– Нечисть, – прошептал Таниэль, который слушал Пайка, словно завороженный. – Чудовища появляются среди тех, кто ни во что больше не верит. – Он неожиданно подмигнул Элайзабел, которая фиксировала тампоны на его ранах при помощи ремня Кэтлин.
Доктор согласно кивнул.
– Человечество еще не настолько развито, чтобы полностью нести ответственность за свои ошибки. Нам необходимо веровать в существование каких-то высших сил. Совершив величайшие научные открытия, объяснив все на свете, мы остались ни с чем. Фабрики с бездушными машинами, неприкаянные дети, копоть и смог – вот что мы получили. Если к этому сводится все земное существование человека, то стоит ли такая жизнь тех усилий, которых она требует? Разве так уж заманчиво претерпевать все лишения, боль, разочарования, чтобы опустошенным и измученным прийти к финишу, за которым не следует ровным счетом ничего? Никакой надежды, никакого вознаграждения. Нечисть поселилась во всех крупных городах мира, Таниэль, потому что именно большие города являются скопищем несчастных, пытающихся сделать свое существование хоть сколько-нибудь сносным и терпящих на этом пути поражение за поражением.
И вот, сами себе в том не признаваясь, мы испугались. В глубинах своего сознания, там, куда еще не проникла наука, мы стали страшиться пустоты, которую сами же и создали. Мы запустили механизм саморазрушения. Тогда-то и была создана нечисть, она возникла из таинственных и древних недр нашего существа, она плоть от плоти наших ночных кошмаров, она держит нас в состоянии страха и напряжения, идущих извне. Потому что вся ненависть, и вина, и стыд должны находить какой-то выход вовне, Таниэль, иначе эти чувства съедят нас заживо. Загнав их внутрь, мы все рано или поздно уподобимся Лоскутнику.
– Видите ли, – моргая своими тяжелыми веками, подытожил Пайк, – мы, члены Братства… не являемся разрушительной для человечества силой. Человечество само себя разрушает. Мы всего лишь пытаемся предоставить ему новый объект верований. Это наш дар миру – новые алчущие боги, нечто, выходящее за рамки науки, за пределы математических исчислений, нечто непостижимое и непознаваемое, недоступное для наших пяти чувств. Глау Меска, юноша. О, вот уж кто заставит Дарвина перевернуться в могиле.
Шум, который вначале слышался лишь смутно, стал теперь настолько отчетливым, что игнорировать его было уже невозможно. До слуха находившихся на галерее донеслись шипение, вой, пронзительный визг множества голосов. Пайк прекратил свои разглагольствования и насторожился. Выражение самодовольства на его лице уступило место недоумению.
– Что это там такое? – спросила Элайзабел, вскинув голову.
– По-моему, – с недоброй усмешкой ответил Таниэль, – ваши хваленые чудовища жаждут личной встречи с вами, доктор Пайк.
Глаза Пайка расширились от ужаса. Таниэль произнес вслух то, о чем он страшился даже помыслить. Да, эти звуки не оставляли никаких сомнений.
Нечисть. Нечисть.
– Это ты их впустил! – взвизгнул он, прижимая дуло пистолета к виску Таниэля. – Теперь мы все погибнем! – И с этими словами он нажал на курок.
Чудовища ввалились в зал огромной толпой. Они визжали и выли от восторга, и вопли ужаса, исторгаемые сектантами, смешались с завываниями нечисти. Кэтлин выхватила пистолет из руки доктора, не успев осознать, что оружие дало осечку. Таниэль бросился на Пайка, но тот с неожиданным для его почтенных лет проворством стремглав кинулся к выходу с галереи и помчался вниз по ступеням.
Таниэль выхватил пистолет из рук Кэтлин, убедился, повернув барабан, что в нем остались патроны, и прицелился. Внезапно в памяти его всплыли слова Дьяволенка, которые тот произнес в логове бесплотного вурдалака: «Моими устами говорит та могущественная сила, которая создала видимую часть вселенной, сила, которая управляет ходом времени и последовательностью событий, сила, которая руководит движением планет. Ее орудия – это всяческие совпадения, различия и случайности».
Внизу, под галереей, творилось что-то невообразимое. Сектанты погибали один за другим, монстры рвали их на части, проглатывали целиком, умерщвляли одним прикосновением. Только Тэтч, как и прежде, стояла в центре круга, куда не могла проникнуть нечисть, с воздетыми и разведенными в стороны руками и склоненной головой.
Таниэль выстрелил.
Тэтч дернулась, и глаза старой ведьмы широко раскрылись. С бессильной злобой она уставилась на Таниэля. На белом платье, на груди, расплывалось кровавое пятно. Руки Тэтч безвольно опустились. На лице Частити Блейн появилось выражение недоумения, но глаза ведьмы посылали Таниэлю проклятия через весь огромный зал. Но вот она откинула голову назад и повалилась на пол, очутившись за пределами магического круга. И тотчас же нечисть сожрала ее, не оставив даже костей.
Небо и землю сотряс чудовищный раскат грома. Многие, в том числе и Таниэль, не выдержав силы этого удара, попадали на колени. В собор ворвался ледяной порыв ветра, который принес запах морской воды и водорослей. Все пространство зала огласил истошный вопль, в котором звучали досада и ярость. Огромные и пустые глаза Глау Меска больше не глядели в радостном предвкушении на мир людей. Врата, которые только что были гостеприимно распахнуты, теперь навек захлопнулись перед злыми и жестокими богами. Элайзабел, Таниэль и Кэтлин прижались друг к другу, чувствуя себя беззащитными перед неистовым ураганом, свирепствовавшим в соборе.
Но ветер стих так же внезапно, как и поднялся. В зале стало тихо.
Затем из недр собора на свободу вырвалась воздушная волна, которая подхватила красную облачную карусель в небесах и разорвала ее, и страшные тучи устремились вверх, тускнея и становясь все меньше. Мрак, окутавший Лондон, вдруг словно бы расползся на отдельные лоскуты, как ветхая тряпка, и ветер стал уносить их прочь.
Земля содрогнулась, и по всему городу стали рушиться здания, из окон вылетали стекла, стены уцелевших домов покрылись трещинами. Памятники покосились, из мостовых выкрошились булыжники, Тауэрский мост прогнулся и рухнул в Темзу. Огонь от свечей и очагов взбежал по стенам жилищ. Начались пожары. Основную силу удара принял на себя Старый Город. Многие из его зданий рассыпались в прах, остальные объяло пламя.
Воздух снова огласился дикими криками и завываниями монстров. Элайзабел зажмурилась и спрятала лицо на груди у Таниэля, который сам был так потрясен и напуган этой дикой какофонией, что совсем позабыл о своих ранах и стоял недвижимо, словно окаменев.
А затем все кончилось. Настала тишина, которую нарушили только шорох штор на галерее и звон какого-то металлического предмета, упавшего на пол…
Элайзабел отважилась открыть глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89