Этот простой элегантный стиль открывает взору девичью шею и освежает ее.
После укладки я пошла к брадобрею, чтобы побрить лицо (так заведено у японских женщин). Когда мне исполнился год, мой отец впервые подстриг мои волосы и побрил мне лицо. С тех пор я делала это раз в месяц.
После того как я стала майко, я ходила к парикмахеру раз в пять дней. Чтобы сохранить прическу, я спала на лакированной прямоугольной деревянной подушке с тонкой наволочкой. Поначалу я не могла спать вообще, но вскоре привыкла. В окия существовал прием, предотвращающий передвижение подушки на протяжении ночи. Служанки рассыпали рис вокруг подушки и, если девушка двигалась, рис застревал в волосах, и наутро ей снова приходилось идти к парикмахеру.
Я носила в волосах две булавки, отделанные шелком цвета сливы (потому что был февраль) по бокам, пару серебряных украшений (бира) спереди, оранжевую заколку (тачибана) сверху и длинную заколку, украшенную красными кораллами (акадама) и нефритом, вкрапленным горизонтально.
Мама Сакагучи нанесла обычную для майко белую пудру мне на лицо и шею. У этой пудры интересная история. Ею пользовались аристократы, когда им нужно было присутствовать на аудиенции у императора. Когда-то давно император, считающийся священной персоной, сидел отдельно от всех, скрываясь за тонким холстом. Комната для аудиенций освещалась свечами. Белая пудра реагировала на свет, и императору было легче рассмотреть, кто есть кто.
Впоследствии этот опыт переняли танцовщики и актеры. Дело не только в том, что белая пудра хорошо смотрится со сцены, это также увеличивает ценность светлой кожи. Когда-то пудра содержала цинк и была страшно вредна для кожи, однако в наше время она опасности не представляет.
Мама Сакагучи нарумянила мне щеки и брови. Красной помадой накрасила мне нижнюю губу (год спустя я начала красить и верхнюю губу тоже). Затем пришло время одеваться.
Кимоно, которое носит майко, называется хикизури. Оно отличается от обычного кимоно тем, что имеет длинные рукава и длинный шлейф, закрепляющийся на шее. Низ шлейфа утяжелен и выгибается сзади симпатичной дугой. Хикизу-ри защищен длинным оби (более двадцати футов длиной), прикрепляемым сзади. Концы оби свисают вниз. Костюм минараи идентичен костюму майко, только оби и шлейф не такие длинные – свисающие концы оби вполовину короче, чем у майко.
Мое кимоно было сделано из сатина разнообразных бирюзовых оттенков. Оби был из дамаска, украшенного бабочками с раздвоенными крылышками и стянут узлом, с такими же бабочками, расшитыми серебром.
Я держала в руках традиционную сумочку, называемую кого, сделанную как корзиночка и украшенную цветным куском шелка (шибори). Он делается так связываются тысячи мельчайших узелков еще до того, как материал будет покрашен. Результат работ просто ошеломляет. Киото очень славится этой техникой. Я училась этому искусству у мамы.
Шибори моей сумочки был бледно-персикового цвета и украшен рисунками с изображением бабочек-капустниц. В сумочке лежали веер (украшенный тремя красными бриллиантами семьи Каноэ – близких советников императора), красно-белая салфетка для рук, самшитовый гребешок и многие другие аксессуары. На всех них стояла моя монограмма.
Наконец я была одета и готова к выходу. Я надела свои окобо и открыла дверь. Я уже почти собралась выйти наружу, как вдруг остановилась от удивления. Улица была забита людьми, стоящими буквально плечом к плечу. Я боялась выйти и в растерянности позвала:
– Кунико, – я не знаю, что происходит, но на улице огромнейшая толпа. Нельзя ли подождать, пока они разойдутся?
– Не будь глупенькой, Минеко, они пришли, чтобы увидеть тебя.
Я знала, что эти люди ждали моего дебюта, но не имела представления, что все так серьезно.
– Выходи, Минеко, – раздались голоса снаружи, – покажи нам, какая ты красивая.
– Я не могу встретиться со всеми этими людьми. Я хочу подождать, пока они уйдут.
– Минеко, – сказала Кунико, – эти люди никуда не уйдут. Не смотри на них, если тебе так легче, но нам пора идти. Ты не можешь опоздать в первый же день.
Я все еще отказывалась. Я не хотела, чтобы все эти люди смотрели на меня. Кунико рассердилась. Представительница Фусаноя ждала снаружи, чтобы проводить меня. Она уже откровенно скучала. Кунико постаралась успокоить ее и в то же время отправить меня в школу.
В конце концов она заявила:
– Ты обязана сделать это ради тетушки Оима. Она всегда этого хотела. Не смей ее разочаровывать.
Я знала, что Кунико права. У меня не было выбора.
Я снова повернулась к двери, набрала в легкие воздух и подумала: «Ну и ладно. Раз, два, три! Вперед!» И переступила через порог.
Еще один мост. Новый переход.
Толпа разразилась бурными аплодисментами. Люди поздравляли и хвалили меня, но я не могла ответить. Я смотрела на землю, пряча глаза, всю дорогу до Фусаноя. Пока мы проходили сквозь толпу, многие говорили мне что-то ободряющее, но у нас не было времени вникать. Я не видела лиц, но уверена, что мои родители были там.
Хозяин (отосан, или отец) очая немедленно сделал мне выговор за опоздание.
– Нет оправданий вашему опозданию, молодая леди, особенно в первый день. Это указывает на недостаток собранности и добросовестности. Ты теперь минараи. Так что и веди себя соответственно, – сказал он.
Я поняла? что теперь на меня возложена большая ответственность.
– Да, сэр, – решительно ответила я.
– И прекрати использовать стандартный японский. Говори на нашем языке. Говори «хей» вместо «хае».
– Хае, извините меня.
– Опять за свое? Привыкай к нашему языку, если хочешь стать настоящей гейко.
– Хае.
Если вы помните, так же критиковала меня старшая учительница, когда мне было пять лет. Прошло несколько лет, прежде чем я более-менее усвоила, как надо говорить.
Окасан Фусаноя ободрила меня:
– Не волнуйся, дорогая. Это может занять время, но я уверена, что ты научишься. Просто постарайся.
Я впоследствии отплатила ей за ее доброту, а эта женщина стала путеводным светом моей жизни, капитаном, учившим меня лавировать в водах жизни, которые лежали впереди.
18
В тот вечер я присутствовала на своем первом озашики. Почетным гостем был некий джентльмен с Запада. Переводчик объяснил ему, что я майко-ученица и впервые присутствую на публичном банкете.
Гость принялся задавать мне вопросы, а я постаралась использовать все свои школьные знания английского, чтобы побеседовать с ним на его языке.
– Вы когда-нибудь видели американские фильмы? – поинтересовался гость.
– Да, конечно, – ответила я.
– Имена каких-нибудь американских актеров знаете?
– Да, Джеймса Дина.
– А как насчет режиссеров?
– Я знаю только одного. Его зовут Элия Казан.
– Большое вам спасибо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
После укладки я пошла к брадобрею, чтобы побрить лицо (так заведено у японских женщин). Когда мне исполнился год, мой отец впервые подстриг мои волосы и побрил мне лицо. С тех пор я делала это раз в месяц.
После того как я стала майко, я ходила к парикмахеру раз в пять дней. Чтобы сохранить прическу, я спала на лакированной прямоугольной деревянной подушке с тонкой наволочкой. Поначалу я не могла спать вообще, но вскоре привыкла. В окия существовал прием, предотвращающий передвижение подушки на протяжении ночи. Служанки рассыпали рис вокруг подушки и, если девушка двигалась, рис застревал в волосах, и наутро ей снова приходилось идти к парикмахеру.
Я носила в волосах две булавки, отделанные шелком цвета сливы (потому что был февраль) по бокам, пару серебряных украшений (бира) спереди, оранжевую заколку (тачибана) сверху и длинную заколку, украшенную красными кораллами (акадама) и нефритом, вкрапленным горизонтально.
Мама Сакагучи нанесла обычную для майко белую пудру мне на лицо и шею. У этой пудры интересная история. Ею пользовались аристократы, когда им нужно было присутствовать на аудиенции у императора. Когда-то давно император, считающийся священной персоной, сидел отдельно от всех, скрываясь за тонким холстом. Комната для аудиенций освещалась свечами. Белая пудра реагировала на свет, и императору было легче рассмотреть, кто есть кто.
Впоследствии этот опыт переняли танцовщики и актеры. Дело не только в том, что белая пудра хорошо смотрится со сцены, это также увеличивает ценность светлой кожи. Когда-то пудра содержала цинк и была страшно вредна для кожи, однако в наше время она опасности не представляет.
Мама Сакагучи нарумянила мне щеки и брови. Красной помадой накрасила мне нижнюю губу (год спустя я начала красить и верхнюю губу тоже). Затем пришло время одеваться.
Кимоно, которое носит майко, называется хикизури. Оно отличается от обычного кимоно тем, что имеет длинные рукава и длинный шлейф, закрепляющийся на шее. Низ шлейфа утяжелен и выгибается сзади симпатичной дугой. Хикизу-ри защищен длинным оби (более двадцати футов длиной), прикрепляемым сзади. Концы оби свисают вниз. Костюм минараи идентичен костюму майко, только оби и шлейф не такие длинные – свисающие концы оби вполовину короче, чем у майко.
Мое кимоно было сделано из сатина разнообразных бирюзовых оттенков. Оби был из дамаска, украшенного бабочками с раздвоенными крылышками и стянут узлом, с такими же бабочками, расшитыми серебром.
Я держала в руках традиционную сумочку, называемую кого, сделанную как корзиночка и украшенную цветным куском шелка (шибори). Он делается так связываются тысячи мельчайших узелков еще до того, как материал будет покрашен. Результат работ просто ошеломляет. Киото очень славится этой техникой. Я училась этому искусству у мамы.
Шибори моей сумочки был бледно-персикового цвета и украшен рисунками с изображением бабочек-капустниц. В сумочке лежали веер (украшенный тремя красными бриллиантами семьи Каноэ – близких советников императора), красно-белая салфетка для рук, самшитовый гребешок и многие другие аксессуары. На всех них стояла моя монограмма.
Наконец я была одета и готова к выходу. Я надела свои окобо и открыла дверь. Я уже почти собралась выйти наружу, как вдруг остановилась от удивления. Улица была забита людьми, стоящими буквально плечом к плечу. Я боялась выйти и в растерянности позвала:
– Кунико, – я не знаю, что происходит, но на улице огромнейшая толпа. Нельзя ли подождать, пока они разойдутся?
– Не будь глупенькой, Минеко, они пришли, чтобы увидеть тебя.
Я знала, что эти люди ждали моего дебюта, но не имела представления, что все так серьезно.
– Выходи, Минеко, – раздались голоса снаружи, – покажи нам, какая ты красивая.
– Я не могу встретиться со всеми этими людьми. Я хочу подождать, пока они уйдут.
– Минеко, – сказала Кунико, – эти люди никуда не уйдут. Не смотри на них, если тебе так легче, но нам пора идти. Ты не можешь опоздать в первый же день.
Я все еще отказывалась. Я не хотела, чтобы все эти люди смотрели на меня. Кунико рассердилась. Представительница Фусаноя ждала снаружи, чтобы проводить меня. Она уже откровенно скучала. Кунико постаралась успокоить ее и в то же время отправить меня в школу.
В конце концов она заявила:
– Ты обязана сделать это ради тетушки Оима. Она всегда этого хотела. Не смей ее разочаровывать.
Я знала, что Кунико права. У меня не было выбора.
Я снова повернулась к двери, набрала в легкие воздух и подумала: «Ну и ладно. Раз, два, три! Вперед!» И переступила через порог.
Еще один мост. Новый переход.
Толпа разразилась бурными аплодисментами. Люди поздравляли и хвалили меня, но я не могла ответить. Я смотрела на землю, пряча глаза, всю дорогу до Фусаноя. Пока мы проходили сквозь толпу, многие говорили мне что-то ободряющее, но у нас не было времени вникать. Я не видела лиц, но уверена, что мои родители были там.
Хозяин (отосан, или отец) очая немедленно сделал мне выговор за опоздание.
– Нет оправданий вашему опозданию, молодая леди, особенно в первый день. Это указывает на недостаток собранности и добросовестности. Ты теперь минараи. Так что и веди себя соответственно, – сказал он.
Я поняла? что теперь на меня возложена большая ответственность.
– Да, сэр, – решительно ответила я.
– И прекрати использовать стандартный японский. Говори на нашем языке. Говори «хей» вместо «хае».
– Хае, извините меня.
– Опять за свое? Привыкай к нашему языку, если хочешь стать настоящей гейко.
– Хае.
Если вы помните, так же критиковала меня старшая учительница, когда мне было пять лет. Прошло несколько лет, прежде чем я более-менее усвоила, как надо говорить.
Окасан Фусаноя ободрила меня:
– Не волнуйся, дорогая. Это может занять время, но я уверена, что ты научишься. Просто постарайся.
Я впоследствии отплатила ей за ее доброту, а эта женщина стала путеводным светом моей жизни, капитаном, учившим меня лавировать в водах жизни, которые лежали впереди.
18
В тот вечер я присутствовала на своем первом озашики. Почетным гостем был некий джентльмен с Запада. Переводчик объяснил ему, что я майко-ученица и впервые присутствую на публичном банкете.
Гость принялся задавать мне вопросы, а я постаралась использовать все свои школьные знания английского, чтобы побеседовать с ним на его языке.
– Вы когда-нибудь видели американские фильмы? – поинтересовался гость.
– Да, конечно, – ответила я.
– Имена каких-нибудь американских актеров знаете?
– Да, Джеймса Дина.
– А как насчет режиссеров?
– Я знаю только одного. Его зовут Элия Казан.
– Большое вам спасибо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68