– Вы можете проверить запись о некоем Сандро – Алессандро то бишь – Бенелли, его адрес должен быть в Сан-Лио. Я думаю, что он еще в тюрьме, но там может упоминаться капитан. Мне кажется, он давал письменные показания для суда.
– Конечно, синьор. Сегодня?
– Да, синьорина, если можно.
– Сейчас же и займусь. Может, я смогу найти что-нибудь до обеда.
Оптимизм юности.
– Спасибо, синьорина, – сказал он и повесил трубку. Телефон тут же зазвонил, и это оказался Леле.
– Я не мог разговаривать, Гвидо. У меня в студии был кое-кто, кто мог быть тебе полезен в этом деле.
– Кто? – Леле не ответил, и Брунетти извинился, помня, что ему нужна информация, а не ее источник. – Извини, Леле. Забудь, что я об этом спросил. Что он тебе сказал?
– Похоже, что Dottore Семенцато был человеком разносторонних интересов. Он не только был директором музея, но еще и теневым партнером в двух антикварных лавках, здесь и в Милане. Человек, с которым я говорил, работает в одном из этих магазинов.
Брунетти подавил желание спросить, в котором. Вместо этого он хранил молчание, зная, что Леле расскажет ему все, что сочтет нужным.
– Похоже, что к владельцу этих магазинов – не Семенцато, а официальному владельцу – попадают произведения, которые никогда не появляются в открытой продаже. Мой недавний собеседник сказал, что дважды на его памяти такие произведения по ошибке вносились в торговый зал и распаковывались. Как только владелец это замечал, он снова их запаковывал и уносил, говоря, что они для его личной коллекции.
– И ты не узнал, что это были за предметы?
– Один – китайская бронза, а другой – доисламская керамика. Еще мой посетитель сказал, и я подумал, что это может тебя заинтересовать, что он совершенно уверен, что видел фотографию этой керамики в статье об украденных из Кувейтского музея экспонатах.
– Когда это случилось? – спросил Брунетти.
– Первый раз с год назад, а потом три месяца назад, – ответил Леле.
– А еще что-нибудь он рассказывал?
– Да, что у владельца есть несколько клиентов, имеющих доступ к его частной коллекции.
– Откуда он знает?
– В разговоре с этими клиентами его хозяин иногда упоминал произведения, которых в магазине не было. Или он звонил одному из таких клиентов и говорил ему, что в определенный день тот получит некую вещь, но она так и не появлялся в магазине. Хотя потом становилось очевидно, что продажа состоялась.
– Почему он тебе это рассказал, Леле? – спросил Брунетти, хотя и знал, что спрашивать не следовало.
– Мы вместе работали в Лондоне много лет назад, и тогда я ему оказал несколько услуг.
– А откуда ты знал, что надо спросить у него, а не у кого-то еще?
Вместо того чтобы обидеться, Леле засмеялся:
– А я начал расспрашивать про Семенцато, и некто посоветовал мне поговорить с моим другом.
– Спасибо, Леле. – Брунетти понимал, как понимают все итальянцы, что плотная паутина личных одолжений опутала всю общественную систему. Все кажется таким невинным: кто-то поговорил с приятелем, перемолвился с кузеном, вот и обменялись информацией. И с этой информацией достигнут новый баланс дебета и кредита. Рано или поздно все будет уплачено, а все долги взысканы.
– Кто хозяин этих лавок?
– Франческо Мурино. Он неаполитанец. Я имел с ним дело, когда он только открыл здесь свой магазин, довольно давно. Это ипverofigliodiputtana. Если совершается что-нибудь неблаговидное, он тут как тут – явился за своей долей.
– Он не тот ли, чей магазин на Санта-Мария-Формоза?
– Да, знаешь его?
– Только с виду. Он никогда не попадался, по крайней мере я ничего не знаю.
– Гвидо, говорю тебе, он неаполитанец. Конечно, он не попадался, но это не значит, что он невинен как агнец. – Леле говорил с такой страстью, что Брунетти стало интересно, что за дела у него могли быть с Мурино в прошлом.
– Кто-нибудь еще что-нибудь говорил о Семенцато?
Леле издал звук, выражающий омерзение.
– Ты же знаешь, как бывает, когда кто-нибудь умирает. Никто не желает говорить правду.
– Да, мне один человек как раз сегодня утром сказал то же самое.
– А что тебе еще сказали? – Кажется, Леле спрашивал с подлинным любопытством.
– Что надо подождать пару недель, и тогда люди снова начнут говорить правду.
Леле рассмеялся так громко, что Брунетти отодвинул трубку подальше от уха и держал так, пока тот не успокоился. Потом Леле сказал:
– Как они правы. Но я не думаю, что надо ждать так долго.
– Значит ли это, что еще есть что о нем рассказать?
– Нет, я не хочу сбивать тебя с толку, Гвидо, но один или два человека не были слишком удивлены, что его вот так убили. – Когда Брунетти спросил, что тот имеет в виду, Леле добавил: – Похоже, у него были связи с южанами.
– Они теперь интересуются искусством? – спросил Брунетти.
– Да, кажется, наркотиков и проституток уже недостаточно.
– Я полагаю, надо бы сейчас же удвоить охрану в музеях.
– Гвидо, у кого они покупают картины, как ты думаешь?
Не одно ли это из доказательств разрастания спрута – мафия соревнуется с «Сотбис»?
– Леле, насколько можно доверять людям, с которыми ты говорил?
– Тому, что они сказали, можно верить, Гвидо.
– Спасибо, Леле. Если услышишь о нем что-нибудь еще, дай мне знать, пожалуйста.
– Обязательно. И знаешь, Гвидо, если в это втянуты джентльмены с юга, ты бы поосторожней, а?
Нежелание людей произносить слово «мафия» свидетельствовало о том, что эти джентльмены уже вошли в силу здесь, на севере.
– Конечно, Леле, и еще раз спасибо.
– Я серьезно, – сказал Леле перед тем, как положить трубку.
Брунетти, почти не раздумывая, пошел и открыл окно, чтобы впустить в комнату немного холодного воздуха. Работы на фасаде церкви Сан-Лоренцо напротив его кабинета были остановлены на зиму, и леса стояли пустые. Большой кусок пластикового покрытия, который закрывал их, порвался, и даже с такого расстояниия Брунетти слышал, как он сердито хлопает на ветру. Над церковью Брунетти видел катившиеся с юга темные тучи, которые к вечеру непременно принесут новый дождь.
Он глянул на часы. Чтобы навестить синьора Мурино до обеда, времени уже не было, но Брунетти решил зайти в его лавку ближе к вечеру и посмотреть, как он отреагирует на визит комиссара полиции, когда тот представится. Мафия. Кражи произведений искусства. Он знал, что больше половины музеев страны почти всегда закрыты, но он раньше никогда не задумывался, что это за лафа для расхитителей, воров или, как в случае с китайской выставкой, фальсификаторов. Охране плохо платили, однако профсоюзы их были так сильны, что не позволяли штрейкбрехерам работать в музеях. Он припомнил, как много лет назад кто-то из государственных деятелей предложил позволять молодым ребятам, не желающим идти в армию, проходить альтернативную службу в музейной охране.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
– Конечно, синьор. Сегодня?
– Да, синьорина, если можно.
– Сейчас же и займусь. Может, я смогу найти что-нибудь до обеда.
Оптимизм юности.
– Спасибо, синьорина, – сказал он и повесил трубку. Телефон тут же зазвонил, и это оказался Леле.
– Я не мог разговаривать, Гвидо. У меня в студии был кое-кто, кто мог быть тебе полезен в этом деле.
– Кто? – Леле не ответил, и Брунетти извинился, помня, что ему нужна информация, а не ее источник. – Извини, Леле. Забудь, что я об этом спросил. Что он тебе сказал?
– Похоже, что Dottore Семенцато был человеком разносторонних интересов. Он не только был директором музея, но еще и теневым партнером в двух антикварных лавках, здесь и в Милане. Человек, с которым я говорил, работает в одном из этих магазинов.
Брунетти подавил желание спросить, в котором. Вместо этого он хранил молчание, зная, что Леле расскажет ему все, что сочтет нужным.
– Похоже, что к владельцу этих магазинов – не Семенцато, а официальному владельцу – попадают произведения, которые никогда не появляются в открытой продаже. Мой недавний собеседник сказал, что дважды на его памяти такие произведения по ошибке вносились в торговый зал и распаковывались. Как только владелец это замечал, он снова их запаковывал и уносил, говоря, что они для его личной коллекции.
– И ты не узнал, что это были за предметы?
– Один – китайская бронза, а другой – доисламская керамика. Еще мой посетитель сказал, и я подумал, что это может тебя заинтересовать, что он совершенно уверен, что видел фотографию этой керамики в статье об украденных из Кувейтского музея экспонатах.
– Когда это случилось? – спросил Брунетти.
– Первый раз с год назад, а потом три месяца назад, – ответил Леле.
– А еще что-нибудь он рассказывал?
– Да, что у владельца есть несколько клиентов, имеющих доступ к его частной коллекции.
– Откуда он знает?
– В разговоре с этими клиентами его хозяин иногда упоминал произведения, которых в магазине не было. Или он звонил одному из таких клиентов и говорил ему, что в определенный день тот получит некую вещь, но она так и не появлялся в магазине. Хотя потом становилось очевидно, что продажа состоялась.
– Почему он тебе это рассказал, Леле? – спросил Брунетти, хотя и знал, что спрашивать не следовало.
– Мы вместе работали в Лондоне много лет назад, и тогда я ему оказал несколько услуг.
– А откуда ты знал, что надо спросить у него, а не у кого-то еще?
Вместо того чтобы обидеться, Леле засмеялся:
– А я начал расспрашивать про Семенцато, и некто посоветовал мне поговорить с моим другом.
– Спасибо, Леле. – Брунетти понимал, как понимают все итальянцы, что плотная паутина личных одолжений опутала всю общественную систему. Все кажется таким невинным: кто-то поговорил с приятелем, перемолвился с кузеном, вот и обменялись информацией. И с этой информацией достигнут новый баланс дебета и кредита. Рано или поздно все будет уплачено, а все долги взысканы.
– Кто хозяин этих лавок?
– Франческо Мурино. Он неаполитанец. Я имел с ним дело, когда он только открыл здесь свой магазин, довольно давно. Это ипverofigliodiputtana. Если совершается что-нибудь неблаговидное, он тут как тут – явился за своей долей.
– Он не тот ли, чей магазин на Санта-Мария-Формоза?
– Да, знаешь его?
– Только с виду. Он никогда не попадался, по крайней мере я ничего не знаю.
– Гвидо, говорю тебе, он неаполитанец. Конечно, он не попадался, но это не значит, что он невинен как агнец. – Леле говорил с такой страстью, что Брунетти стало интересно, что за дела у него могли быть с Мурино в прошлом.
– Кто-нибудь еще что-нибудь говорил о Семенцато?
Леле издал звук, выражающий омерзение.
– Ты же знаешь, как бывает, когда кто-нибудь умирает. Никто не желает говорить правду.
– Да, мне один человек как раз сегодня утром сказал то же самое.
– А что тебе еще сказали? – Кажется, Леле спрашивал с подлинным любопытством.
– Что надо подождать пару недель, и тогда люди снова начнут говорить правду.
Леле рассмеялся так громко, что Брунетти отодвинул трубку подальше от уха и держал так, пока тот не успокоился. Потом Леле сказал:
– Как они правы. Но я не думаю, что надо ждать так долго.
– Значит ли это, что еще есть что о нем рассказать?
– Нет, я не хочу сбивать тебя с толку, Гвидо, но один или два человека не были слишком удивлены, что его вот так убили. – Когда Брунетти спросил, что тот имеет в виду, Леле добавил: – Похоже, у него были связи с южанами.
– Они теперь интересуются искусством? – спросил Брунетти.
– Да, кажется, наркотиков и проституток уже недостаточно.
– Я полагаю, надо бы сейчас же удвоить охрану в музеях.
– Гвидо, у кого они покупают картины, как ты думаешь?
Не одно ли это из доказательств разрастания спрута – мафия соревнуется с «Сотбис»?
– Леле, насколько можно доверять людям, с которыми ты говорил?
– Тому, что они сказали, можно верить, Гвидо.
– Спасибо, Леле. Если услышишь о нем что-нибудь еще, дай мне знать, пожалуйста.
– Обязательно. И знаешь, Гвидо, если в это втянуты джентльмены с юга, ты бы поосторожней, а?
Нежелание людей произносить слово «мафия» свидетельствовало о том, что эти джентльмены уже вошли в силу здесь, на севере.
– Конечно, Леле, и еще раз спасибо.
– Я серьезно, – сказал Леле перед тем, как положить трубку.
Брунетти, почти не раздумывая, пошел и открыл окно, чтобы впустить в комнату немного холодного воздуха. Работы на фасаде церкви Сан-Лоренцо напротив его кабинета были остановлены на зиму, и леса стояли пустые. Большой кусок пластикового покрытия, который закрывал их, порвался, и даже с такого расстояниия Брунетти слышал, как он сердито хлопает на ветру. Над церковью Брунетти видел катившиеся с юга темные тучи, которые к вечеру непременно принесут новый дождь.
Он глянул на часы. Чтобы навестить синьора Мурино до обеда, времени уже не было, но Брунетти решил зайти в его лавку ближе к вечеру и посмотреть, как он отреагирует на визит комиссара полиции, когда тот представится. Мафия. Кражи произведений искусства. Он знал, что больше половины музеев страны почти всегда закрыты, но он раньше никогда не задумывался, что это за лафа для расхитителей, воров или, как в случае с китайской выставкой, фальсификаторов. Охране плохо платили, однако профсоюзы их были так сильны, что не позволяли штрейкбрехерам работать в музеях. Он припомнил, как много лет назад кто-то из государственных деятелей предложил позволять молодым ребятам, не желающим идти в армию, проходить альтернативную службу в музейной охране.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67