– Буду рад. Чем могу быть полезен?
– Можно откровенно? Иначе не имеет смысла. Скажите прямо, что тут у вас происходит? Почему Сергей стал кидаться на людей? Раньше я его таким не знала.
– А вы его давно знаете?
– Четвертый год.
– Срок немалый для семейной жизни.
– Мы не женаты.
– Вот как? Почему-то я так и думал. Ну что же, откровенность за откровенность. Я сам еще не могу понять, что он за человек. Может быть, вы это знаете?
Наташе не понравился вопрос, и поэтому она ответила сухо:
– Вполне нормальный человек, мне, во всяком случае, нравится.
– Вы, очевидно, меня не поняли. Это замечательно, что вы так думаете, но я хотел спросить о другом. Я хотел знать, способен ли Сергей Александрович быть объективным в конкретном и очень важном деле?
– Может быть, я лучше смогу вам ответить, если вы сначала объясните, о чем идет речь?
– Да… Конечно… Я попробую.
Он объяснял минут сорок. Повел ее на станцию, показывал какие-то графики, чертежи. Вначале она пыталась разобраться, но вскоре решила, что ей не хватает специальных знаний, для того чтобы понять основную нить его рассуждений. Главное было, однако, не в том, что рассказывал Строков, а в том, как он об этом говорил. В конце беседы у нее не осталось сомнений, что этот человек старается помочь кому-то, о ком-то заботится… И ей тоже захотелось помочь ему.
– Значит, вы считаете, что если Сергей пойдет с вами на этот, как его…
– Лавиносбор.
– Если он пойдет на лавиносбор, то вам удастся убедить его?
– Я в этом не сомневаюсь.
– А почему он отказался туда идти?
– Наши отношения, как вы заметили, сложились не совсем удачно. Кроме того, пятнадцать километров. Маршрут там не из легких. Подъем…
– Я попробую вам помочь. Хотя это будет не так уж просто. Мое вмешательство может даже повредить.
– Вы все же попробуйте. Заранее вам признателен. Я, знаете ли, не собираюсь здесь оставаться. Может, у вас сложилось неверное впечатление, так это не так. Я понимаю, что Сергею Александровичу со мной труднее, что я ему мешаю. Но уехать, оставив все вот так, в неопределенности, – не могу. Если наш план удастся, если я свожу его на лавиносбор и он убедится… В общем, тогда я сразу же уеду. Вы не сомневайтесь. Этим вы и ему поможете.
– Хорошо. Я попробую.
Легко сказать «попробую»… Она вообще не представляла, как теперь разговаривать с Сергеем. Да и не было его нигде. Сверху от станции окружающее пространство просматривалось на многие километры. Можно было рассмотреть каждый камешек, каждую трещину в скалах. Словно расстояний здесь не существовало. Сначала она лишь пыталась найти Сергея, но постепенно ослепительный синий день, раскинувшийся у нее под ногами, заполнил собой все вокруг. Казалось, разреженный горный воздух пронизывает все ее существо, рождая в душе некую отрешенность от земных дел и забот, известную, наверно, лишь орлам, когда они часами парят на большой высоте и видят землю внизу, под собой, далекой и оттого слегка ненастоящей.
Долго она так стояла, а потом вернулась в комнату, села за стол у окна и стала ждать Сергея.
Постепенно такая же прозрачная и чистая, как горный воздух, тишина пропитала комнату, охладила ее разгоряченные мысли, приглушила обиду, непостижимым образом придала уверенности в себе, в необходимости предстоящего разговора.
Сергей с порога увидел ее застывшую, отрешенную позу и сложенный чемодан.
– Уезжаешь? – только это и спросил. Но иногда в тоне, которым произносится одно лишь слово, можно почувствовать так много… И легкий испуг, и досаду на себя, и желание извиниться, исправить собственную ошибку.
– Нет, Сергей. Я решила остаться.
Он подошел к ней, обнял, и сразу же потеряли значение все предыдущие обиды, подозрения.
– Мне показалось, я поняла что-то важное здесь.
– Что ты могла понять за такое короткое время?
– Здесь все иначе. Не так, как в городе. И люди иные, с какой-то непривычной прямотой, открытые и оттого не защищенные. Может быть, поэтому так неудачно сложилось у тебя все со Строковым?
– Ты о чем? – Она почувствовала, как он насторожился, слегка отодвинулся от нее. Поняла, что продолжать не надо, и все-таки продолжила: – Поговорил бы ты с ним по-хорошему.
– Я с ним по-всякому говорил.
– Сходи с ним в маршрут, о котором он тебя так настойчиво просит. Что тебе стоит?
– Это он тебя подговорил?
Она почувствовала, как вновь накаляется обстановка, как разрушается, едва установившись, хрупкий и непрочный мир.
– Ну, что же ты молчишь?
– Это имеет какое-то значение? Я тебя прошу.
– Имеет, имеет. Это имеет очень большое значение.
Он вскочил, распахнул дверь, и за ней в коридоре сразу же обнаружился Строков, который, очевидно, дожидался здесь конца столь важного для себя разговора. А чтобы не мозолить глаза, попутно вытаскивал из чуланчика какие-то старые вещи. Увидев его, Сергей заорал, уже не сдерживаясь и не стесняясь ее присутствия:
– Если вы завтра же не уберетесь со станции, я вызову милицию!
А Строков молчал и только глазами хлопал, отвернувшись к ящику с приборами.
– Уже и жену впутали в наши дела! Хватит! На станции должен быть только один начальник. Я подозреваю, что и моя ссора с Хакимовым тоже не обошлась без вашего участия!
– Вы очень несправедливый человек, Сергей Александрович, – тихо возразил Строков, пытаясь убрать с дороги свой ящик, так некстати вытащенный из чулана.
– Возможно. В общем, так, завтра мы с вами расстаемся.
– Мы давно с вами расстались. Я искал в вас друга, единомышленника, а вы…
Наташа заметила, что в трудную минуту этот человек словно преображался. Куда-то исчезла его мешковатость, несуразность в походке и жестах. Он весь подобрался, стал суше, стройнее. И сейчас стоял перед Быстровым выпрямившись, глядя прямо ему в глаза. И Сергей почему-то не выдержал, отвел взгляд и пробурчал в сторону:
– Избави меня бог от таких друзей! Ушел и уже со двора крикнул:
– Машину я вам выделю! Укладывайте вещи! Ничего путного от ее вмешательства не получилось.
Она должна была это предвидеть. Сергей слишком самолюбив, к нему нужен какой-то особый подход. Но при любом подходе он все равно не потерпит от нее вмешательства в свои дела, связанные с работой. В городе она, пожалуй, могла бы не вмешиваться, но здесь слишком тесно переплелись в неразрывный клубок работа и личная жизнь. Все у всех на виду, и невозможно определить, где кончается работа, где начинается личная жизнь. Так что же ей теперь делать? Все время молчать? Или все же уехать? Ни то ни другое не годилось, и она не знала, как поступить.
Строков между тем начал укладывать вещи. Наташа слышала его шаркающие шаги по всему дому. Она лежала, зарывшись с головой в подушку, но сквозь тонкие стенки все равно доносились тихое покашливание, шоpox старой одежды, даже скрип дверцы чемодана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30