- Не дадут отдохнуть! Всюду найдут! Ну будто Марселина одна на свете!
- Одна, Марселиночка, одна-единственная! - вязался теле-культуролог, женственно поводя плечами и играя голосом. - Для нас, журналистов, ты, дорогая, самое вкусное, изысканное блюдо! Не надо сердиться! - он подмигнул мне приятельски. - Надо уступить и дать девушке заработать немного. Ты же не злая, Марселиночка! Ты же не капризная, как Эльвира! Ты же понимаешь, что все хотят жить и жить хорошо...
- Ладно, давай задавай свои вопросы! - отозвалась "звезда". - Как твоя газета называется? Боже, какое дурацкое название! Тебе как, что, больше мои политические взгляды интересуют или... - она хохотнула в бокал, - или с кем сплю? А что это за чучело рядом с тобой? Борода, ты чей будешь?
Я сидела скромненькая, с дешевым диктофоном в руках и, в душе проклиная эту хамку, старалась глядеть на неё с улыбкой понимания и почтения.
- Я - фотокор, - басовито прогудел Михаил за мой спиной. - Моя задача снять вас убойно, чтоб все дальнобойщики повесили вашу фотку у себя в кабине и всю дорогу от Хабаровска до Марселя любовались.
- Бурцилаев! - Марселина ткнула ногтем в жидкий живот своего спонсора. Бурцилаев! Слышишь? Эти х...вы корреспонденты мне нравятся! Я с ними закадрю! Бурцилаев! Еще шампанского! И жрачки! Пусть от пуза напьются-наедятся! Пусть запомнят Марселину, какая она вся из себя простая, доступная, хоть и пьяненькая... Но мужик, Борода, мне больше нравится, чем девка! Люблю правду! Девки - дерьмо!
- Дэвушка! - улыбнулся мне денежный толстяк. - Не надо обижаться. Марселина так шутит. Она хочет сказать, что не лесбиянка!
Мне бы встать и уйти. А прежде рубануть:
- Пошла ты!
А еще, если бы дала себе полную волю, имела право обнаружить немалые знания про эту самую Марселину, которую в Киеве знали как Софу Кобенко, выпускницу бухгалтерских курсишек, которая с завидной прытью, при весьма средних вокальных данных, сумела переспать с целым взводом, а может, и дивизионом дядечек разных возрастов, очень полезных в деле "раскрутки". И я, между прочим, если уж на то пошло, могла бы отчеканить голосом кое-что из словаря ненормативной лексики.
Но... как подвести газету, коллектив, обнадеженного Макарыча?
В конце концов разнеженная всеобщим вниманием Марселина принялась с удальством пьяной забубенной бабенки отвечать на мои вопросы. Я только молила Бога, чтобы диктофон меня не предал.
Когда мы вышли из этого клуба-казино, было сложно понять - белая ночь ли длится или раннее утро так осветлило майские небеса.
Михаил сказал:
- Классное получилось интервью! Она с себя прямо все шмотки поснимала, голяком бегала... Про аборты, про гонорею... с кем как спала... почему ей член у члена правительства не понравился... Такой наворот! А ты чего киснешь? С таким интервью нашу газету расхватают в момент! Макарыч задушит тебя в своих объятиях!
- Михаил! Как ты можешь шутить! - набросилась я. - Мы же с тобой словно в выгребной яме побывали! В дерьме с ног до головы!
- Молоденькая ещё какая! - посочувствовал он. - Не видала настоящих выгребных ям... Эта-то Марселина-Софочка - шелупень шелупенью. Дешевка. На свете ж есть такие страшненькие субъекты-объекты, такие страхолюдины... Тебе очень тошно?
- Очень.
- Пошли ко мне. Я рядом живу. Выпьем кофе. Или чаю. Провожу до дому.
- Тебе что, так меня жалко стало? А себя? - подкусила, не задумалась.
- Я большой, метр девяносто, чего меня жалеть? К тому же, из автомата полоснуть сумею при необходимости... А ты не умеешь...
- Не умею.
- То-то и оно...
Мимо нас неслись огоньки машин и раструбы света от фар и словно бы все на какой-то праздник. Пахло выхлопными газами. И тем удивительнее было увидеть живую ворону у самого края шоссе. По всем законам она должна была взлететь и исчезнуть, но она сидела, слабо шевеля полураспушенными крыльями.
- Ой! - сказала я. - Ее же задавят!
- Не её, а его, - сказал Михаил. - Это вороненок.
Он шагнул к птице, попытался поймать. Но листва ближнего шатрового тополя неистово раскаркалась, из неё вылетела крупная, как утка, ворона и кинулась к вороненку с таким надрывным, требовательным криком, что в ушах засвербило. Вороненок шарахнулся от Михаила, вскочил на бровку тротуара и вдруг распустил крылья, закричал от отчаяния и неверия в собственные силы и - взлетел и сел на тополиную ветку.
- Вот так совершаются подвиги! - Михаил сверкнул белозубой улыбкой, не без почтения пригладил усы и бороду. - Мы с тобой научили вороненка летать. Теперь его кошка не съест. Ко мне?
- Давай. Ты мне кофе, а я буду орать-ругаться... потому что ненавижу я это поганое занятие - искать сенсации для "Светских сенсаций"! ненавижу! И Макарыча начинаю ненавидеть! И себя!
Михаил жил в коммуналке. Но в центре, поблизости от "Белорусской". В этом районе всегда вкусно пахло ванилью от кондитерской фабрики. В его комнате, просторной, с двумя окнами, все стены были увешаны цветными снимками жуков, пауков, бабочек, птиц. Попадались и фото красивых женщин.
Я знала, что он не женат, что его постигла банальная участь всех излишне доверчивых юнцов - он очень верил, что любимая девушка его дождется после армии, но она не дождалась. Он прошел Афган, долго лежал в госпитале. Все в редакции удивлялись при случае, почему такой здоровый мужик увлекся насекомыми, вот и снимает, вот и снимает всюду, куда его посылают в командировку...
- Почему ты снимаешь бабочек, жуков-пауков? - спросила я, выговорив все проклятия по поводу своей злосчастной обязанности поставлять "светские сенсации".
- А разве они некрасивы?
- Красивы. Красиво снимаешь. А почему не женишься?
- А почему ты замуж не выходишь?
Посмеялись. И вдруг я заметила небольшой, с книжную страницу, снимок. На нем знакомое лицо - Удодов. Но не в нынешнем качестве, а гораздо моложе: волосы длинные, отброшены назад, седоватые только у висков. Выражение глаз странное - они округлились, словно заметили что-то поразительное.
- Кто это? - спросила я.
- А-а, мой хороший знакомый. Любопытный мужичок. Я его выручил как-то.
Не рискнула продолжать этот разговор. Михаил проводил меня до дому. Но ощущение своей униженности, обиды я приволокла с собой почти целиком и, укладываясь спать, думала: "И надо ж мне было только лет учиться, читать умные книги, чтобы ползать чуть ли не на коленях перед всякими потаскушками-певичками, вытягивать из них подробности их идиотского, пакостного существования?!" Про снимок Удодова забыла. Слишком жгла обида, бурлило оскорбленное самолюбие. Чувствовала - нужен реванш, необходимо очищение от скверны, крутой поворот судьбы, - деяние, которое вернет мне самоуважение...
Однако, оказывается, мне требовалось получить ещё пощечину от Алексея, чтобы, презрев всякий страх перед последствиями, всякие советы благоразумия, решиться окончательно на авантюру под кодовым названием "Журналистка Татьяна Игнатьева меняет профессию и превращается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91