Поливаешь. И от воды - из земли, из зернышка вылезает росток. Зеленый, малюсенький. Не было ничего, а теперь есть.
Я стою, а в руках у меня открытка: ангел с крыльями, а на краю пропасти - двое детей. Нагнулись над пропастью и рвут цветы. Ангел следит, чтобы они не упали в эту бездонную пропасть. Пришла Марыня с этой тетей, со своей мамой. Я ее тоже во второй
раз в жизни вижу - какая-то дальняя родствевница.
И я думаю:
"Если Марыня заговорит со мной, я дам ей на память открытку.
А если нет, то нет".
Я ее купил для Марыни, потому что знал, что она придет, только
боялся, что буду в это время в школе.
Я каждый день сразу бежал из школы домой. Манек спрашивает:
- Куда ты так торопишься?
Мама удивляется:
- Разве занятия теперь раньше кончаются?
А я молчу. Что я им скажу?
У Марыни белая пуховая шапочка и такой же воротничок. И волосы
Ее мама говорит с моей мамой о каких-то там знакомых в Вильно. А она молчит.
Потому что я быстро поцеловал этой виленской тетке руку, и скорей цветочному горшку.
она стоит и держится за свою маму. Я вынул из книжки открытку. Ту, с ангелом.
А она, Марыня, сразу ко мне пошла, бистро, почти побелила. А я - снова открытку в книжку и, наверное, покраснел, потому что ещё
больше смутился.
Она остановилась, заслонилась муфточкой этой пушистой, и я улыбнулся. А она тоже. И я отвернулся, словно смотрю на цветочный горшок. А Иренка подбежала и показывает ей куклу. Иренка говорит:
- Смотри, какие у нее башмачки. Тогда я опять к ним повернулся. Марыня взяла куклу и спрашивает:
- А у нее глаза закрываются? Я говорю:
- Нет. У маленьких кукол не закрываются.
Марыня совсем уже близко подошла и говорит, что и у маленьких могут закрываться, только у совсем уж маленьких никогда не закрываются.
И потом говорит:
- Я уже уезжаю.
Я испугался, что она прямо сейчас уедет, и быстро вынул открытку с ангелом: побоялся, что не успею отдать. Показываю и спрашиваю:
- Красивая? Она тихо ответила:
- Красивая.
Я говорю еще тише:
- Может быть, хочешь?
Я не хотел, чтобы Иренка увидела. Потому что маленькие любят во все вмешиваться. А вдруг еще что-нибудь громко скажет.
Но мама с тетей разговаривали и ничего не услыхали. Марыня говорит:
- Напиши что-нибудь на память.
Она это таким голосом сказала и смотрит, соглашусь ли. Все хорошо вышло. Я тут же быстро написал: "На память о Варшаве". И приложил промокашку.
А Марыня говорит:
- Ой, размажешь! Я отвечаю:
- Смотри, совсем не размазалась! Но "Н" немножко размазалось. Она говорит:
- Ну, это ничего! И добавила:
- Ты очень красиво пишешь! И еще:
- Напиши, кому и от кого...
- Зачем?
Марыня подумала, склонила головку набок и говорит:
- Да, правда...
Но я написал: "Марыне из Вильно".
И завернул в серебряную бумагу от шоколада. Потому что у меня уже все было припасено.
Но вижу, что чересчур уж блестит. Тогда я вырвал страницу из тетрадки и обернул еще раз.
А она:
- Ой, страницу вырвал!
Я говорю:
- Ничего!
А моя мама говорит:
- Снимите пальто!
А ее мама:
- Нет, мы должны сейчас же идти!..
Марыня положила эту открытку, этот сверток, в муфточку и спрашивает:
- Ты какую букву больше всего любишь писать?
Я говорю:
- Заглавное "Р".
- А я заглавное "В". Дай бумаги, я тебе напишу. Но карандашом.
посмотрим, кто красивее пишет.
И она написала. И я тоже. Только я не старался, хотел, чтобы у нее
вышло красивее.
Она говорит:
- Ну, чья красивее?
Смеется, а зубки у нее беленькие, ровные-ровные.
И говорит:
- На открытке ты красивее написал!
Я покраснел и говорю:
- Когда удастся, а когда и нет...
Мы писали "Варшава, Вильно" - разные слова, а потом числа. Она говорит:
- Я страшно не люблю писать восьмерку: всегда выйдет какая-то
перекрученная.
А я отвечаю:
- Ну да. Восьмерка редко хорошо получается. И тебе ведь, Марыня,
в пальто трудно писать.
Тогда она посмотрела на свою маму и говорит:
- Пожалуй, раздеться, или как?..
Но им уже надо идти.
Марыня хотела эту страничку порвать, но я не дал.
- Зачем тебе?
- Пусть останется.
- Зачем?
Я тихо сказал:
- На память!..
- Ну, какая это память. Разве это годится на память! Я тебе из
Вильно пришлю красивую открытку.
- Но оставила.
И я показал ей горшок с горохом. Сказал, чтобы он? его взяла. Но как она с этим горшком поедет?
Марыня погладила пальцем каждый листик.
А ее мама говорит: - Ну, пошли.
И поднимается со стула. Марыня быстро встала подле своей мамы. И мы уже больше не разговаривали, я остался около горшка. Они еще долго так говорили, стоя. А можег быть, недолго, только теперь уж я хотел, чтобы они скорее ушли. Я боюсь прощаться. И слышу:
- Ну, ребятишки, прощайтесь!.. Я еще больше отвернулся.
- Ну что, так и не попрощаетесь? Может быть, вы уже поссорились? Не поцелуетесь на прощание? Марыня говорит:
- Я с мальчиками не целуюсь.
- Вот ты какая,- говорит моя мама.- А не споешь нам на прощание?
- Могу.
А ее мама говорит:
- Ну уж когда в. следующий раз приедем. А то горло перегреешь. Марыня поцеловалась с мамой и с Иренкой, а мне только руку подала. И так гордо.. Даже не улыбнулась. В перчатке. И они вышли. А мама:
- Ты бирюк. Вот Марыня - молодец. А ты у меня совсем неотесанный.
Я благодарен Иренке.
Я ее поцеловал - привлек к себе и поцеловал в голову.
- Ты была хорошей девочкой, Иренка,- сказал я. И начинаю готовить уроки.
И так мне хорошо, спокойно. Так хорошо все получилось с этой открыткой. Красивая открытка. Сперва я хотел купить с цветами, потом с видом: лес, около леса домик и лошадь стоит. Еще были две красивые, но на одной надпись: "С днем рождения". А с ангелом, пожалуй, самая красивая. И горы, и пропасть, и цветы, и этот ангел, их охраняет.
Когда у меня будут деньги, я куплю такую же. Марыня, наверное, не пришлет, забудет, когда вернется в свой Вильно.
Я переписываю на завтра стихи. А рядом лежит Иренкина кукла. С этой куклы все и началось. И горшок с четырьмя листочками. Потом, когда горох будет расти, новые листья появятся выше, а эти четыре окажутся внизу. И, наверное, они первыми опадут. Подождать, пока они пожелтеют и опадут сами, или сорвать их еще зелеными и засушить на память? Пока еще я не знаю.
Я переписываю на завтра стихи. Пишу очень старательно. В этом отрывке было одно заглавное "В". Я постарался написать его как можно красивее. Уж и не знаю, приятнее ли мне писать заглавное "Р" или заглавное "В".
И я посматриваю на ту страничку, на которой мы писали буквы.
Да, ничего не поделаешь: я люблю ее и больше ее не увижу. Только страничка с буквами осталась и четыре гороховых листочка...
А может быть, она и в самом деле напишет? Или встречу на улице какую-нибудь похожую девочку. Так ведь и с Пятнашкой было.
Девчонки противные. Гордячки, вечно ссорятся, кривляются. И любят притворяться, будто бы они взрослые, а ребята - хулиганье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Я стою, а в руках у меня открытка: ангел с крыльями, а на краю пропасти - двое детей. Нагнулись над пропастью и рвут цветы. Ангел следит, чтобы они не упали в эту бездонную пропасть. Пришла Марыня с этой тетей, со своей мамой. Я ее тоже во второй
раз в жизни вижу - какая-то дальняя родствевница.
И я думаю:
"Если Марыня заговорит со мной, я дам ей на память открытку.
А если нет, то нет".
Я ее купил для Марыни, потому что знал, что она придет, только
боялся, что буду в это время в школе.
Я каждый день сразу бежал из школы домой. Манек спрашивает:
- Куда ты так торопишься?
Мама удивляется:
- Разве занятия теперь раньше кончаются?
А я молчу. Что я им скажу?
У Марыни белая пуховая шапочка и такой же воротничок. И волосы
Ее мама говорит с моей мамой о каких-то там знакомых в Вильно. А она молчит.
Потому что я быстро поцеловал этой виленской тетке руку, и скорей цветочному горшку.
она стоит и держится за свою маму. Я вынул из книжки открытку. Ту, с ангелом.
А она, Марыня, сразу ко мне пошла, бистро, почти побелила. А я - снова открытку в книжку и, наверное, покраснел, потому что ещё
больше смутился.
Она остановилась, заслонилась муфточкой этой пушистой, и я улыбнулся. А она тоже. И я отвернулся, словно смотрю на цветочный горшок. А Иренка подбежала и показывает ей куклу. Иренка говорит:
- Смотри, какие у нее башмачки. Тогда я опять к ним повернулся. Марыня взяла куклу и спрашивает:
- А у нее глаза закрываются? Я говорю:
- Нет. У маленьких кукол не закрываются.
Марыня совсем уже близко подошла и говорит, что и у маленьких могут закрываться, только у совсем уж маленьких никогда не закрываются.
И потом говорит:
- Я уже уезжаю.
Я испугался, что она прямо сейчас уедет, и быстро вынул открытку с ангелом: побоялся, что не успею отдать. Показываю и спрашиваю:
- Красивая? Она тихо ответила:
- Красивая.
Я говорю еще тише:
- Может быть, хочешь?
Я не хотел, чтобы Иренка увидела. Потому что маленькие любят во все вмешиваться. А вдруг еще что-нибудь громко скажет.
Но мама с тетей разговаривали и ничего не услыхали. Марыня говорит:
- Напиши что-нибудь на память.
Она это таким голосом сказала и смотрит, соглашусь ли. Все хорошо вышло. Я тут же быстро написал: "На память о Варшаве". И приложил промокашку.
А Марыня говорит:
- Ой, размажешь! Я отвечаю:
- Смотри, совсем не размазалась! Но "Н" немножко размазалось. Она говорит:
- Ну, это ничего! И добавила:
- Ты очень красиво пишешь! И еще:
- Напиши, кому и от кого...
- Зачем?
Марыня подумала, склонила головку набок и говорит:
- Да, правда...
Но я написал: "Марыне из Вильно".
И завернул в серебряную бумагу от шоколада. Потому что у меня уже все было припасено.
Но вижу, что чересчур уж блестит. Тогда я вырвал страницу из тетрадки и обернул еще раз.
А она:
- Ой, страницу вырвал!
Я говорю:
- Ничего!
А моя мама говорит:
- Снимите пальто!
А ее мама:
- Нет, мы должны сейчас же идти!..
Марыня положила эту открытку, этот сверток, в муфточку и спрашивает:
- Ты какую букву больше всего любишь писать?
Я говорю:
- Заглавное "Р".
- А я заглавное "В". Дай бумаги, я тебе напишу. Но карандашом.
посмотрим, кто красивее пишет.
И она написала. И я тоже. Только я не старался, хотел, чтобы у нее
вышло красивее.
Она говорит:
- Ну, чья красивее?
Смеется, а зубки у нее беленькие, ровные-ровные.
И говорит:
- На открытке ты красивее написал!
Я покраснел и говорю:
- Когда удастся, а когда и нет...
Мы писали "Варшава, Вильно" - разные слова, а потом числа. Она говорит:
- Я страшно не люблю писать восьмерку: всегда выйдет какая-то
перекрученная.
А я отвечаю:
- Ну да. Восьмерка редко хорошо получается. И тебе ведь, Марыня,
в пальто трудно писать.
Тогда она посмотрела на свою маму и говорит:
- Пожалуй, раздеться, или как?..
Но им уже надо идти.
Марыня хотела эту страничку порвать, но я не дал.
- Зачем тебе?
- Пусть останется.
- Зачем?
Я тихо сказал:
- На память!..
- Ну, какая это память. Разве это годится на память! Я тебе из
Вильно пришлю красивую открытку.
- Но оставила.
И я показал ей горшок с горохом. Сказал, чтобы он? его взяла. Но как она с этим горшком поедет?
Марыня погладила пальцем каждый листик.
А ее мама говорит: - Ну, пошли.
И поднимается со стула. Марыня быстро встала подле своей мамы. И мы уже больше не разговаривали, я остался около горшка. Они еще долго так говорили, стоя. А можег быть, недолго, только теперь уж я хотел, чтобы они скорее ушли. Я боюсь прощаться. И слышу:
- Ну, ребятишки, прощайтесь!.. Я еще больше отвернулся.
- Ну что, так и не попрощаетесь? Может быть, вы уже поссорились? Не поцелуетесь на прощание? Марыня говорит:
- Я с мальчиками не целуюсь.
- Вот ты какая,- говорит моя мама.- А не споешь нам на прощание?
- Могу.
А ее мама говорит:
- Ну уж когда в. следующий раз приедем. А то горло перегреешь. Марыня поцеловалась с мамой и с Иренкой, а мне только руку подала. И так гордо.. Даже не улыбнулась. В перчатке. И они вышли. А мама:
- Ты бирюк. Вот Марыня - молодец. А ты у меня совсем неотесанный.
Я благодарен Иренке.
Я ее поцеловал - привлек к себе и поцеловал в голову.
- Ты была хорошей девочкой, Иренка,- сказал я. И начинаю готовить уроки.
И так мне хорошо, спокойно. Так хорошо все получилось с этой открыткой. Красивая открытка. Сперва я хотел купить с цветами, потом с видом: лес, около леса домик и лошадь стоит. Еще были две красивые, но на одной надпись: "С днем рождения". А с ангелом, пожалуй, самая красивая. И горы, и пропасть, и цветы, и этот ангел, их охраняет.
Когда у меня будут деньги, я куплю такую же. Марыня, наверное, не пришлет, забудет, когда вернется в свой Вильно.
Я переписываю на завтра стихи. А рядом лежит Иренкина кукла. С этой куклы все и началось. И горшок с четырьмя листочками. Потом, когда горох будет расти, новые листья появятся выше, а эти четыре окажутся внизу. И, наверное, они первыми опадут. Подождать, пока они пожелтеют и опадут сами, или сорвать их еще зелеными и засушить на память? Пока еще я не знаю.
Я переписываю на завтра стихи. Пишу очень старательно. В этом отрывке было одно заглавное "В". Я постарался написать его как можно красивее. Уж и не знаю, приятнее ли мне писать заглавное "Р" или заглавное "В".
И я посматриваю на ту страничку, на которой мы писали буквы.
Да, ничего не поделаешь: я люблю ее и больше ее не увижу. Только страничка с буквами осталась и четыре гороховых листочка...
А может быть, она и в самом деле напишет? Или встречу на улице какую-нибудь похожую девочку. Так ведь и с Пятнашкой было.
Девчонки противные. Гордячки, вечно ссорятся, кривляются. И любят притворяться, будто бы они взрослые, а ребята - хулиганье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31