В соседнем окне горел свет. Это была комната Вологдиной. Казалось, что из этого окна струится удивительно домашний, тёплый свет. Доронин тихонько постучал по оконному стеклу, поднялся на крыльцо и вошёл в коридор. На полу лежала широкая светлая полоса. Вологдина стояла на пороге своей комнаты.
– Добрый вечер, – сказал Доронин и смутился, потому что была уже ночь.
– Андрей Семёнович? Вернулись?
– Вернулся. – Доронин вышел на крыльцо, чтобы стряхнуть с себя снег, и оттуда спросил: – Ныркова нет?
– С вечера уехал в лес, – ответила Вологдина. – Вы зайдёте?
– Зайду.
В комнате Вологдиной он не был с того самого дня, когда официально вселял сюда хозяйку. Тогда здесь были только стены, пахнущие свежим тёсом, и не застеклённое ещё окно.
Теперь вид комнаты сильно изменился. Кровать, на полу украинская дорожка («наверное, рыбаки приезжие подарили»), маленький письменный стол, вместо табуреток стулья («это ребята с лесозавода делают для неё нестандартную мебель»).
– Садитесь, – улыбаясь, сказала Вологдина. – Вы ведь у меня первый раз?
Вместо обычного синего комбинезона она была одета в белую блузку и чёрную юбку и казалась чуть ниже ростом.
– Смешно. Живём рядом, а в гости друг к другу не ходим. Почему бы это?
– Что касается меня, то я просто боюсь, – с преувеличенной серьёзностью пояснил Доронин. – Так сказать, травма первых дней знакомства.
– Да ну вас! – отмахнулась Вологдина. – Вы из области?
Доронин кивнул головой.
– Что-нибудь произошло за эти сутки? – спросил он.
– Как будто ничего особенного. Вот разве насчёт ножей… Нам прислали нестандартные разделочные ножи. В путину наплачемся. Впрочем, это не по моему ведомству.
Доронину не терпелось рассказать Вологдиной о своём разговоре с секретарём обкома.
– Есть одно дело, Нина Васильевна, – заговорил он, – которое по нашему общему ведомству. Как вы смотрите на то, чтобы ловить рыбу зимой?
– Вы… это только сейчас придумали? – удивлённо спросила Вологдина.
– Нет, не сейчас… И… не я придумал. Впрочем, не в этом дело…
Доронин подвинул стул и, расстегнув пальто, сел.
– Скучают у нас люди, Нина Васильевна, – продолжал он. – Ссылаться на географию тут нечего. Мы не сумели взглянуть на этот вопрос политически…
– Ничего не понимаю! – пожала плечами Вологдина. – Вы точно сами с собой говорите. Какая география? Кто на неё ссылается?
– Японцы! Они считали, что в зимнее время ловить рыбу нельзя.
– При чём же тут японцы? Времена года от них не зависят.
– Это, конечно, верно, – улыбнулся Доронин. – Но вот слушайте.
И он рассказал Вологдиной об идее зимнего лова. Вологдина пристально посмотрела на него и покачала головой:
– Беспокойный вы человек, Андрей Семёнович. Всё время что-нибудь придумываете. Тогда выход в море придумали, людей чуть не погубили. Потом решили флот колхозам отдавать. Теперь опять затеваете что-то такое, чего здесь никогда не было.
– Так как же иначе? – воскликнул Доронин. – Здесь же вообще ничего не было. Советской власти не было. Жизни для людей не было…
– Послушайте. – прервала его Вологдина, – вы серьёзно собираетесь ходить зимой в море?
– Совершенно серьёзно, – ответил Доронин. – Я уже все взвесил и рассчитал. Считаясь с метеорологией, мы будем выпускать в море только отличных рыбаков на проверенных судах.
Глаза Вологдиной загорелись. Видимо, она только сейчас поверила в то, что Доронин говорит серьёзно.
– Но… но это же в корне изменит весь наш зимний распорядок!…
– И да и нет, – возразил Доронин. – Подготовка к путине должна оставаться главным делом. Одновременно будем учиться зимнему лову. Дело, Нина Васильевна, не только в том, сколько рыбы нам удастся взять этой зимой. Необходимо приучить людей к мысли, что рыбу можно ловить круглый год. Это имеет большое принципиальное значение. А через два-три года зимний лов сумеет занять ощутимое место в нашем плане.
– Через два-три года… – задумчиво повторила Вологдина. – Вы собираетесь так долго жить на Сахалине?
– А почему вы спрашиваете? – удивился Доронин.
– Просто так, – сухо и с оттенком вызова ответила Вологдина.
Она сидела на кровати, прислонившись к дощатой стене. Сквозь окно проникал ветер, лампа, висевшая над столом, чуть заметно покачивалась.
Входя в комнату, Доронин не снял пальто, подчёркивая этим, что заходит на минутку. Теперь ему стало жарко, но снимать пальто было уже неудобно.
– Уедем мы отсюда или останемся, – тихо проговорил он, – люди-то все равно жить будут.
– Вот именно, – подхватила Вологдина, – уедете ли вы или останетесь… Я знаю, Андрей Семёнович, вы не любите эту землю. Послали вас сюда, вот вы и работаете, неплохо работаете, – добавила она улыбаясь. – И всё-таки вы никогда не почувствуете, что это ваш дом. Вы… птица перелётная…
– Нет, Нина Васильевна, – покачал головой Доронин, – вы не правы. Птица ищет место, где лучше, а я…
– Ну, я не так выразилась, – нетерпеливо прервала его Вологдина. – Но скажите мне по совести: если бы вам предложили навсегда остаться здесь, понимаете, не на год, не на два, а на всю жизнь… Как бы вы посмотрели на это?
Доронин молчал.
– Молчите… Да и как вы можете мне ответить, – горячо заговорила Вологдина, – когда вы и земли-то нашей как следует не знаете? Всю осень метались по берегу – колхозы, флот, шахта и всё прочее. А вы рассвет сахалинский заметили? Осень таёжную разглядели? Ничего-то вы не видели! Послали бы вас на Северный полюс, вы бы и там так же работали. Потом кто-нибудь спросил бы: «Андрей Семёнович, как вам понравилось северное сияние?» А вы бы ответили: «Северное сияние? Да, кажется, было что-то в этом роде…»
Доронин рассмеялся.
– Чему вы смеётесь? – громко спросила Вологдина.
– Я никак не предполагал, что вы способны на такие зажигательные речи.
– Бросьте вы этот тон! – почти крикнула Вологдина, вставая. – Мне всегда были непонятны люди, которые приезжают сюда, работают, можно сказать, кровь своего сердца оставляют, а потом уезжают, даже не оглянувшись…
– Почему же не оглянувшись? – сказал Доронин, чтобы хоть что-нибудь сказать.
– Поймите, я люблю эту землю! – продолжала Вологдина. – Я не променяла бы её ни на какую другую.
Она снова опустилась на кровать, лицо её раскраснелось.
– Да что с вами говорить! – устало проговорила она. – Давайте лучше планировать выходы в море. Кого выпустим первого?
– Нет, погодите! – сказал Доронин. – Вы не должны так говорить со мной! Я ведь не Весельчаков.
– Знаю, – тихо и, как показалось Доронину, печально отозвалась Вологдина. – Поэтому-то мне и обидно…
Наступило неловкое молчание.
– Я слышала, что строится стальной цельносварный сейнер, – не глядя на Доронина, наконец заговорила Вологдина, – и что его будто бы предназначают для Южного Сахалина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
– Добрый вечер, – сказал Доронин и смутился, потому что была уже ночь.
– Андрей Семёнович? Вернулись?
– Вернулся. – Доронин вышел на крыльцо, чтобы стряхнуть с себя снег, и оттуда спросил: – Ныркова нет?
– С вечера уехал в лес, – ответила Вологдина. – Вы зайдёте?
– Зайду.
В комнате Вологдиной он не был с того самого дня, когда официально вселял сюда хозяйку. Тогда здесь были только стены, пахнущие свежим тёсом, и не застеклённое ещё окно.
Теперь вид комнаты сильно изменился. Кровать, на полу украинская дорожка («наверное, рыбаки приезжие подарили»), маленький письменный стол, вместо табуреток стулья («это ребята с лесозавода делают для неё нестандартную мебель»).
– Садитесь, – улыбаясь, сказала Вологдина. – Вы ведь у меня первый раз?
Вместо обычного синего комбинезона она была одета в белую блузку и чёрную юбку и казалась чуть ниже ростом.
– Смешно. Живём рядом, а в гости друг к другу не ходим. Почему бы это?
– Что касается меня, то я просто боюсь, – с преувеличенной серьёзностью пояснил Доронин. – Так сказать, травма первых дней знакомства.
– Да ну вас! – отмахнулась Вологдина. – Вы из области?
Доронин кивнул головой.
– Что-нибудь произошло за эти сутки? – спросил он.
– Как будто ничего особенного. Вот разве насчёт ножей… Нам прислали нестандартные разделочные ножи. В путину наплачемся. Впрочем, это не по моему ведомству.
Доронину не терпелось рассказать Вологдиной о своём разговоре с секретарём обкома.
– Есть одно дело, Нина Васильевна, – заговорил он, – которое по нашему общему ведомству. Как вы смотрите на то, чтобы ловить рыбу зимой?
– Вы… это только сейчас придумали? – удивлённо спросила Вологдина.
– Нет, не сейчас… И… не я придумал. Впрочем, не в этом дело…
Доронин подвинул стул и, расстегнув пальто, сел.
– Скучают у нас люди, Нина Васильевна, – продолжал он. – Ссылаться на географию тут нечего. Мы не сумели взглянуть на этот вопрос политически…
– Ничего не понимаю! – пожала плечами Вологдина. – Вы точно сами с собой говорите. Какая география? Кто на неё ссылается?
– Японцы! Они считали, что в зимнее время ловить рыбу нельзя.
– При чём же тут японцы? Времена года от них не зависят.
– Это, конечно, верно, – улыбнулся Доронин. – Но вот слушайте.
И он рассказал Вологдиной об идее зимнего лова. Вологдина пристально посмотрела на него и покачала головой:
– Беспокойный вы человек, Андрей Семёнович. Всё время что-нибудь придумываете. Тогда выход в море придумали, людей чуть не погубили. Потом решили флот колхозам отдавать. Теперь опять затеваете что-то такое, чего здесь никогда не было.
– Так как же иначе? – воскликнул Доронин. – Здесь же вообще ничего не было. Советской власти не было. Жизни для людей не было…
– Послушайте. – прервала его Вологдина, – вы серьёзно собираетесь ходить зимой в море?
– Совершенно серьёзно, – ответил Доронин. – Я уже все взвесил и рассчитал. Считаясь с метеорологией, мы будем выпускать в море только отличных рыбаков на проверенных судах.
Глаза Вологдиной загорелись. Видимо, она только сейчас поверила в то, что Доронин говорит серьёзно.
– Но… но это же в корне изменит весь наш зимний распорядок!…
– И да и нет, – возразил Доронин. – Подготовка к путине должна оставаться главным делом. Одновременно будем учиться зимнему лову. Дело, Нина Васильевна, не только в том, сколько рыбы нам удастся взять этой зимой. Необходимо приучить людей к мысли, что рыбу можно ловить круглый год. Это имеет большое принципиальное значение. А через два-три года зимний лов сумеет занять ощутимое место в нашем плане.
– Через два-три года… – задумчиво повторила Вологдина. – Вы собираетесь так долго жить на Сахалине?
– А почему вы спрашиваете? – удивился Доронин.
– Просто так, – сухо и с оттенком вызова ответила Вологдина.
Она сидела на кровати, прислонившись к дощатой стене. Сквозь окно проникал ветер, лампа, висевшая над столом, чуть заметно покачивалась.
Входя в комнату, Доронин не снял пальто, подчёркивая этим, что заходит на минутку. Теперь ему стало жарко, но снимать пальто было уже неудобно.
– Уедем мы отсюда или останемся, – тихо проговорил он, – люди-то все равно жить будут.
– Вот именно, – подхватила Вологдина, – уедете ли вы или останетесь… Я знаю, Андрей Семёнович, вы не любите эту землю. Послали вас сюда, вот вы и работаете, неплохо работаете, – добавила она улыбаясь. – И всё-таки вы никогда не почувствуете, что это ваш дом. Вы… птица перелётная…
– Нет, Нина Васильевна, – покачал головой Доронин, – вы не правы. Птица ищет место, где лучше, а я…
– Ну, я не так выразилась, – нетерпеливо прервала его Вологдина. – Но скажите мне по совести: если бы вам предложили навсегда остаться здесь, понимаете, не на год, не на два, а на всю жизнь… Как бы вы посмотрели на это?
Доронин молчал.
– Молчите… Да и как вы можете мне ответить, – горячо заговорила Вологдина, – когда вы и земли-то нашей как следует не знаете? Всю осень метались по берегу – колхозы, флот, шахта и всё прочее. А вы рассвет сахалинский заметили? Осень таёжную разглядели? Ничего-то вы не видели! Послали бы вас на Северный полюс, вы бы и там так же работали. Потом кто-нибудь спросил бы: «Андрей Семёнович, как вам понравилось северное сияние?» А вы бы ответили: «Северное сияние? Да, кажется, было что-то в этом роде…»
Доронин рассмеялся.
– Чему вы смеётесь? – громко спросила Вологдина.
– Я никак не предполагал, что вы способны на такие зажигательные речи.
– Бросьте вы этот тон! – почти крикнула Вологдина, вставая. – Мне всегда были непонятны люди, которые приезжают сюда, работают, можно сказать, кровь своего сердца оставляют, а потом уезжают, даже не оглянувшись…
– Почему же не оглянувшись? – сказал Доронин, чтобы хоть что-нибудь сказать.
– Поймите, я люблю эту землю! – продолжала Вологдина. – Я не променяла бы её ни на какую другую.
Она снова опустилась на кровать, лицо её раскраснелось.
– Да что с вами говорить! – устало проговорила она. – Давайте лучше планировать выходы в море. Кого выпустим первого?
– Нет, погодите! – сказал Доронин. – Вы не должны так говорить со мной! Я ведь не Весельчаков.
– Знаю, – тихо и, как показалось Доронину, печально отозвалась Вологдина. – Поэтому-то мне и обидно…
Наступило неловкое молчание.
– Я слышала, что строится стальной цельносварный сейнер, – не глядя на Доронина, наконец заговорила Вологдина, – и что его будто бы предназначают для Южного Сахалина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85