К тому же я лежал, а он вce-таки стоял и мог держаться прямо. Удачный нокаут.
– Воге, скажи, зачемвсе это? Почему? – выдавил я из себя.
– Что зачем? – В его голосе звучал металл.
– Зачем ты их убил?
В нем закипала ярость.
– Гаденыш! Он посмел мне угрожать! – Голос затих, и совсем тихо он добавил: – Он попросил меня встретиться с ним там, в домике, сказал, что знает о моих отношениях с Венке, что он видел, как я приходил к ней, и онзнает, почему я убил ее мужа. И он – это же идиотизм, это сумасшествие, – он угрожал мне! Я сказал: хорошо, я приду, Юхан. Я приду один. Но я не возьму с собой денег. Он хотел выжать у меня деньги, понимаешь?
Воге почти умоляюще смотрел на меня.
Дождь усилился, и лицо мое стало мокрым.
– И я встретился с ним, – продолжал Воге, – а он потребовал у меня денег, но их у меня не было, да я и не собирался давать ему ни гроша. Тогда он выхватил нож и стал угрожать мне – мне, человеку, который всегда помогал ему, защищал и оберегал его! Я действительно хотел помочь ему, Веум, а он грозил мненожом. И мы подрались из-за этого ножа. Я победил, но я не хотел… Все произошло так быстро… мы были так обозлены. И вдруг… вдруг он оказался на полу, и он был мертв… И только тогда я понял… – Воге поднял лицо к небу, подставил его дождю. – Это была необходимая оборона.
– Необходимая оборона? – Я выплевывал слова сквозь зубы, как разжеванные апельсиновые зернышки. – Так что ж, значит, и тогда, когда ты убил Юнаса Андресена, тоже была необходимая оборона?
– Юнаса Андресена? – уставился он на меня.
– Да, Юнаса Андресена! Ты что, не читаешь газет, парень? Не знаешь, как зовут тех, кого ты лишил жизни?
– Но ты же ничего не понял! Я любил ее! Я любил ее все эти одиннадцать лет, Веум. После тех двух месяцев в шестьдесят седьмом году для меня существовала только она.Неужели я мог причинить ей страдания?Мог ли я сделать ей больно? Ты ничего не понимаешь в любви, Веум, раз ты так говоришь! То, что ты называешь любовью, – это неприличные рисунки на стенах или картинки в специальных книжках. Мне хотелось гладить ее по волосам, целовать ее, любить. Я никогда не посмел бы Убить человека, которого она любит,а я знал, что она любила Юнаса. Все сложилось так нелепо: она любила его так же безрассудно и безнадежно, как я ее.
– И ты решил, что если уберешь его, то…
Он с трудом сделал несколько шагов и прижал подошвой своего ботинка мое лицо. Я лежал не двигаясь, как преданный слуга. Мой затылок ударился о крышу, а лицо было, видимо, похоже на только что положенный асфальт, по которому, оставив свои следы, прошелся мальчишка-озорник. Я прикусил язык зубами и почувствовал, как рот наполняется теплой вязкой кровью.
– Нет, черт возьми! – раздалось надо мною. – Нет, я не убивал его.
Воге запрокинул голову и, как волк, завыл на луну.
– Слышите! Я не убивал Юнаса Андресена!
Он наклонился, схватил меня за лацканы пиджака и, собрав последние силы, приподнял, оскалившись мне в лицо. Я повис на его руках. Он упал вперед, потянув меня за собой. Мы лежали метрах в двух от края крыши. Он встал на колени и начал тянуть меня к бетонной загородке.
– Бог свидетель, – бормотал он, – я убью Варьга Веума, даже если это будет последнее, что мне суждено совершить на этом свете.
– Да, это будет последнее, – вставил я и, сжав зубы, поднялся во весь рост. Теперь стоял я, а он был на коленях. Он глядел на меня полными ненависти, но молящими глазами.
– Одиннадцать лет, Веум, – хныкал он, – и ничего. Никакой любви, никакой радости. Только ненависть, и подозрения, и страшная тоска. И мечта. Я следил за Венке. Я нашел работу здесь, чтобы быть рядомс ней, быть там, где она. Я упустил свою жизнь, дал ей проплыть мимо, как большому кораблю, далеко на горизонте, я стал лодочкой, медленно плывущей вдоль берега, где живет она. Ты это понимаешь?
– Я ничего не понимаю, – ответил я.
Дождь усиливался. Мы уже промокли насквозь, и дождь смыл с нас кровь. Мы были взъерошены, как мальчишки, затеявшие опасную игру-драку на краю пропасти.
Вдруг он схватил меня за горло и потянул к бетонному краю крыши. Я почувствовал бездонную глубину за своей спиной, оттуда на меня пахнуло дыханием пустоты.
Я сомкнул руки в замок и изо всех сил ударил его по голове. Он повалился на меня, и я упал навзничь. Поясницей я ударился о бетонный край и несколько секунд лежал как на весах, раскачиваясь туда-сюда: упаду – не упаду, выживу – разобьюсь насмерть. В паническом ужасе я отполз от края.
Воге тоже оправился и встал на ноги. Он возродился из пепла, как птица Феникс. Я сжал кулаки, ударил его. Глаза его остекленели. Он снова поднялся, покрутил головой, и я почувствовал, что он действительно намерен скинуть меня с крыши. Тогда я ударил его снова.
Кровь текла у него изо рта, пока я тащил его к двери, ведущей на лестничную площадку. А он все плакал, повторяя: «Я не убивал Юнаса Андресена, Веум! Я не убивал его». Смешиваясь с кровью и дождем, слезы катились у него из глаз.
Когда мне удалось пропихнуть его через дверь, он заорал, будто мы проходили врата чистилища.
– Ты за это будешь гореть в вечном огне, Веум! Ты будешь гореть!!
– Скажи об этом полиции, – ответил я ему. – Они как раз дежурят там, внизу.
51
В машине по пути в город Якоб Э. Хамре был не слишком разговорчив. Один только раз он повернулся ко мне и со злостью проговорил:
– Ты отдаешь себе отчет в том, что было бы с тобой, если бы ты не доставил нам Воге?
Я не ответил, а сам он почему-то не стал мне рассказывать, что они сделали бы со мной в этом случае. Он решил подождать до следующего раза.
Как только мы прибыли в полицейский участок, Хамре поручил одному из сотрудников срочно связаться с Паулюсом Смитом и попросить его приехать как можно быстрее.
– Подожди здесь Смита, – сказал он мне, – а потом мы навестим твою приятельницу. Я думаю, лучше, если ты пойдешь вместе с нами, а то, наверное, всю ночь глаз не сомкнешь? А? – И, не дожидаясь ответа, Хамре исчез в лифте, поднимавшемся наверх.
Я остался в вестибюле. В углу наподобие новогодней елки стоял одетый в полную форму полицейский. Он недвижно глядел прямо перед собой, будто ожидая, что кто-то начнет класть к его ногам подарки. Но до рождества было еще долго – столько, сколько надо, чтобы выносить в утробе ребенка.
В машинах, идущих с зажженными фарами, ехали люди с усталыми лицами, а в длинных желтых автобусах они сидели рядком и глядели в окна, как незнакомые лица глядят на тебя из чужого фотоальбома.
Паулюс Смит прибыл на такси минут через двадцать. Он с довольным видом подошел ко мне, схватил мою руку обеими руками и сказал:
– Блестящая работа, Веум! Я слышал, что ты нашел убийцу.
– Он сам меня нашел, – ответил я, – а еще он нашел себе один лишний труп.
– Не может быть?!
Пока мы ждали Якоба Э.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
– Воге, скажи, зачемвсе это? Почему? – выдавил я из себя.
– Что зачем? – В его голосе звучал металл.
– Зачем ты их убил?
В нем закипала ярость.
– Гаденыш! Он посмел мне угрожать! – Голос затих, и совсем тихо он добавил: – Он попросил меня встретиться с ним там, в домике, сказал, что знает о моих отношениях с Венке, что он видел, как я приходил к ней, и онзнает, почему я убил ее мужа. И он – это же идиотизм, это сумасшествие, – он угрожал мне! Я сказал: хорошо, я приду, Юхан. Я приду один. Но я не возьму с собой денег. Он хотел выжать у меня деньги, понимаешь?
Воге почти умоляюще смотрел на меня.
Дождь усилился, и лицо мое стало мокрым.
– И я встретился с ним, – продолжал Воге, – а он потребовал у меня денег, но их у меня не было, да я и не собирался давать ему ни гроша. Тогда он выхватил нож и стал угрожать мне – мне, человеку, который всегда помогал ему, защищал и оберегал его! Я действительно хотел помочь ему, Веум, а он грозил мненожом. И мы подрались из-за этого ножа. Я победил, но я не хотел… Все произошло так быстро… мы были так обозлены. И вдруг… вдруг он оказался на полу, и он был мертв… И только тогда я понял… – Воге поднял лицо к небу, подставил его дождю. – Это была необходимая оборона.
– Необходимая оборона? – Я выплевывал слова сквозь зубы, как разжеванные апельсиновые зернышки. – Так что ж, значит, и тогда, когда ты убил Юнаса Андресена, тоже была необходимая оборона?
– Юнаса Андресена? – уставился он на меня.
– Да, Юнаса Андресена! Ты что, не читаешь газет, парень? Не знаешь, как зовут тех, кого ты лишил жизни?
– Но ты же ничего не понял! Я любил ее! Я любил ее все эти одиннадцать лет, Веум. После тех двух месяцев в шестьдесят седьмом году для меня существовала только она.Неужели я мог причинить ей страдания?Мог ли я сделать ей больно? Ты ничего не понимаешь в любви, Веум, раз ты так говоришь! То, что ты называешь любовью, – это неприличные рисунки на стенах или картинки в специальных книжках. Мне хотелось гладить ее по волосам, целовать ее, любить. Я никогда не посмел бы Убить человека, которого она любит,а я знал, что она любила Юнаса. Все сложилось так нелепо: она любила его так же безрассудно и безнадежно, как я ее.
– И ты решил, что если уберешь его, то…
Он с трудом сделал несколько шагов и прижал подошвой своего ботинка мое лицо. Я лежал не двигаясь, как преданный слуга. Мой затылок ударился о крышу, а лицо было, видимо, похоже на только что положенный асфальт, по которому, оставив свои следы, прошелся мальчишка-озорник. Я прикусил язык зубами и почувствовал, как рот наполняется теплой вязкой кровью.
– Нет, черт возьми! – раздалось надо мною. – Нет, я не убивал его.
Воге запрокинул голову и, как волк, завыл на луну.
– Слышите! Я не убивал Юнаса Андресена!
Он наклонился, схватил меня за лацканы пиджака и, собрав последние силы, приподнял, оскалившись мне в лицо. Я повис на его руках. Он упал вперед, потянув меня за собой. Мы лежали метрах в двух от края крыши. Он встал на колени и начал тянуть меня к бетонной загородке.
– Бог свидетель, – бормотал он, – я убью Варьга Веума, даже если это будет последнее, что мне суждено совершить на этом свете.
– Да, это будет последнее, – вставил я и, сжав зубы, поднялся во весь рост. Теперь стоял я, а он был на коленях. Он глядел на меня полными ненависти, но молящими глазами.
– Одиннадцать лет, Веум, – хныкал он, – и ничего. Никакой любви, никакой радости. Только ненависть, и подозрения, и страшная тоска. И мечта. Я следил за Венке. Я нашел работу здесь, чтобы быть рядомс ней, быть там, где она. Я упустил свою жизнь, дал ей проплыть мимо, как большому кораблю, далеко на горизонте, я стал лодочкой, медленно плывущей вдоль берега, где живет она. Ты это понимаешь?
– Я ничего не понимаю, – ответил я.
Дождь усиливался. Мы уже промокли насквозь, и дождь смыл с нас кровь. Мы были взъерошены, как мальчишки, затеявшие опасную игру-драку на краю пропасти.
Вдруг он схватил меня за горло и потянул к бетонному краю крыши. Я почувствовал бездонную глубину за своей спиной, оттуда на меня пахнуло дыханием пустоты.
Я сомкнул руки в замок и изо всех сил ударил его по голове. Он повалился на меня, и я упал навзничь. Поясницей я ударился о бетонный край и несколько секунд лежал как на весах, раскачиваясь туда-сюда: упаду – не упаду, выживу – разобьюсь насмерть. В паническом ужасе я отполз от края.
Воге тоже оправился и встал на ноги. Он возродился из пепла, как птица Феникс. Я сжал кулаки, ударил его. Глаза его остекленели. Он снова поднялся, покрутил головой, и я почувствовал, что он действительно намерен скинуть меня с крыши. Тогда я ударил его снова.
Кровь текла у него изо рта, пока я тащил его к двери, ведущей на лестничную площадку. А он все плакал, повторяя: «Я не убивал Юнаса Андресена, Веум! Я не убивал его». Смешиваясь с кровью и дождем, слезы катились у него из глаз.
Когда мне удалось пропихнуть его через дверь, он заорал, будто мы проходили врата чистилища.
– Ты за это будешь гореть в вечном огне, Веум! Ты будешь гореть!!
– Скажи об этом полиции, – ответил я ему. – Они как раз дежурят там, внизу.
51
В машине по пути в город Якоб Э. Хамре был не слишком разговорчив. Один только раз он повернулся ко мне и со злостью проговорил:
– Ты отдаешь себе отчет в том, что было бы с тобой, если бы ты не доставил нам Воге?
Я не ответил, а сам он почему-то не стал мне рассказывать, что они сделали бы со мной в этом случае. Он решил подождать до следующего раза.
Как только мы прибыли в полицейский участок, Хамре поручил одному из сотрудников срочно связаться с Паулюсом Смитом и попросить его приехать как можно быстрее.
– Подожди здесь Смита, – сказал он мне, – а потом мы навестим твою приятельницу. Я думаю, лучше, если ты пойдешь вместе с нами, а то, наверное, всю ночь глаз не сомкнешь? А? – И, не дожидаясь ответа, Хамре исчез в лифте, поднимавшемся наверх.
Я остался в вестибюле. В углу наподобие новогодней елки стоял одетый в полную форму полицейский. Он недвижно глядел прямо перед собой, будто ожидая, что кто-то начнет класть к его ногам подарки. Но до рождества было еще долго – столько, сколько надо, чтобы выносить в утробе ребенка.
В машинах, идущих с зажженными фарами, ехали люди с усталыми лицами, а в длинных желтых автобусах они сидели рядком и глядели в окна, как незнакомые лица глядят на тебя из чужого фотоальбома.
Паулюс Смит прибыл на такси минут через двадцать. Он с довольным видом подошел ко мне, схватил мою руку обеими руками и сказал:
– Блестящая работа, Веум! Я слышал, что ты нашел убийцу.
– Он сам меня нашел, – ответил я, – а еще он нашел себе один лишний труп.
– Не может быть?!
Пока мы ждали Якоба Э.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76