– И я вовсе не толстый.
– Хорошо, ты не толстый. Ну что, мир? – Послышался шорох шагов по камням, и каждый из рыцарей почувствовал, как гном вложил ему в руку веревку. Потом он повернулся, потянув веревку за собой, и они, держась за нее, последовали за ним в глубь расселины.
Глава 4
Конец Красной Горы
С наступлением ночи лес погрузился в тишину. Перешептывания эльфов лишь смутным шорохом проникали сквозь закрытую дверь шалаша, внутри которого ни Ллэндон, ни Ллиэн не могли заснуть. Они сидели на подстилках из мха по обе стороны небольшого костра, отбрасывая танцующие тени на сплетенные из веток и листьев стены. Слов уже не осталось. Они избегали даже смотреть друг на друга. Между ними повисло молчание, нарушаемое лишь возней Рианнон, ее похмыкиваньем и неровным дыханием. Эта маленькая жизнь между ними, слабая и хрупкая, каждым своим проявлением все больше отдаляла их друг от друга. Порой дыхание девочки на мгновение прерывалось, и у Ллиэн замирало сердце, но тут же слышалось тихое хныканье или лопотанье, и, слепо поворочавшись, Рианнон снова засыпала. И каждый раз улыбка Ллиэн застывала под взглядом короля.
Никому так и не было позволено войти в их жилище – ни друидам, принесшим дары, ни целительницам, в помощи которых и мать, и младенец так нуждались, ни даже Блориану и Дориану, юным братьям королевы – они заснули у порога, недоумевающие и расстроенные, устав прислушиваться к резкому голосу Ллэндона и плачу сестры. Затем Ллэндон тоже замолчал – горечь пересилила гнев.
Он сам себя не узнавал. Неужели он слишком долго пробыл в Лоте, возле людей, чтобы ревность и ненависть настолько завладели им? Возможно ли, чтобы король Высоких эльфов, из древней расы потомков Мориган, плакал от любви, как эти нелепые бродячие поэты? Когда Ллиэн отправилась в это бессмысленное путешествие, ему показалось, что он теряет ее навсегда, и на протяжении многих дней это смутное ощущение понемногу перерастало в уверенность. Потом у него уже не получалось увидеть ее во сне и даже вызвать в памяти ее лицо (а сны Ллэндона, как было известно во всех эльфийских кланах, всегда содержали в себе какую-то часть правды). В конце концов, это чувство укоренилось до такой степени, что возвращение Ллиэн почти удивило его.
Но еще до того, как ее живот начал округляться, ему стали сниться другие сны, о которых он не говорил никому – даже Гвидиону, верховному друиду. Эти сны были настолько отвратительны, что он резко просыпался среди ночи, весь в поту, бросался в лес и мчался, не разбирая дороги, до полного изнеможения. Но забвение не приходило.
Сейчас он уже не испытывал ни гнева, ни стыда, но расстояние, отделявшее его от Ллиэн, длиной всего в несколько локтей, превратилось в непреодолимую пропасть – по крайней мере, до тех пор, пока Ллиэн сама не заговорила бы о примирении. Но она теперь была в другом лагере – рядом с дочерью, и ее чувства шли по обратному пути – от печали к гневу. Лишенная забот Блодевез и благословения верховного друида, она все же смогла вдохнуть в свое измученное тело силу древних рун, непрестанно повторяя слова Феот– первого рунического заклинания:
Бит фрофур фира гевилкум
Скеал тэах манна гевилк миклун хит даэлан
Тиф хе виле фор дрихтне домес хлеотан.
Рианнон завозилась в своей колыбели, выстланной мхом и листьями, – еще полусонная, она время от времени резко подергивала ножками и ручками. Ллиэн инстинктивно прижала руку к животу. Всего несколько дней, даже несколько часов назад, эти толчки отдавались внутри нее самой… Несколько глубоких вздохов, надутые губки – и новорожденная проснулась, забавно наморщив носик.
– Рианнон, – неясно прошептала Ллиэн ей на ухо.
– Не называй ее так!
Улыбка королевы исчезла. Ллэндон молчал уже несколько часов, и теперь его внезапно прозвучавшие слова поразили ее.
– Она не королева, – продолжал он, – и никогда ею не будет.
– Это моя первая дочь, – сказала Ллиэн, стараясь не повышать голос и не смотреть в холодные глаза мужа. – Богиня мне свидетельница, как я хотела иметь дочь от тебя, но у нас ее не было… У нас не было даже сына, Ллэндон… Значит, на то была воля Богини…
– Оставь богов в покое! – воскликнул Ллэндон. – Воля Богини тут ни при чем! Ты спала с Утером, ты отдалась ему, словно шлюха из грязных человеческих городов, – вот и все, что произошло!
От его крика Рианнон проснулась и заплакала. Ллиэн прижала ее к себе, дала ей грудь и некоторое время молчала, чтобы успокоиться, прежде чем заговорить.
– Когда мы были молоды, Ллэндон, мы оба отдавались, как ты говоришь, всем тем, кто хотел с нами спать, – прямо на траве, в праздничные ночи Белтан… а ведь тогда мы уже были помолвлены. Так отчего же это так задевает тебя сейчас? Как будто…
Ллиэн замолчала. Как будто все дело в Утере, подумала она.
– Ты ревнив, как человек, – наконец произнесла она. – Скоро ты начнешь говорить, что любишь меня!
Ллэндон взглянул на нее с гримасой отвращения.
– Ну, об этом тебе лучше знать, – сквозь зубы процедил он.
Ллиэн приподнялась, и от этого движения ее муаровая накидка соскользнула на землю.
Полностью обнаженная, в танцующем свете пламени, она прижала Рианнон к груди и холодно взглянула на Ллэндона.
– Я Ллиэн из рода Дан, королева Высоких эльфов и других обитателей Элиандского леса – волею Богини, пока я жива, – произнесла она. Ее губы задрожали, на глазах выступили слезы. – А ты… ты всего лишь король.
Ллэндон ничего не отвечал.
– Рианнон – моя первая дочь, – повторила она. – Хочешь ты или нет, но она будет королевой.
– Какого народа? – тихо спросил Ллэндон.
Ллиэн промолчала. Она чувствовала, что стоит ей произнести еще лишь слово – и тут же хлынет поток слез, прорвав все преграды, которые пока еще его сдерживают. Ее колени дрожали, голова кружилась, она по-прежнему ощущала боль в животе и чувствовала, что вот-вот упадет. Почему он не поможет ей?
Ллэндон опустил голову и, тяжело поднявшись, вышел из шалаша, даже не взглянув на нее.
Снаружи все замерло. Туман медленно заволакивал Броселианд непроницаемой таинственной пеленой, и Ллэндон ощутил невольную дрожь. Ибо туман, Фет Фиада,был знамением богов. Эльфы были народом воздуха, море принадлежало людям, земля – гномам и огонь – монстрам, жившим в Пустынных Землях, но туман главенствовал надо всем. Один лишь туман мог укрыть и камень, и волну, потушить пожар и успокоить бурю. Молчание тумана было словом богов, и если они опустили его завесу над народом Элианда, это означало, что они разгневаны.
– Ты слышишь? – прошептал Блориан. Ллэндон повернул голову к брату жены. Дориан, прикорнувший рядом с ним, по-прежнему спал, но Блориан уже проснулся и сидел у порога королевского шалаша. На коленях у него лежал лук.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58