Она выглядела смертельно усталой, сгоревшей дотла.
Лиаракос провел рукой по лицу, – интересно, почему он не плачет? Ах, да, это же чертова двойная перспектива. Он уже прожил все это раньше.
Но ему следовало бы поплакать. Действительно следовало бы. В этом месте полагалось плакать.
* * *
«Ключ от преисподней» – гласил заголовок на первой полосе утреннего выпуска «Пост». Большие черные слова напечатаны во всю ширину первой страницы. Редактор поместил фотографию Альданы, сделанную в тот момент, когда он, закованный в наручники, со свирепым видом выходит из самолета на авиабазе ВВС Эндрюс. Под материалом стоят имена Оттмара Мергенталера и Джека Йоука. А рядом – колонка Мергенталера.
Джек прочел колонку Отта – четыре дюйма напечатаны на первой полосе, а остальное – на двенадцатой. Федеральное правительство и американский народ, писал Мергенталер, не могут позволить, чтобы Чано Альдана запугивал их. Альдана определенно пытается использовать здесь те же методы, которые с переменным успехом применял у себя в Колумбии. Если он считает, что американский народ смирится с терроризмом и вымогательством, то Альдана недооценивает американский народ.
Йоук хмыкнул и швырнул газету на стол. Пожалуй, стоит подарить Отту мыльницу на Рождество.
Зазвонил телефон.
– Джек, звонит репортер из далласской газеты. Он хочет поговорить с тобой о твоем вчерашнем интервью с Альданой.
– Я не отвечаю на вопросы. Я задаю их.
– Это значит нет?
– Да.
Просматривая почту, Йоук сунул в карман куртки блокнот и карандаши. Придется сделать все эти звонки, может, сегодня вечером. Перекинув пальто через плечо, он отправился на поиски своего редактора. Может, пойти к зданию суда с остальными репортерами и покрутиться там, пока Альдану приводят в порядок?
* * *
В полутемном кабинете – третья дверь от зала заседания – Танос Лиаракос примостился в кресле напротив стола, за которым сидел прокурор округа Уильям Л. Бейдер.
Бейдер славился своей агрессивностью и педантизмом при подготовке дел. Поговаривали, и в этом была большая доля правды, что он очень амбициозен. Но Лиаракос не ставил ему это в вину. Бейдер чертовски хороший юрист.
– Я заглянул к вам поговорить о тех ухищрениях, к которым прибегли ваши люди, чтобы дело моего клиента попало к судье Снайдеру.
– Какие ухищрения? – брови Бейдера взметнулись вверх.
– Можете не строить из себя саму невинность. Со мной это не проходит. Люди из канцелярии проболтались.
– Что же, вы предпочитаете оказаться перед Максималистом Джоном или Висельником Джеком?
– Бросьте, вы знаете, как это делается. Моему клиенту выпало бы счастье попасть к судье Уорту, если бы все не было подстроено против него. – Судья Уорт был известен тем (возможно, это преувеличение), что всегда занимал сторону защиты, стараясь уязвить обвинение при каждой возможности.
– Что же вы тогда сидите здесь и жалуетесь? Судебные слушания начинаются через двадцать минут. Идите, жалуйтесь судье.
– Я не думаю, что оглашение этой информации в печати вам на руку, Уилл. Люди могут подумать, что правительство мстит Альдане, пытаясь сделать из него козла отпущения. Я полагал, что вы сможете пойти мне навстречу, а я возьму на себя судью Снайдера.
– Что?
– Подайте ходатайство, пусть суд вынесет постановление о наложении запрета на открытое обсуждение дела. Для обеих сторон. Включая обвиняемого.
Бейдер бросил взгляд на номер «Пост», что лежал на углу стола. Несколько секунд он смотрел на него, не отрываясь, затем откинулся на спинку кресла и рукой потер нос. Это был большой нос, но он хорошо смотрелся на широком квадратном морщинистом лице.
– Вам нужен суд или цирк? – спросил Лиаракос.
– Этот придурок сам затягивает петлю на собственной шее. Ему же хуже, если он собирается проводить пресс-конференции по два раза на дню и угрожать убить каждого восточнее Питтсбурга.
– Вы не можете знать, чем все это кончится, и я не знаю, – сказал Танос Лиаракос. – Что мы знаем, так это то, что мы оба – судебные чиновники. Поэтому давайте стремиться к честному суду, чтобы он не превратился во что-либо типа представления Джеральдо Риверы.
Бейдер иронично хмыкнул.
– Мы должны остановить этого психа, пока он нам все не испортил, – уже мягче произнес Лиаракос. – Что, если ни один человек с коэффициентом умственного развития выше пятидесяти не согласится войти в жюри присяжных? Что, если один или двое из жюри побоятся вынести обвинительный приговор?
– Я позабочусь, когда к этому пойдет дело. Он ваш клиент, черт побери! Хотите, чтобы он молчал, заткните ему глотку.
– Дайте мне время, мать вашу, Уилл.
Бейдер скривил губы и помассировал бровь. Лиаракос догадывался, что Бейдер пытается сообразить, как посмотрит судья Снайдер на промашку обвинения с требованием о запрете открытого обсуждения, если подзащитный по-прежнему будет занимать все первые полосы газет со своими скрытыми угрозами. Танос Лиаракос чувствовал, что одержал верх. Он откинулся в кресле и положил ногу на ногу.
– Хорошо, хорошо. – Бейдер вызвал секретаршу и начал диктовать ходатайство. – Вы довольны? – спросил он, закончив.
Защитник предложил кое-какие изменения, которые усиливали аргументы прошения. Он по памяти сослался на материалы дела. Бейдер согласно кивнул и указал секретарше на печатную машинку.
– Могу также добавить, – сказал Бейдер, – пока вы в хорошем настроении и расположении духа, – я готовлю сегодня ходатайство о конфискации всего имущества Альданы. Все, чем он владеет, включая деньги, из которых он оплачивает ваши услуги, – они все имеют преступное происхождение. Каждый дайм.
Оба прекрасно осознавали значение такого ходатайства. Лишившись всего своего имущества, обвиняемый не сможет платить адвокату. Конечно, суд назначит ему замену, но в этом случае защита будет ограничена теми скудными средствами, которые по закону предоставляет государство для оплаты адвоката. В результате, конфисковав имущество обвиняемого в порядке гражданского иска, государство может значительно повысить свои шансы на выигрыш дела. Такие ходатайства находят поддержку у судей, поскольку трудно отрицать, что преступник не имеет права использовать средства, добытые преступным путем, на то, чтобы избежать наказания за эти свои преступления.
Критики – в основном адвокаты защиты – противились тому, чтобы государство ставило телегу впереди лошади: конфискация имущества обвиняемого до вынесения приговора сводит презумпцию невиновности на нет. Проблема заключалась в том, что доходы от преступной деятельности имели реальное выражение – вы могли подержать эти деньги в руках, – а презумпция невиновности представляла собой юридическую фикцию, и в девяносто девяти процентах случаев она таковой и являлась – фикцией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148
Лиаракос провел рукой по лицу, – интересно, почему он не плачет? Ах, да, это же чертова двойная перспектива. Он уже прожил все это раньше.
Но ему следовало бы поплакать. Действительно следовало бы. В этом месте полагалось плакать.
* * *
«Ключ от преисподней» – гласил заголовок на первой полосе утреннего выпуска «Пост». Большие черные слова напечатаны во всю ширину первой страницы. Редактор поместил фотографию Альданы, сделанную в тот момент, когда он, закованный в наручники, со свирепым видом выходит из самолета на авиабазе ВВС Эндрюс. Под материалом стоят имена Оттмара Мергенталера и Джека Йоука. А рядом – колонка Мергенталера.
Джек прочел колонку Отта – четыре дюйма напечатаны на первой полосе, а остальное – на двенадцатой. Федеральное правительство и американский народ, писал Мергенталер, не могут позволить, чтобы Чано Альдана запугивал их. Альдана определенно пытается использовать здесь те же методы, которые с переменным успехом применял у себя в Колумбии. Если он считает, что американский народ смирится с терроризмом и вымогательством, то Альдана недооценивает американский народ.
Йоук хмыкнул и швырнул газету на стол. Пожалуй, стоит подарить Отту мыльницу на Рождество.
Зазвонил телефон.
– Джек, звонит репортер из далласской газеты. Он хочет поговорить с тобой о твоем вчерашнем интервью с Альданой.
– Я не отвечаю на вопросы. Я задаю их.
– Это значит нет?
– Да.
Просматривая почту, Йоук сунул в карман куртки блокнот и карандаши. Придется сделать все эти звонки, может, сегодня вечером. Перекинув пальто через плечо, он отправился на поиски своего редактора. Может, пойти к зданию суда с остальными репортерами и покрутиться там, пока Альдану приводят в порядок?
* * *
В полутемном кабинете – третья дверь от зала заседания – Танос Лиаракос примостился в кресле напротив стола, за которым сидел прокурор округа Уильям Л. Бейдер.
Бейдер славился своей агрессивностью и педантизмом при подготовке дел. Поговаривали, и в этом была большая доля правды, что он очень амбициозен. Но Лиаракос не ставил ему это в вину. Бейдер чертовски хороший юрист.
– Я заглянул к вам поговорить о тех ухищрениях, к которым прибегли ваши люди, чтобы дело моего клиента попало к судье Снайдеру.
– Какие ухищрения? – брови Бейдера взметнулись вверх.
– Можете не строить из себя саму невинность. Со мной это не проходит. Люди из канцелярии проболтались.
– Что же, вы предпочитаете оказаться перед Максималистом Джоном или Висельником Джеком?
– Бросьте, вы знаете, как это делается. Моему клиенту выпало бы счастье попасть к судье Уорту, если бы все не было подстроено против него. – Судья Уорт был известен тем (возможно, это преувеличение), что всегда занимал сторону защиты, стараясь уязвить обвинение при каждой возможности.
– Что же вы тогда сидите здесь и жалуетесь? Судебные слушания начинаются через двадцать минут. Идите, жалуйтесь судье.
– Я не думаю, что оглашение этой информации в печати вам на руку, Уилл. Люди могут подумать, что правительство мстит Альдане, пытаясь сделать из него козла отпущения. Я полагал, что вы сможете пойти мне навстречу, а я возьму на себя судью Снайдера.
– Что?
– Подайте ходатайство, пусть суд вынесет постановление о наложении запрета на открытое обсуждение дела. Для обеих сторон. Включая обвиняемого.
Бейдер бросил взгляд на номер «Пост», что лежал на углу стола. Несколько секунд он смотрел на него, не отрываясь, затем откинулся на спинку кресла и рукой потер нос. Это был большой нос, но он хорошо смотрелся на широком квадратном морщинистом лице.
– Вам нужен суд или цирк? – спросил Лиаракос.
– Этот придурок сам затягивает петлю на собственной шее. Ему же хуже, если он собирается проводить пресс-конференции по два раза на дню и угрожать убить каждого восточнее Питтсбурга.
– Вы не можете знать, чем все это кончится, и я не знаю, – сказал Танос Лиаракос. – Что мы знаем, так это то, что мы оба – судебные чиновники. Поэтому давайте стремиться к честному суду, чтобы он не превратился во что-либо типа представления Джеральдо Риверы.
Бейдер иронично хмыкнул.
– Мы должны остановить этого психа, пока он нам все не испортил, – уже мягче произнес Лиаракос. – Что, если ни один человек с коэффициентом умственного развития выше пятидесяти не согласится войти в жюри присяжных? Что, если один или двое из жюри побоятся вынести обвинительный приговор?
– Я позабочусь, когда к этому пойдет дело. Он ваш клиент, черт побери! Хотите, чтобы он молчал, заткните ему глотку.
– Дайте мне время, мать вашу, Уилл.
Бейдер скривил губы и помассировал бровь. Лиаракос догадывался, что Бейдер пытается сообразить, как посмотрит судья Снайдер на промашку обвинения с требованием о запрете открытого обсуждения, если подзащитный по-прежнему будет занимать все первые полосы газет со своими скрытыми угрозами. Танос Лиаракос чувствовал, что одержал верх. Он откинулся в кресле и положил ногу на ногу.
– Хорошо, хорошо. – Бейдер вызвал секретаршу и начал диктовать ходатайство. – Вы довольны? – спросил он, закончив.
Защитник предложил кое-какие изменения, которые усиливали аргументы прошения. Он по памяти сослался на материалы дела. Бейдер согласно кивнул и указал секретарше на печатную машинку.
– Могу также добавить, – сказал Бейдер, – пока вы в хорошем настроении и расположении духа, – я готовлю сегодня ходатайство о конфискации всего имущества Альданы. Все, чем он владеет, включая деньги, из которых он оплачивает ваши услуги, – они все имеют преступное происхождение. Каждый дайм.
Оба прекрасно осознавали значение такого ходатайства. Лишившись всего своего имущества, обвиняемый не сможет платить адвокату. Конечно, суд назначит ему замену, но в этом случае защита будет ограничена теми скудными средствами, которые по закону предоставляет государство для оплаты адвоката. В результате, конфисковав имущество обвиняемого в порядке гражданского иска, государство может значительно повысить свои шансы на выигрыш дела. Такие ходатайства находят поддержку у судей, поскольку трудно отрицать, что преступник не имеет права использовать средства, добытые преступным путем, на то, чтобы избежать наказания за эти свои преступления.
Критики – в основном адвокаты защиты – противились тому, чтобы государство ставило телегу впереди лошади: конфискация имущества обвиняемого до вынесения приговора сводит презумпцию невиновности на нет. Проблема заключалась в том, что доходы от преступной деятельности имели реальное выражение – вы могли подержать эти деньги в руках, – а презумпция невиновности представляла собой юридическую фикцию, и в девяносто девяти процентах случаев она таковой и являлась – фикцией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148