии прославившийся своей резьбой, — изготовляет из жести американских консервных банок парочку скрещенных маршальских жезлов, которые были прикреплены к погонам. Банки с консервами «спэм», поставляющиеся в Россию по лендлизу, входили в паек.
Так были соблюдены внешние приличия.
Ничья за карточным столом.
После краткого пребывания в другом лагере Паулюс и другие генералы переходят во вновь организованный генеральский лагерь. Постепенно исчезают следы пережитого в течение последних месяцев — как во внешности, так и в поведении. У Паулюса снова самоуверенный и неприступный вид. Он занимает две комнаты. Приглашает узкий круг гостей к чаю. Здесь всегда беседуют на одни и те же темы. Сперва говорят о Сталинграде, и большей частью сходятся на том, что иначе никто бы не мог действовать. Несколько иначе обстоит дело при обсуждении дальнейшего хода войны. Здесь мнения расходятся. Все же явной критики по адресу гитлеровской стратегии не слышно, резкое замечание — чаще всего со стороны генерала Сикста фон Армина — быстро подавляет критику. В таких дискуссиях Паулюс всегда высказывается последним и приходит к выводу, что в этой войне безус ловно возможна «ничья».
Лишь постепенно вырисовываются расхождения между верными Гитлеру людьми и только внешне лояльной ему группой; в то время критика и сомнения, а также и дальнейшие поражения в войне объединяют в одну группу некоторых экстремистов.
Все же, когда в ноябре 1943 года Зейдлиц с четырьмя другими генералами вернулся из Москвы и заявил, что они примкнули к Национальному комитету, это произвело впечатление разорвавшейся бомбы. Затем был создан «Союз немецких офицеров». В состав делегации входят еще некоторые офицеры, являющиеся членами Национального комитета.
Дом снова преобразился. В атмосферу солдатского этикета ворвались политические выкрики: «неслыханно» и «изменники родины». Зейдлиц чувствует, что обращается к глухим, хотя пытается говорить спокойно. В нем чувствовали агитатора. Когда он сказал, что нужно объединиться против Гитлера и что дальнейшее продолжение войны является преступлением по отношению к немецкому народу, его слова потонули в криках и шуме. Все разошлись. В противоположность этим сценам Паулюс в ходе всех своих переговоров с Зейдлицем и другими офицерами остается спокойным. В заключение всех переговоров он говорит своим несколько усталым голосом: «Господа, в первую очередь, я солдат и, как таковой, остаюсь верен своей присяге». Делегация уезжает ни с чем.
Штатское платье.
Проходят месяцы. Германский фронт отходит все далее на запад. Жизнь в генеральском лагере не изменилась. Конечно, прибытие новых пленных оказывает известное влияние на настроение. Паулюс все чаще и чаще стоит задумавшись, у большой географической карты, на которой ежедневно точно отмечается линия фронта на всем Восточном фронте, согласно русским сводкам. Он все реже разговаривает с людьми. Только некоторым близким лицам он выражает свой все растущий скептицизм.
Однажды весной 1944 года Паулюса и нескольких других генералов русский полковник увозит на виллу, которая расположена под Москвой и раньше служила домом отдыха для русских генералов. Там он встречается с двумя генералами, взятыми в плен при разгроме немцев на Центральном фронте. Они рисуют ему потрясающую картину развала этого фронта. Уютно и с комфортом построенный дом расположен у большого озера. Огромный парк не окружен колючей проволокой. Часовых и сторожевых башен не видно. Русская девушка накрывает на стол, подавая обильные блюда, среди которых есть и водка. Паулюсу шьют элегантный костюм и обещают посещение театра в Москве. Эта идиллическая обстановка, ничем не напоминающая жизнь военнопленного, становится ареной горячих дебатов и длительных переговоров. Часто приезжают Зейдлиц и другие генералы — из Национального комитета. Здесь же Паулюс впервые беседует с Вильгельмом Пиком.
В разгар этих дебатов поступает известие о 20 июля. Это событие оттесняет все сомнения на задний план — относительно военной присяги и границы, отделяющей солдата от политика. И, наконец, опасения, возникающие у всякого о своих близких на родине. В тот день, когда в Берлине был повешен фельдмаршал фон Вицлебен, фельдмаршал выпустил воззвание к народу и армии, призывающее к устранению Гитлера и немедленному окончанию войны. Одновременно Паулюс заявил о своем вступлении в «Союз немецких офицеров».
Если бы я действовал иначе…
Вслед за этим Паулюс приходил в дом Национального комитета. Члены и работники комитета живут в бывшем доме отдыха московской милиции, расположенном у речки, примерно в 40 километрах от Москвы. Парк окружен колючей проволокой, и у ворот стоят часовые. Прогулки вне парка могут совершать только в сопровождении русских офицеров. Дом производит впечатление казармы. В столовой, в которой стоят покрытые белыми скатертями столы для четырех человек, обслуживают немецкие вестовые. У первого стола сидит генерал Зейдлиц. Теперь там занимает место и Паулюс. Если посмотреть в столовую во время еды, то не сразу поймешь, что видишь перед собой военнопленных, потому что каждый постарался придать своей военной одежде возможно более штатский вид. Знаки различия, как и во всех лагерях, больше не носятся. Обращение по чину уже больше не принято. С середины 1945 года Паулюс больше не носит знаков различия. Но по отношению к нему делается исключение. Ему говорят «господин фельдмаршал».
В доме издается газета. Здесь же записывается текст выступлений по радио. В этой работе Паулюс не принимает участия. И в новом кругу он не сбросил с себя обычной сдержанности. Ближе сходится он лишь с немногими. Они принадлежат, главным образом, к левому крылу комитета. Правда, раз в неделю он делает исключение и играет с находящимся в доме гессенцем в карточную игру «Двойная игра».
Здесь он впервые в плену начинает писать о Сталинграде. Так я видел Паулюса в третий раз:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
Поезд идет по направлению к Москве.
Неподалеку от города находится лагерь № 27. Это определенный спуск к примитиву. Бараки и нары. Но это приятнее Лубянки— тюрьмы НКВД в Москве, которая в дальнейшем не одного генерала принимала в свои стены и давала им приют на все время их допросов. Паулюс вместе со своим адъютантом, полковником Адамом, живет в небольшом домике…
В лагере имеется еще до 500 офицеров и солдат. У Паулюса на погонах все еще три звездочки генерал-полковника. Вскоре его адъютант — искусный человек, впоследствии прославившийся своей резьбой, — изготовляет из жести американских консервных банок парочку скрещенных маршальских жезлов, которые были прикреплены к погонам. Банки с консервами «спэм», поставляющиеся в Россию по лендлизу, входили в паек.
Так были соблюдены внешние приличия.
Ничья за карточным столом.
После краткого пребывания в другом лагере Паулюс и другие генералы переходят во вновь организованный генеральский лагерь. Постепенно исчезают следы пережитого в течение последних месяцев — как во внешности, так и в поведении. У Паулюса снова самоуверенный и неприступный вид. Он занимает две комнаты. Приглашает узкий круг гостей к чаю. Здесь всегда беседуют на одни и те же темы. Сперва говорят о Сталинграде, и большей частью сходятся на том, что иначе никто бы не мог действовать. Несколько иначе обстоит дело при обсуждении дальнейшего хода войны. Здесь мнения расходятся. Все же явной критики по адресу гитлеровской стратегии не слышно, резкое замечание — чаще всего со стороны генерала Сикста фон Армина — быстро подавляет критику. В таких дискуссиях Паулюс всегда высказывается последним и приходит к выводу, что в этой войне безус ловно возможна «ничья».
Лишь постепенно вырисовываются расхождения между верными Гитлеру людьми и только внешне лояльной ему группой; в то время критика и сомнения, а также и дальнейшие поражения в войне объединяют в одну группу некоторых экстремистов.
Все же, когда в ноябре 1943 года Зейдлиц с четырьмя другими генералами вернулся из Москвы и заявил, что они примкнули к Национальному комитету, это произвело впечатление разорвавшейся бомбы. Затем был создан «Союз немецких офицеров». В состав делегации входят еще некоторые офицеры, являющиеся членами Национального комитета.
Дом снова преобразился. В атмосферу солдатского этикета ворвались политические выкрики: «неслыханно» и «изменники родины». Зейдлиц чувствует, что обращается к глухим, хотя пытается говорить спокойно. В нем чувствовали агитатора. Когда он сказал, что нужно объединиться против Гитлера и что дальнейшее продолжение войны является преступлением по отношению к немецкому народу, его слова потонули в криках и шуме. Все разошлись. В противоположность этим сценам Паулюс в ходе всех своих переговоров с Зейдлицем и другими офицерами остается спокойным. В заключение всех переговоров он говорит своим несколько усталым голосом: «Господа, в первую очередь, я солдат и, как таковой, остаюсь верен своей присяге». Делегация уезжает ни с чем.
Штатское платье.
Проходят месяцы. Германский фронт отходит все далее на запад. Жизнь в генеральском лагере не изменилась. Конечно, прибытие новых пленных оказывает известное влияние на настроение. Паулюс все чаще и чаще стоит задумавшись, у большой географической карты, на которой ежедневно точно отмечается линия фронта на всем Восточном фронте, согласно русским сводкам. Он все реже разговаривает с людьми. Только некоторым близким лицам он выражает свой все растущий скептицизм.
Однажды весной 1944 года Паулюса и нескольких других генералов русский полковник увозит на виллу, которая расположена под Москвой и раньше служила домом отдыха для русских генералов. Там он встречается с двумя генералами, взятыми в плен при разгроме немцев на Центральном фронте. Они рисуют ему потрясающую картину развала этого фронта. Уютно и с комфортом построенный дом расположен у большого озера. Огромный парк не окружен колючей проволокой. Часовых и сторожевых башен не видно. Русская девушка накрывает на стол, подавая обильные блюда, среди которых есть и водка. Паулюсу шьют элегантный костюм и обещают посещение театра в Москве. Эта идиллическая обстановка, ничем не напоминающая жизнь военнопленного, становится ареной горячих дебатов и длительных переговоров. Часто приезжают Зейдлиц и другие генералы — из Национального комитета. Здесь же Паулюс впервые беседует с Вильгельмом Пиком.
В разгар этих дебатов поступает известие о 20 июля. Это событие оттесняет все сомнения на задний план — относительно военной присяги и границы, отделяющей солдата от политика. И, наконец, опасения, возникающие у всякого о своих близких на родине. В тот день, когда в Берлине был повешен фельдмаршал фон Вицлебен, фельдмаршал выпустил воззвание к народу и армии, призывающее к устранению Гитлера и немедленному окончанию войны. Одновременно Паулюс заявил о своем вступлении в «Союз немецких офицеров».
Если бы я действовал иначе…
Вслед за этим Паулюс приходил в дом Национального комитета. Члены и работники комитета живут в бывшем доме отдыха московской милиции, расположенном у речки, примерно в 40 километрах от Москвы. Парк окружен колючей проволокой, и у ворот стоят часовые. Прогулки вне парка могут совершать только в сопровождении русских офицеров. Дом производит впечатление казармы. В столовой, в которой стоят покрытые белыми скатертями столы для четырех человек, обслуживают немецкие вестовые. У первого стола сидит генерал Зейдлиц. Теперь там занимает место и Паулюс. Если посмотреть в столовую во время еды, то не сразу поймешь, что видишь перед собой военнопленных, потому что каждый постарался придать своей военной одежде возможно более штатский вид. Знаки различия, как и во всех лагерях, больше не носятся. Обращение по чину уже больше не принято. С середины 1945 года Паулюс больше не носит знаков различия. Но по отношению к нему делается исключение. Ему говорят «господин фельдмаршал».
В доме издается газета. Здесь же записывается текст выступлений по радио. В этой работе Паулюс не принимает участия. И в новом кругу он не сбросил с себя обычной сдержанности. Ближе сходится он лишь с немногими. Они принадлежат, главным образом, к левому крылу комитета. Правда, раз в неделю он делает исключение и играет с находящимся в доме гессенцем в карточную игру «Двойная игра».
Здесь он впервые в плену начинает писать о Сталинграде. Так я видел Паулюса в третий раз:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84