С другой – начать все сначала. Как известно, неверные мужья не имеют права на получение пособий или каких-либо выплат. А ведь надо снимать квартиру – теперь это стоит недешево, – надо что-то в эту квартиру поставить, на чем-то спать, на чем-то есть, куда-то вешать одежду. Так что передай привет Венке и скажи, что я очень сожалею. Сожалею обо всем, что произошло с того самого момента, как я вошел в ее жизнь. Я сожалею, что ничего не сделал с этой страховкой, но я обязательно сделаю. Скажи ей… скажи ей, что завтра или послезавтра я приеду и собственноручно отдам ей деньги за долгую и верную службу в бригаде обманутых супругов и так далее и так далее. Передай ей привет Юнаса и скажи, что Юнас очень сожалеет, хорошо, Варьг?
Я устал, Я был уже изрядно пьян.
– Я передам, – сказал я. – Я ей скажу, что я пришел прямо из чрева кита и что Юнас сожалеет. Я расскажу, что… да…
Я был слишком пьян и измотан, чтобы закончить фразу.
Мы расплатились и немножко посидели, наверное для того, чтобы сосредоточиться, собраться с силами и встать из-за стола. А когда поднялись, пошли к выходу, путаясь друг у Друга под ногами, как сиамские близнецы. Швейцар придержал для нас дверь, и мы вышли на улицу.
Мы стояли, то сплетаясь, то разъединяясь, как молодые влюбленные, которые никак не могут проститься друг с другом.
– Тебе куда? – спросил я.
– На стезю праведников, – ответил он. – Я возьму такси.
– Хорошо, тогда выбирай: либо к памятнику Хольберга , либо к тюрьме.
– Лучше к тюрьме, это по крайней мере в нужном мне направлении.
– Тогда желаю тебе попутного ветра.
– И тебе того же. Ты в какую сторону?
– Наверх, – ответил я.
Он поднял голову. Серое облачное покрывало во многих местах растеклось пятнами, сквозь которые проглядывали ясные звезды.
– Туда? – спросил Юнас.
– Ну, не в такую даль.
Он потрепал меня по плечу и сказал:
– Remember Alamo , Рейдар.
Я не успел прореагировать на то, что он стал меня называть Рейдаром, потому что он уже отошел и, шатаясь из стороны в сторону, двинулся по набережной – служащий рекламного бюро, хорошо одетый, с «дипломатом» в одной руке и с плащом, перекинутым через Другую. Человек, опутанный сплетнями, но свято оберегающий свою хрупкую, спрятанную в душе любовь. Один из тех, кто по ошибке явился на свет не в том столетии. Один из многих…
Я повернулся и пошел в противоположном направлении. За Вогеном я мог различить одинокое освещенное окно своей конторы над кафе на втором этаже. Но я был не в состоянии пройти всю Торговую площадь, чтобы погасить свет. Пусть горит до завтра, как маяк в ночи, как условный потайной знак для влюбленных.
Я пошел прямо вверх, мимо пожарной станции на Скансене, к бесконечным черным просторам на склонах горы. Больше меня никто не ждет, а мне никого и не нужно. Во всяком случае, не сегодня и не завтра, но когда-нибудь, в один прекрасный день…
20
Если тебя разбудил привидевшийся тебе сон, ты просыпаешься мгновенно, будто тебя швырнули на пол. Я вытаращил глаза и проснулся. Я голый лежал под одеялом, с ужасом осознавая собственную наготу. Мне снилась женщина с волосами не то рыжими, не то каштановыми, которые, обрамляя ее лицо, звучали как песня. На ее лице блуждала улыбка. Эта улыбка как бы парила в пространстве и осталась даже теперь, когда женщина исчезла. Это была улыбка, которой улыбался кот из «Алисы в Стране чудес», улыбка, проникающая в тебя и никогда в тебе не умирающая, улыбка, которую ты пронесешь с собой до гробовой доски и которая, как прекрасный цветок, расцветет по весне на твоей могиле: тебя не будет, но весна наступает всегда, даже после твоей смерти. Когда ты умрешь, горы вокруг города останутся прежними и небо как обычно будет склоняться над домами – и над теми, которые снесут, и над теми, которые построят, – и будут понедельники, и люди будут ходить и ездить на работу, стоять в очередях в магазинах, сидеть в конторах, водить городской транспорт, а ты умрешь. И будет весна, и все женщины, которых ты знал, тоже умрут, за исключением одной-единственной.
Она мне улыбнулась и представилась. Венке Андресен, сказала она, но лицо ее было каким-то отдаленным, расплывчатым. И откуда-то издалека, чистым детским голосом меня звал мальчик, и он подбежал ко мне с футбольным мячом в руках, и джинсы его были ему коротки, и он звал меня. Это был Томас, нет, это был… Роар. А я пытался покрепче привязаться к сказочной улыбке, к этому полумесяцу, который расплылся с одной стороны и его кусочек отломился, но я, извиваясь, чтобы удержаться, все-таки карабкался по нему вверх, и… и я проснулся.
Я скатился с постели на пол, протянул руку и выудил часы с ночного столика. Циферблат показывал половину первого. Я забыл завести будильник. Подумать только, ведь кто-нибудь уже мог звонить мне в контору. Кому-то могла быть нужна моя помощь, чтобы найти своего пуделя, или удравшую стиральную машину, или прошлогодний снег.
Во рту был стойкий привкус сена. Сколько кружек я выпил, шесть или семь? Вчерашнее пиво булькало в моем желудке, и я знал, что мне будет нелегко почистить зубы. Чтобы как следует проснуться, сегодня мне требовалась более солидная встряска, чем скатывание с кровати на пол.
Я пошел в ванную, неторопливо намылил все тело, от кончиков волос до кончиков пальцев, и с закрытыми глазами встал под теплый душ. Замысел был прост: дождаться, пока кончится горячая вода. Двух минут холодного душа оказалось достаточно, чтобы окончательно разбудить меня. Теперь я был в состоянии закрутить кран. Чтобы согреться, я растерся полотенцем до красноты и сделал комбинацию упражнений на напряжение и расслабление по системе йогов. Потом на полу в гостиной я проделал упражнения для живота и плечевого пояса и только тогда пошел на кухню.
Мне необходимо было выпить чаю. Некрепкого, с большим количеством сахара, и не одну, а несколько чашек. Я съел пару бутербродов, положив на них толстые кружочки огурцов и помидоров, и еще выпил очень сладкого чая.
В половине второго я почувствовал, что могу наконец сесть за руль.
Я направился в контору, выключил свет, горевший со вчерашнего дня, и посидел немного в полутьме, уставившись в стену. В этом сумрачном дневном освещении она казалась серо-зеленой.
Стоял март. Скоро наступит весна, и все зимы внутри нас растают, и весна бросится нам навстречу, как желанная женщина, как улыбающаяся женщина с волосами не то…
Я думал о Юнасе Андресене, о том, что он мне рассказал. Я думал о Венке Андресен и о том, что она мне рассказала. И я размышлял о том, что нет двух одинаковых браков, даже для супругов, состоящих в одном и том же браке. Потому что каждый человек воспринимает и переживает окружающее по-своему. Венке и Юнас Андресен поведали мне каждый свою историю о двух непохожих браках, о двух непохожих изменах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Я устал, Я был уже изрядно пьян.
– Я передам, – сказал я. – Я ей скажу, что я пришел прямо из чрева кита и что Юнас сожалеет. Я расскажу, что… да…
Я был слишком пьян и измотан, чтобы закончить фразу.
Мы расплатились и немножко посидели, наверное для того, чтобы сосредоточиться, собраться с силами и встать из-за стола. А когда поднялись, пошли к выходу, путаясь друг у Друга под ногами, как сиамские близнецы. Швейцар придержал для нас дверь, и мы вышли на улицу.
Мы стояли, то сплетаясь, то разъединяясь, как молодые влюбленные, которые никак не могут проститься друг с другом.
– Тебе куда? – спросил я.
– На стезю праведников, – ответил он. – Я возьму такси.
– Хорошо, тогда выбирай: либо к памятнику Хольберга , либо к тюрьме.
– Лучше к тюрьме, это по крайней мере в нужном мне направлении.
– Тогда желаю тебе попутного ветра.
– И тебе того же. Ты в какую сторону?
– Наверх, – ответил я.
Он поднял голову. Серое облачное покрывало во многих местах растеклось пятнами, сквозь которые проглядывали ясные звезды.
– Туда? – спросил Юнас.
– Ну, не в такую даль.
Он потрепал меня по плечу и сказал:
– Remember Alamo , Рейдар.
Я не успел прореагировать на то, что он стал меня называть Рейдаром, потому что он уже отошел и, шатаясь из стороны в сторону, двинулся по набережной – служащий рекламного бюро, хорошо одетый, с «дипломатом» в одной руке и с плащом, перекинутым через Другую. Человек, опутанный сплетнями, но свято оберегающий свою хрупкую, спрятанную в душе любовь. Один из тех, кто по ошибке явился на свет не в том столетии. Один из многих…
Я повернулся и пошел в противоположном направлении. За Вогеном я мог различить одинокое освещенное окно своей конторы над кафе на втором этаже. Но я был не в состоянии пройти всю Торговую площадь, чтобы погасить свет. Пусть горит до завтра, как маяк в ночи, как условный потайной знак для влюбленных.
Я пошел прямо вверх, мимо пожарной станции на Скансене, к бесконечным черным просторам на склонах горы. Больше меня никто не ждет, а мне никого и не нужно. Во всяком случае, не сегодня и не завтра, но когда-нибудь, в один прекрасный день…
20
Если тебя разбудил привидевшийся тебе сон, ты просыпаешься мгновенно, будто тебя швырнули на пол. Я вытаращил глаза и проснулся. Я голый лежал под одеялом, с ужасом осознавая собственную наготу. Мне снилась женщина с волосами не то рыжими, не то каштановыми, которые, обрамляя ее лицо, звучали как песня. На ее лице блуждала улыбка. Эта улыбка как бы парила в пространстве и осталась даже теперь, когда женщина исчезла. Это была улыбка, которой улыбался кот из «Алисы в Стране чудес», улыбка, проникающая в тебя и никогда в тебе не умирающая, улыбка, которую ты пронесешь с собой до гробовой доски и которая, как прекрасный цветок, расцветет по весне на твоей могиле: тебя не будет, но весна наступает всегда, даже после твоей смерти. Когда ты умрешь, горы вокруг города останутся прежними и небо как обычно будет склоняться над домами – и над теми, которые снесут, и над теми, которые построят, – и будут понедельники, и люди будут ходить и ездить на работу, стоять в очередях в магазинах, сидеть в конторах, водить городской транспорт, а ты умрешь. И будет весна, и все женщины, которых ты знал, тоже умрут, за исключением одной-единственной.
Она мне улыбнулась и представилась. Венке Андресен, сказала она, но лицо ее было каким-то отдаленным, расплывчатым. И откуда-то издалека, чистым детским голосом меня звал мальчик, и он подбежал ко мне с футбольным мячом в руках, и джинсы его были ему коротки, и он звал меня. Это был Томас, нет, это был… Роар. А я пытался покрепче привязаться к сказочной улыбке, к этому полумесяцу, который расплылся с одной стороны и его кусочек отломился, но я, извиваясь, чтобы удержаться, все-таки карабкался по нему вверх, и… и я проснулся.
Я скатился с постели на пол, протянул руку и выудил часы с ночного столика. Циферблат показывал половину первого. Я забыл завести будильник. Подумать только, ведь кто-нибудь уже мог звонить мне в контору. Кому-то могла быть нужна моя помощь, чтобы найти своего пуделя, или удравшую стиральную машину, или прошлогодний снег.
Во рту был стойкий привкус сена. Сколько кружек я выпил, шесть или семь? Вчерашнее пиво булькало в моем желудке, и я знал, что мне будет нелегко почистить зубы. Чтобы как следует проснуться, сегодня мне требовалась более солидная встряска, чем скатывание с кровати на пол.
Я пошел в ванную, неторопливо намылил все тело, от кончиков волос до кончиков пальцев, и с закрытыми глазами встал под теплый душ. Замысел был прост: дождаться, пока кончится горячая вода. Двух минут холодного душа оказалось достаточно, чтобы окончательно разбудить меня. Теперь я был в состоянии закрутить кран. Чтобы согреться, я растерся полотенцем до красноты и сделал комбинацию упражнений на напряжение и расслабление по системе йогов. Потом на полу в гостиной я проделал упражнения для живота и плечевого пояса и только тогда пошел на кухню.
Мне необходимо было выпить чаю. Некрепкого, с большим количеством сахара, и не одну, а несколько чашек. Я съел пару бутербродов, положив на них толстые кружочки огурцов и помидоров, и еще выпил очень сладкого чая.
В половине второго я почувствовал, что могу наконец сесть за руль.
Я направился в контору, выключил свет, горевший со вчерашнего дня, и посидел немного в полутьме, уставившись в стену. В этом сумрачном дневном освещении она казалась серо-зеленой.
Стоял март. Скоро наступит весна, и все зимы внутри нас растают, и весна бросится нам навстречу, как желанная женщина, как улыбающаяся женщина с волосами не то…
Я думал о Юнасе Андресене, о том, что он мне рассказал. Я думал о Венке Андресен и о том, что она мне рассказала. И я размышлял о том, что нет двух одинаковых браков, даже для супругов, состоящих в одном и том же браке. Потому что каждый человек воспринимает и переживает окружающее по-своему. Венке и Юнас Андресен поведали мне каждый свою историю о двух непохожих браках, о двух непохожих изменах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76