Ну, случилась беда. Каждый сам может догадаться, что мне сказал директор, раз я его чуть не опрокинул. Зачем спрашивать: "Что? Как?"
И хоть бы один. А то от одного отвязался, другой подходит - и опять все сначала. Видит ведь, что не хочу говорить. Я и не знаком-то с ним,
почти не разговариваю,- и этот туда же:
- Это ты налетел на директора? Он, наверное, велел тебе с матерью прийти?
Нет, не дадут человеку побыть грустным. Будут лезть, пока из грустного не сделаешься злым.
Первому я отвечаю спокойно. Второму говорю:
- Отстань. Третьему:
- Отвяжись!
Четвертого я отталкиваю.
Теперь подходит Висьневский, Утром он говорил, что я сумасшедший, а теперь хочет, чтобы я ему все рассказал.
- Ну что? Почему ты ревел? Здорово он тебя отругал? Надо было сказать, что тебя толкнули.
- Сам ври, коли хочешь,- говорю я. И сразу же пожалел об этом.
- Подумаешь, какой правдивый! Глядите, ребята, какой святой нашелся!..
Я хочу уйти, а он не пускает.
- Погоди, куда спешишь?
Идет рядом и нет-нет, да кулаком в бок.
Я взял да оттолкнул его. А он еще пуще разошелся:
- Не толкайся, школа не твоя. Думает, раз его учительница похвалила, что одну ошибку сделал, так он уж и воображать может.
В первую минуту я даже не понял, что он там мелет. Потом только сообразил.
Я уже подхожу к двери, а он удерживает:
- Погоди, куда так торопишься? Не отпускает.
- Деточка,- говорит.- Наплакалась детусенька. Расплакалась девчушечка.
И грязной лапой меня по лицу.
Я замахнулся. Он сильный, этот Висьневский. Но я до того разозлился, что мне все равно - будь что будет. Дойди дело до драки, он бы здорово Получил.
А что сказал бы директор, если бы случайно проходил мимо? Конечно, что виноват я. Один раз уже попался, а теперь снова. Он меня запомнил. Случись что, сразу вся вина на меня. Потому что я озорник. "Я тебя знаю. Это уже не в первый раз".
Когда я был учителем, я ведь тоже так говорил.
Но тут входит учительница: проверить, все ли вышли из класса.
- Выходите, ребята! Идите добегайте. А он, бессовестный, еще жалуется:
- Госпожа учительница, я хотел выйти, а он меня не пускает. Мне стало до того противно, хоть плюнь.
- Ну, идите, идите!
Он прищурил один глаз, скривил рот, широко расставил ноги и так, кривляясь, вышел из класса. Я за ним.
Во двор я не пошел. Жду, когда кончится перемена. Подходит Манек. Посмотрел на меня и говорит тихонько:
- Хочешь, пойдем поиграем? Я говорю:
- Нет.
Он ещё постоял, посмотрел, не захочу ли я с ним заговорить.
Этот - другое дело. Я ему говорю: так, мол, и так.
- Не знаю, простил или нет. Манек подумал.
- А ты узнай. Это он со злости сказал. Зайди в учительскую, спроси,наверное, забыл уже.
А потом был урок рисования.
Учительница сказала, чтобы каждый рисовал что хочет: какой-нибудь листок, или зимний пейзаж, или еще что-нибудь.
Я беру карандаш. Что бы такое нарисовать?
А я рисовать никогда не учился. Когда был большим, тоже не очень-то умел. Вообще в мое время нехорошие были школы. Строгие, скучные. Ничего там не позволяли. Такое все было чужое, так было холодно и душно, что, когда мне потом снилась школа, я всегда просыпался в холодном поту. И всегда был счастлив, что это сон, а не правда.
- Ты еще не начинал? - спрашивает учительница.
- Думаю, с чего начать.
А у учительницы светлые волосы и добрая улыбка. Она посмотрела мне в глаза и говорит:
- Ну, думай, может быть, и придумаешь что-нибудь хорошее. И, сам не знаю почему, я сказал:
- Я нарисую школу - как раньше было.
- А ты откуда знаешь, как было раньше?
- Папа рассказывал. Пришлось мне солгать.
- Хорошо,- говорит учительница,- это будет очень интересно.
Я думаю:
"Выйдет или не выйдет? Ладно, ведь и другие мальчишки не такие уж великие художники".
Рисую я неважно, ну да ничего. Самое худшее - посмеются. Ну и пусть смеются...
Есть такие картины, которые из трех картин состоят: одна посредине, а две по бокам. Все они разные, но составляют одно целое. Такая картина называется триптих.
Я разделил страницу на три части. Посредине нарисовал перемену. Мальчишки гоняются друг за другом, а один что-то натворил,- учитель дерет его за ухо, он вырывается и плачет.
А учитель его крепко за ухо держит и лупит что есть силы по спине, вроде как бы шпицрутеном. Мальчишка приподнял ногу и словно повис в воздухе. А другие вокруг стоят, головы опустили, ничего не говорят - боятся. Это посредине.
На картине справа я нарисовал урок,- как учитель бьет ученика линейкой по рукам. Смеется один только подлиза с первой парты, а другим жалко.
На картине слева - секут настоящими розгами. Мальчик лежит на скамье, сторож держит его за ноги. А учитель каллиграфии с бородкой поднял вверх руку, в руке - розга.
Такая мрачная картина, точно все это в тюрьме. Я нарочно сделал темный фон.
Сверху я надписал: "Триптих, старая школа".
Когда мне было восемь лет, я ходил в эту школу. Это была моя первая начальная школа, называлась она "Приготовительная".
Помню, одного мальчика высекли. Сек его учитель каллиграфии. Не знаю только, учителя ли звали Кох, а ученика Новицкий или ученика Кох,
а учителя Новицкий.
Я был тогда совсем маленький и ходил в ту школу недолго. Но я вижу все это так ясно, словно это было вчера.
И вот я рисую. Карандаш так и бегает по бумаге. Мне даже странно.
Головы у учеников получаются маленькие, но я стараюсь, чтобы все они были разные и каждое лицо имело свое выражение. И чтобы все ученики были в разных позах: один облокотился, другой привстал. Себя я тоже нарисовал, но не в первом ряду.
Рисую, а уши у меня так и горят; жарко, и словно кого-то догоняю.
Это я рисовал с вдохновением.
Я ведь был уже один раз взрослым и знаю, что называется вдохновением. У Мицкевича, когда он писал "Импровизацию", было вдохновение.
Вдохновение - это когда трудная работа становится вдруг легкой. И тогда очень приятно рисовать, писать, вырезать, что-нибудь мастерить. Все тогда удается, а ты даже и сам не знаешь, как ты это делаешь. Слоз-Но все само собой делается, словно кто-то за тебя работает, а ты только смотришь. А когда кончишь, удивляешься - точно это не твоя работа. И устал и доволен, что так хорошо получилось.
Когда придет вдохновение, то не замечаешь даже, что происходит вокруг.
По-моему, дети часто работают с вдохновением, только им мешают.
Например, рассказываешь что-нибудь, или читаешь, или пишешь. Или сразу понял задачу. Даже может выйти какая-нибудь ошибка, но все равно это не ошибка, или очень маленькая. А тут вдруг прервут, заставят исправить, повторить, что-нибудь еще прибавят, объяснят. И сразу все пропало. Ты злишься, тебе уже и продолжать-то не хочется, и ничего не выходит.
Когда у человека вдохновение, никто не имеет права вмешиватся. Потому что тогда он должен быть один, ничего не видеть, ке слышать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31