ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Беляева Лилия
Старость - радость для убийц
Лилия БЕЛЯЕВА
СТАРОСТЬ - РАДОСТЬ ДЛЯ УБИЙЦ
Детектив
Что может толкнуть молодую девушку-женщину на дикий, абсурдный поступок изувечить прическу, которая ей идет? Только экстремальное, безвыходное положение. И отчасти - дурь.
Я дожевала бутерброд с сыром, допила чай, глянула в окно, где сияло чистотой и невинностью бирюзовое майское небо, почикала ножницами без последствий для воздуха, вздохнула и резанула... К моим ногам бесшумно слетела длинная светлая прядь, а на моем лбу, прикрывая его до бровей, появилась дурацкая челка. Теперь было поздно жалеть, сокрушаться, ругать себя "идиоткой". Следовало забрать все оставшиеся пряди в пучок на затылке под синюю бархатку с резинкой внутри, чтоб в целости сохранить Наташин фасон, который сто лет назад называли "конский хвост".
Далее следовало вдеть в уши позолоченные сережки с голубыми камешками, неинтересные, безвкусные, надо признать, и позолоченной цепочкой украсить шею. "Воркутинские" же кофта с юбкой турецкого происхождения тоже гляделись отнюдь не изделиями от Версаче... Особенно убогонька была серая плиссированная юбчонка из искусственного шелка со стеклянным блеском.
Михаил, как ему и было велено, сидел на кухне, допивал кофе и считал мою затею по меньшей мере необдуманной. У двери в прихожую уже стояла его командировочная сумища, где основное место занимали фотопринадлежности, включая три фотоаппарата и фоторужье.
- Вхожу на подиум! Музыка! Гляди! - позвала я и встала посреди комнаты, скромно развесив руки по бокам, смущенно исподлобья глядючи...
- Мать честная! - воскликнул он то ли в восхищении, то ли в досаде. - Во что себя превратила! Глухая провинция! И не жалко волос-то?
- Не-а, - отозвалась застенчивым шепотом. - Немножко.
- Ох, Татьяна, Татьяна... И куда лезешь на свою голову! Больно самоуверенная! Да и не женское это дело...
- Ага! - подтвердила с охотой. - Женщине пристало прозябать лишь на задворках жизни. Даже если она выбрала себе лихую профессию журналиста... И ты, Михаил, выходит, туда же! А я-то надеялась, что без предрассудков...
Он поднял обе руки, сдаваясь. При его росте этого делать не следовало чуть не разбил люстру:
- Подсекла! Вогнала в краску!
Ткнул в меня пальцем:
- В последний раз спрашиваю: ты хоть понимаешь, что лезешь на рожон? Что там целых два трупа... Нехорошо пахнут. Убийство вообще пахнет скверно! Ты тоже, между нами, не из каррарского мрамора...
- Не каркай! И не считай себя первооткрывателем. Я же тебе и сказала, что убийством шибко пахнет в этом Доме ветеранов от искусства. Но если я уже и волосы изуродовала - значит, ходу мне назад нет. Лучше скажи - очень я похожа на воркутинку Наташу? Ты же профессионал, у тебя глаз - алмаз...
Михаил, будучи человеком добросовестным и отзывчивым, взял в руку раскрытый паспорт моей сводной сестры, вгляделся в фото, перевел взгляд на меня, признал:
- Похожа. Надо же... сводные сестры, а словно двойняшки!
- Отцу надо сказать спасибо. Должно быть, много страсти вкладывал не только в свою геологию, но и в женщин... А ещё говорили, что в период развитого или какого-то там ещё социализма не было секса! Вот же ярчайший пример!
Михаил рассмеялся:
- Лови ещё один! Тоже нетусклый! Я посвятил директора Дома Виктора Петровича Удодова в наши с тобой интимные отношения, сказал, что ты не только квартируешь у меня, но и живешь со мной. Шокирована?
- Нисколько! Врать так врать! Очень убедительно: мол, бедной девке некуда было податься, а мужик и воспользовался...
- Во-во! Именно этот кадр! Как мужик мужика мы поняли друг дружку и хохотнули. Он мне приоткрылся: "Беру на работу неустроенных бабеночек, они это ценят и отвечают взаимностью, то есть работают на совесть". Возьми на заметочку. Авось пригодится. Ну что ж... Удачи!
Он поднял с пола свою сумищу, постоял, широко расставив ноги в кроссовках сорок пятого размера, не хиляк мальчик, отнюдь, усмехнулся в бороду:
- Хочешь резану последнюю правду-матку?
- Валяй.
- Знаешь, почему ты затеяла это? Потому, что без любви живешь, без настоящей кондовой любви, чтоб до скрежета костей и поломки челюстей.
- Золотые слова роняешь, Михаил. Но дороже всего была бы подсказочка: где сыскать такого мужичка, чтоб он к тебе и ты к нему со всей искрометной страстью, чтоб вас друг от друга автокраном не отодрали? Где? Сам-то куда, между прочим, помчался? В Таджикистан, на границу, где пульки не только соловьями свистят, но и жалят. Чего тебе-то в Москве-то не хватает?
- А может, тоже любви? - отбился он, перекачиваясь с пятки на мысок, с мыска на пятку. - Надо подумать. Так или иначе, хочу встретить тебя здоровой и невредимой. И веселой впридачу!
- А я - тебя. Два дур... то бишь сапога - пара.
И мы расстались. Он открыл дверь, шагнул вон, но в последний момент обернулся:
- На деревянной солонке записан телефончик. В случае чего - звони. Зовут Николай Федорович, ветеран одной неслабой службы. Он мне обязан - я его портрет когда-то выставил, многие издания перепечатали. Ну, помчался за бабочками, жучками-паучками.
Он сильно захлопнул за собой дверь. А я осталась одна одинешенька в чужой однокомнатной, с чуждой мне челкой, разлученная "легендой" с родными и близкими, и тишина неприкаянности придавила все мои дерзновенные помыслы... Хорошо, Михаил включил перед уходом магнитофон, который журчал-утешал: "Пой, ласточка, пой, пой, не умолкай, песню блаженства любви неземной... пой, ласточка, пой..." Я дала полный звук, от которого аж стекла вздрогнули. Но гулять - так гулять! Раз пошла такая пьянка - режь последний огурец!
... На следующее утро, как и оговорился Михаил с директором Дома ветеранов работников искусств, молодая женщина-девушка с челкой, весьма и весьма провинциального вида, робко переступила невысокий порожек кабинета Виктора Петровича Удодова... Было это 17 мая 199... года. В открытое окно пахло свежим тополиным листом и черемухой.
Однако самое-то начало всей это весьма непростой, достаточно чудовищной и, на первый взгляд, неправдоподобной истории, положил телефонный звонок, прозвеневший в моей квартире девять дней тому назад.
В то позднее утро мы с Алексеем лежали на моей постели, прости нас, Господи, - совсем голенькие, и выясняли отношения, когда зазвучала эта настойчивая, долгая трель. Алексей схватил мою руку на лету:
- Кто это там такой упорный? Перебьется! Небось, не Москва горит! Я же тебе ещё и ещё раз говорю: кончай свои игры, тем более с огнем. Муж я тебе или не муж?
Вытерпев минуту, не больше, телефон опять затрезвонил не переставая.
- Ну и выдержка у тебя! - ехидно похвалила я. - Слава, слава Богу, что ты ещё пока не полный мой муж!
- И выдержка, и резвость суждений! - отозвался он тотчас. - Ну посмотри на себя!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91