.. Я пойду первой. Смотри, не перегни палку. Будь осторожна, Танька! Да что я говорю! Прахом! Ты всегда была упертая! Еще в детском саду через трубу лезла, лезла... Мы отступились, страшно же. Ты долезла до конца. С ревом, правда.
- А я и так осторожна, как твой Барсик, когда идет по карнизу. Чес слово, чес слово! Если что, позвоню...
Она ушла первой. Я - спустя минут десять, в другую сторону. Зря, что ли, по телеку крутят и крутят "криминал", да киношки со шпионскими способами обмана противника! В соответствии с полученными рецептами я не раз осторожно оглядывалась, не идет ли кто следом... Мало ли! И успокоилась, лишь закрыв за собой дверь Михаиловой квартиры.
Можно было обо мне сказать в ту ночь, что я, начисто забыв о личном, целиком сосредоточилась на общественном интересе? Ничуть. Не сосредоточилась. Хотя в мозгу появилась зарубка: "Если дачка - хренотень, зачем богатенький Буратино Сливкин согласился принять её в дар? Значит... значит, есть, была серьезная причина заполучить её. Вон как в фильме "Мертвые предъявляют счет"... Старый дом в чащобе. А из-за него две наркобанды разодрались. Почему? В очень удобном месте расположен - тут тебе и шоссе, и аэродром, и море, и граница. Моря возле мордвиновской дачи нет, граница далеко, но остальное имеет место быть. Или я что-то сочиняю? Накручиваю?"
... Райские кущи для придурковатой девицы-женщины, вроде меня? Ванна с теплой водой в белой пене шампуня... ВЫ ней-то, разнежившись и потеряв всякую бдительность, вспомнила то, что вспоминать зареклась. Зареклась и все. Потому что так влипнуть, как влипла я два года назад, не всякой мадемуазели удается. И если бы не Алексей - ещё неизвестно, сколько дорогого молодого времени я подарила бы депрессухе. Если бы не Алексей... Если бы не жуткая боль в животе. Если бы брат Митька не проявил смекалку и напористость спортсмена. Я ведь сказала - "Не смей! Не хочу!" Корчилась в постели от боли, но твердила свое. Он вызвал "скорую", сам снес меня вниз, сел рядом, держал, чтоб не рвалась...
Недаром, недаром говорится - "все, что ни делается, к лучшему". В ту ночь дежурным хирургом оказался синеглазый парень. После операции, низко склонившись, спрашивал веселым голосом озорника:
- Ну зачем плакать-то? Все же прекрасно! На улице птички поют! Негры в Африке перестали на время стрелять друг в друга! Скандинава-заложника чечены вернули живехоньким, правда, за большие деньги! А я даже ножниц в вашем животе не забыл по обыкновению!
Ну ангел и ангел! Правда, в дальнейшем выяснилось, что если и ангел, то весьма целеустремленный и, увы, достаточно беспощадный, если на кону его любимый скальпель...
Там, тогда, в палате, он, все-таки, добился от меня связного ответа. Хотя и переполненного враньем:
- Я просто устала... Много работала... Вот и нервы... Ходила к одному композитору брать интервью... Такое оказалось ничтожество... Столько спеси...
- И из-за этого пустяка реветь? - удивился Алексей. - Подумаешь! Мало ли дерьма вокруг плавает! Наплевать и забыть!
Врала я ему. Хотя богатый модный композитор-гитарист попортил мне нервы уже тем, что принялся приставать, налегая толстым животом, уверяя, что в постели он иго-го! Да дурак он и все! Безумно смешной, к тому же, в момент "ухаживания". Да дело было вовсе не в нем! Ревела я совсем по другой причине. Ревела потому, что... Даже стыдно сказать... Скверненький анекдот да и только! Кому рассказать... Да ведь осмеют! А синеглазый забияка-хирург уж точно после этого сообщения оставит не только ножницы, но и скальпель, и зажимы, и тампоны в животе оперируемого!
Хотя, с другой стороны, как было не обольститься? Не влюбиться по уши? Даниель... Даниель... Потомок знаменитого польского вельможи... Стоило ему только войти в дверь - и все разом, словно по команде, обернулись и уставились, как зачарованные. Хотя в той компании хватало и всякого рода симпатяг, как мужского, так и женского пола. И почти все - умницы, при талантах: кто поэмы пишет, кто рассказы, кто мозаикой занимается, кто скульптурой... А он как с небес сошел... весь в белом, с черной гитарой, высокий, стройнехонький, золотые кудри почти до пояса, а глаза... глаза переливались и сияли лазорево, а от длинных темных ресниц падала туманная тень... Другого такого уж точно во всем свете нет... Он оперся спиной о стену, поднял очи долу и заиграл...
Как они очутились рядом на диване? Почему он улыбался только ей, сверкая сахарными рекламными зубами?
Я не утерпела и выдала:
- Пользуетесь, несомненно, диролом и ксилитом?
Он улыбнулся особенно лучезарно:
- В току! Изредка подрабатываю на рекламе. А вы? Вполне могли... с этими своими волосами рекламировать какие-нибудь французские шампуни...
И он рассмеялся. Он вообще казался удивительно веселым, легким человеком, далеким от сложностей и причуд бытия. На сером фоне современного задерганного, зачумленного мужчинского племени это было что-то!
Его попросили прочесть свои стихи. Он легко согласился, кивнул и, приобняв меня за плечи, произнес:
На закате, когда догорает
Пламя жизни и пламя любви...
Не знала, не ведала, хорошие ли это стихи или плохие, или серединка наполовинку, - всем телом, каждой клеточкой ощущала одно - если сейчас этот человек снимет свою руку с её плеча - я полечу в бездну страшной, ледяной пустоты.
Но ведь так и случилось. Он снял руку и вообще ушел с дивана. И я умерла. Даже шелеста от окружающей громкой жизни с пением, остротами, гитарными переборами не слыхала. Хотя, видимо, вела себя вполне на уровне, пусть механически, но выполняла какие-то необходимые правила общежития. И лишь Инга Селезнева, модельерша, не поверила моему спокойствию, подошла, присела, протянула пачку сигарет и шепнула спокойно:
- Оглоушил? Не поддавайся! Мы все через это прошли...
Возможно, я бы и призадумалась над этими словами, если бы, если бы... но не был так впечатляюще, безупречно красив, а красота, как сказано кем-то где-то, - это великая сила.
Но разве я до сих пор не встречала красивых парней? Да сколько угодно! Только вот не до такой степени... Только никто из них не мог, как он, схватить меня в охапку одним взглядом и унести черт знает куда... И, возможно, впервые в жизни я пожалела тогда, что не столь красива, а так, серединка наполовинку. Впервые в жизни мне показалось, что я как бы ничего особенного, а он... он молодой Бог... Хотя прежде всегда была достаточно уверена в себе, в силе своих голубых глаз, собственного остроумия, умении хоть писать, хоть танцевать, развевая по ветру длинные светлые волосы...
И - на тебе... Я, которую с вечеринок непременно кто-нибудь из парней спешил проводить, вдруг испугалась, что Он пренебрежет такой возможностью и, ломая себя, встала и пошла к выходу, чтобы не испить полную, до краев, чашу подступившего унижения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
- А я и так осторожна, как твой Барсик, когда идет по карнизу. Чес слово, чес слово! Если что, позвоню...
Она ушла первой. Я - спустя минут десять, в другую сторону. Зря, что ли, по телеку крутят и крутят "криминал", да киношки со шпионскими способами обмана противника! В соответствии с полученными рецептами я не раз осторожно оглядывалась, не идет ли кто следом... Мало ли! И успокоилась, лишь закрыв за собой дверь Михаиловой квартиры.
Можно было обо мне сказать в ту ночь, что я, начисто забыв о личном, целиком сосредоточилась на общественном интересе? Ничуть. Не сосредоточилась. Хотя в мозгу появилась зарубка: "Если дачка - хренотень, зачем богатенький Буратино Сливкин согласился принять её в дар? Значит... значит, есть, была серьезная причина заполучить её. Вон как в фильме "Мертвые предъявляют счет"... Старый дом в чащобе. А из-за него две наркобанды разодрались. Почему? В очень удобном месте расположен - тут тебе и шоссе, и аэродром, и море, и граница. Моря возле мордвиновской дачи нет, граница далеко, но остальное имеет место быть. Или я что-то сочиняю? Накручиваю?"
... Райские кущи для придурковатой девицы-женщины, вроде меня? Ванна с теплой водой в белой пене шампуня... ВЫ ней-то, разнежившись и потеряв всякую бдительность, вспомнила то, что вспоминать зареклась. Зареклась и все. Потому что так влипнуть, как влипла я два года назад, не всякой мадемуазели удается. И если бы не Алексей - ещё неизвестно, сколько дорогого молодого времени я подарила бы депрессухе. Если бы не Алексей... Если бы не жуткая боль в животе. Если бы брат Митька не проявил смекалку и напористость спортсмена. Я ведь сказала - "Не смей! Не хочу!" Корчилась в постели от боли, но твердила свое. Он вызвал "скорую", сам снес меня вниз, сел рядом, держал, чтоб не рвалась...
Недаром, недаром говорится - "все, что ни делается, к лучшему". В ту ночь дежурным хирургом оказался синеглазый парень. После операции, низко склонившись, спрашивал веселым голосом озорника:
- Ну зачем плакать-то? Все же прекрасно! На улице птички поют! Негры в Африке перестали на время стрелять друг в друга! Скандинава-заложника чечены вернули живехоньким, правда, за большие деньги! А я даже ножниц в вашем животе не забыл по обыкновению!
Ну ангел и ангел! Правда, в дальнейшем выяснилось, что если и ангел, то весьма целеустремленный и, увы, достаточно беспощадный, если на кону его любимый скальпель...
Там, тогда, в палате, он, все-таки, добился от меня связного ответа. Хотя и переполненного враньем:
- Я просто устала... Много работала... Вот и нервы... Ходила к одному композитору брать интервью... Такое оказалось ничтожество... Столько спеси...
- И из-за этого пустяка реветь? - удивился Алексей. - Подумаешь! Мало ли дерьма вокруг плавает! Наплевать и забыть!
Врала я ему. Хотя богатый модный композитор-гитарист попортил мне нервы уже тем, что принялся приставать, налегая толстым животом, уверяя, что в постели он иго-го! Да дурак он и все! Безумно смешной, к тому же, в момент "ухаживания". Да дело было вовсе не в нем! Ревела я совсем по другой причине. Ревела потому, что... Даже стыдно сказать... Скверненький анекдот да и только! Кому рассказать... Да ведь осмеют! А синеглазый забияка-хирург уж точно после этого сообщения оставит не только ножницы, но и скальпель, и зажимы, и тампоны в животе оперируемого!
Хотя, с другой стороны, как было не обольститься? Не влюбиться по уши? Даниель... Даниель... Потомок знаменитого польского вельможи... Стоило ему только войти в дверь - и все разом, словно по команде, обернулись и уставились, как зачарованные. Хотя в той компании хватало и всякого рода симпатяг, как мужского, так и женского пола. И почти все - умницы, при талантах: кто поэмы пишет, кто рассказы, кто мозаикой занимается, кто скульптурой... А он как с небес сошел... весь в белом, с черной гитарой, высокий, стройнехонький, золотые кудри почти до пояса, а глаза... глаза переливались и сияли лазорево, а от длинных темных ресниц падала туманная тень... Другого такого уж точно во всем свете нет... Он оперся спиной о стену, поднял очи долу и заиграл...
Как они очутились рядом на диване? Почему он улыбался только ей, сверкая сахарными рекламными зубами?
Я не утерпела и выдала:
- Пользуетесь, несомненно, диролом и ксилитом?
Он улыбнулся особенно лучезарно:
- В току! Изредка подрабатываю на рекламе. А вы? Вполне могли... с этими своими волосами рекламировать какие-нибудь французские шампуни...
И он рассмеялся. Он вообще казался удивительно веселым, легким человеком, далеким от сложностей и причуд бытия. На сером фоне современного задерганного, зачумленного мужчинского племени это было что-то!
Его попросили прочесть свои стихи. Он легко согласился, кивнул и, приобняв меня за плечи, произнес:
На закате, когда догорает
Пламя жизни и пламя любви...
Не знала, не ведала, хорошие ли это стихи или плохие, или серединка наполовинку, - всем телом, каждой клеточкой ощущала одно - если сейчас этот человек снимет свою руку с её плеча - я полечу в бездну страшной, ледяной пустоты.
Но ведь так и случилось. Он снял руку и вообще ушел с дивана. И я умерла. Даже шелеста от окружающей громкой жизни с пением, остротами, гитарными переборами не слыхала. Хотя, видимо, вела себя вполне на уровне, пусть механически, но выполняла какие-то необходимые правила общежития. И лишь Инга Селезнева, модельерша, не поверила моему спокойствию, подошла, присела, протянула пачку сигарет и шепнула спокойно:
- Оглоушил? Не поддавайся! Мы все через это прошли...
Возможно, я бы и призадумалась над этими словами, если бы, если бы... но не был так впечатляюще, безупречно красив, а красота, как сказано кем-то где-то, - это великая сила.
Но разве я до сих пор не встречала красивых парней? Да сколько угодно! Только вот не до такой степени... Только никто из них не мог, как он, схватить меня в охапку одним взглядом и унести черт знает куда... И, возможно, впервые в жизни я пожалела тогда, что не столь красива, а так, серединка наполовинку. Впервые в жизни мне показалось, что я как бы ничего особенного, а он... он молодой Бог... Хотя прежде всегда была достаточно уверена в себе, в силе своих голубых глаз, собственного остроумия, умении хоть писать, хоть танцевать, развевая по ветру длинные светлые волосы...
И - на тебе... Я, которую с вечеринок непременно кто-нибудь из парней спешил проводить, вдруг испугалась, что Он пренебрежет такой возможностью и, ломая себя, встала и пошла к выходу, чтобы не испить полную, до краев, чашу подступившего унижения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91