В этом единственном все мы, его ученики, ставшие тренерами, схожи. Во всем же остальном каждый действует в соответствии со своим опытом, наклонностями, вкусами… Поэтому тренеры, учившиеся у него, такие разные…»
Однажды, лет этак двадцать пять назад, Аркадьев и Тышлер о чем-то поспорили; тема, естественно, была фехтовальная, но более точно причину спора сейчас никто не припомнит. Известно лишь, что Аркадьев был, как всегда в спорах, упорен, но при этом, как и всегда, ничуть не повышал голоса (его ученикам даже незнаком звук повышенного аркадьевского голоса, так же как, впрочем, и ученикам Бориса Андреевича). Тышлер же с трудом сохранял спокойствие и в конце концов запальчиво бросил: «Все равно вашим наследником буду я!». И теперь Виталий Андреевич признает, что так оно, в общем, и случилось. Методы работы Тышлера, то, что он, как некогда Аркадьев, заведует кафедрой фехтования в Центральном институте физической культуры (в ГЦОЛИФКе), его увлеченность сценическим фехтованием и, наконец, его тренерские успехи – все говорит о том, что он оказался прав.
Кстати, тренировать, помогая Аркадьеву готовить ребят к соревнованиям, Тышлер начал задолго до того, как бросил выступать сам. Казалось, он не мог не учить, словно опыт – непосильный для него груз, и эти свои уроки всегда охотно разбавлял всевозможными байками из фехтовальной жизни, ибо память его ревниво хранит все, что касается или, скажем, может коснуться фехтования.
В конце концов Тышлер обзавелся внушительной по численности и по спортивным доблестям «фехтовальной семьей»: Ракита, Сидяк, Кровопусков, Бурцев – это все чемпионы мира и олимпийских игр, и все они брали уроки у Тышлера.
А когда в 1974 году он оставит ЦСКА и уйдет в институт физкультуры, то всех своих учеников передаст сошедшему к тому времени с фехтовальной дорожки Раките…
На Олимпиаде в Мельбурне советские фехтовальщики – команда саблистов – впервые поднялись на олимпийский пьедестал, им вручили бронзовые медали.
А затем настал черед триумфа (также «бронзового») для нашего «личника» – ученика Аркадьева Льва Кузнецова.
Это был фехтовальщик широкого репертуара, с хорошей техникой и великолепным чувством боя (характеристика Виталия Андреевича). Дрался самозабвенно, с настроением, однако этим своим настроением владел отнюдь не всегда. И в отличие от Тышлера, например, не любил решающих боев, его оптимальным условием для выигрыша являлось сознание того, что все уже в порядке и его бой ничего не решает. Вот тогда он мог дать неслыханный концерт (Виталий Андреевич пользовался не раз этим нехитрым рычажком) – выиграть красиво и убедительно. И опять же в отличие от Тышлера крайне скуп на слова, предпочитает все сказать саблей. На Олимпийских играх в 1956 году это ему вполне удалось. Его сабля была там самой красноречивой среди наших сабель.
Пройдя все предварительные ступени, Кузнецов стал у нас единственным финалистом. А затем, победив в решающем финальном поединке непревзойденного мастера фехтовальных реприз француза Жана Лефевра, добыл советской команде еще одну бронзовую олимпийскую медаль. Поистине наши саблисты были на той Олимпиаде в ударе.
Бой за личную бронзовую медаль оказался столь эффектен – полон стремительных завязок и финтов, а также хлестких экстравагантных реплик, которые в перерывах между фехтовальными фразами позволял себе француз, – что привлек, по рассказам очевидцев, наибольшее в сабельном финале внимание. И концовка была достойна этого фантастического вихревого поединка.
При счете 4:4 Кузнецов бросился в отчаянное наступление: Лефевр, теряя на ходу свои реплики и репризы, обратился в бегство, а Кузнецов, угрожая ударами со всех сторон, летел следом за ним, наконец у самой границы дорожки вытянулся во флешь и, падая, нанес решающий удар по падающему, в свою очередь, с помоста Лефевру. Оба повержены, оба лежат, оба безоружны – сабли вылетели из рук. Но есть маленькая разница: один, падая, нанес удар, другой – получил.
Сейчас Лев Кузнецов – один из ведущих тренеров сборной страны, и с его стороны «внуками» Виталия Андреевича можно считать известных советских фехтовальщиков, чемпионов мира и олимпийских игр Эдуарда Винокурова и Владимира Назлымова. Назлымов к тому же дважды выигрывал личный чемпионат мира.
Как уже говорилось, в Мельбурне наиболее ярко фехтовали наши саблисты, хотя самые смелые надежды в советской команде связывались тогда с выступлениями рапиристок. И это не удивительно. Всего за месяц до Игр они впервые в истории советского фехтования стали чемпионками мира (в команде) – тогда еще все у наших фехтовальщиков было впервые, – победив грозных и искусных в диалоге клинков француженок. И казалось, впереди советских фехтовальщиц ждут новые славные победы. И так оно, в общем, и случилось. Только восхождение к этим победам оказалось не столь стремительным, как ожидалось. Попросту говоря, выступление наших рапиристок в Мельбурне было как две капли воды схоже с дебютом в Хельсинки, то есть две – Шитикова и Растворова – «застряли» в четвертьфинальной ступени, и лишь одна – Ефимова – сумела дойти до полуфинала…
Эмма Ефимова – единственная из учеников Виталия Андреевича – всю свою фехтовальную жизнь от начала до конца брала уроки только у него и потому в аркадьевском «роду» занимает совершенно особое место.
Не признавая на дорожке никаких авторитетов (а вернее, чем именитей соперница, тем для Ефимовой лучше), она фехтовала дерзко, неистово, буйно, откровенно наслаждаясь поединком. И с первых же своих соревнований ощутила себя полновластной хозяйкой дорожки, хотя еще совсем недавно не только не умела хозяйничать где бы то ни было, но и просто заставить кого-либо слушать себя.
Ее тяжким грузом с детства была застенчивость. Необщительная, замкнутая, она была абсолютно лишена веры в себя и если пыталась вдруг высказать свое мнение, то всегда оказывалось, что оно совершенно никого не интересует. Так было и в школе, и в институте, пока не появилось в ее жизни фехтование, пока не появился Виталий Андреевич…
Поначалу Эмме было просто страшно выйти на дорожку. С одной стороны, она не могла себе представить, как это она вдруг попытается у кого-то выиграть, попытается стать кого-то сильнее. А с другой – не хотелось проигрывать, не хотелось еще раз убедиться в своей беспомощности. Доказательств и так сколько угодно!
Например, как-то однажды – это было вскоре после поступления в институт – Эмма купила приглянувшийся ей темно-синий берет (кажется, это тогда было модно). Но не успела войти в вестибюль института, как к ней подошла первая забияка курса и при всем честном народе с размаху натянула ей берет на нос.
В другой раз Эмма позволила себе накрутиться – полночи наворачивала на волосы папильотки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Однажды, лет этак двадцать пять назад, Аркадьев и Тышлер о чем-то поспорили; тема, естественно, была фехтовальная, но более точно причину спора сейчас никто не припомнит. Известно лишь, что Аркадьев был, как всегда в спорах, упорен, но при этом, как и всегда, ничуть не повышал голоса (его ученикам даже незнаком звук повышенного аркадьевского голоса, так же как, впрочем, и ученикам Бориса Андреевича). Тышлер же с трудом сохранял спокойствие и в конце концов запальчиво бросил: «Все равно вашим наследником буду я!». И теперь Виталий Андреевич признает, что так оно, в общем, и случилось. Методы работы Тышлера, то, что он, как некогда Аркадьев, заведует кафедрой фехтования в Центральном институте физической культуры (в ГЦОЛИФКе), его увлеченность сценическим фехтованием и, наконец, его тренерские успехи – все говорит о том, что он оказался прав.
Кстати, тренировать, помогая Аркадьеву готовить ребят к соревнованиям, Тышлер начал задолго до того, как бросил выступать сам. Казалось, он не мог не учить, словно опыт – непосильный для него груз, и эти свои уроки всегда охотно разбавлял всевозможными байками из фехтовальной жизни, ибо память его ревниво хранит все, что касается или, скажем, может коснуться фехтования.
В конце концов Тышлер обзавелся внушительной по численности и по спортивным доблестям «фехтовальной семьей»: Ракита, Сидяк, Кровопусков, Бурцев – это все чемпионы мира и олимпийских игр, и все они брали уроки у Тышлера.
А когда в 1974 году он оставит ЦСКА и уйдет в институт физкультуры, то всех своих учеников передаст сошедшему к тому времени с фехтовальной дорожки Раките…
На Олимпиаде в Мельбурне советские фехтовальщики – команда саблистов – впервые поднялись на олимпийский пьедестал, им вручили бронзовые медали.
А затем настал черед триумфа (также «бронзового») для нашего «личника» – ученика Аркадьева Льва Кузнецова.
Это был фехтовальщик широкого репертуара, с хорошей техникой и великолепным чувством боя (характеристика Виталия Андреевича). Дрался самозабвенно, с настроением, однако этим своим настроением владел отнюдь не всегда. И в отличие от Тышлера, например, не любил решающих боев, его оптимальным условием для выигрыша являлось сознание того, что все уже в порядке и его бой ничего не решает. Вот тогда он мог дать неслыханный концерт (Виталий Андреевич пользовался не раз этим нехитрым рычажком) – выиграть красиво и убедительно. И опять же в отличие от Тышлера крайне скуп на слова, предпочитает все сказать саблей. На Олимпийских играх в 1956 году это ему вполне удалось. Его сабля была там самой красноречивой среди наших сабель.
Пройдя все предварительные ступени, Кузнецов стал у нас единственным финалистом. А затем, победив в решающем финальном поединке непревзойденного мастера фехтовальных реприз француза Жана Лефевра, добыл советской команде еще одну бронзовую олимпийскую медаль. Поистине наши саблисты были на той Олимпиаде в ударе.
Бой за личную бронзовую медаль оказался столь эффектен – полон стремительных завязок и финтов, а также хлестких экстравагантных реплик, которые в перерывах между фехтовальными фразами позволял себе француз, – что привлек, по рассказам очевидцев, наибольшее в сабельном финале внимание. И концовка была достойна этого фантастического вихревого поединка.
При счете 4:4 Кузнецов бросился в отчаянное наступление: Лефевр, теряя на ходу свои реплики и репризы, обратился в бегство, а Кузнецов, угрожая ударами со всех сторон, летел следом за ним, наконец у самой границы дорожки вытянулся во флешь и, падая, нанес решающий удар по падающему, в свою очередь, с помоста Лефевру. Оба повержены, оба лежат, оба безоружны – сабли вылетели из рук. Но есть маленькая разница: один, падая, нанес удар, другой – получил.
Сейчас Лев Кузнецов – один из ведущих тренеров сборной страны, и с его стороны «внуками» Виталия Андреевича можно считать известных советских фехтовальщиков, чемпионов мира и олимпийских игр Эдуарда Винокурова и Владимира Назлымова. Назлымов к тому же дважды выигрывал личный чемпионат мира.
Как уже говорилось, в Мельбурне наиболее ярко фехтовали наши саблисты, хотя самые смелые надежды в советской команде связывались тогда с выступлениями рапиристок. И это не удивительно. Всего за месяц до Игр они впервые в истории советского фехтования стали чемпионками мира (в команде) – тогда еще все у наших фехтовальщиков было впервые, – победив грозных и искусных в диалоге клинков француженок. И казалось, впереди советских фехтовальщиц ждут новые славные победы. И так оно, в общем, и случилось. Только восхождение к этим победам оказалось не столь стремительным, как ожидалось. Попросту говоря, выступление наших рапиристок в Мельбурне было как две капли воды схоже с дебютом в Хельсинки, то есть две – Шитикова и Растворова – «застряли» в четвертьфинальной ступени, и лишь одна – Ефимова – сумела дойти до полуфинала…
Эмма Ефимова – единственная из учеников Виталия Андреевича – всю свою фехтовальную жизнь от начала до конца брала уроки только у него и потому в аркадьевском «роду» занимает совершенно особое место.
Не признавая на дорожке никаких авторитетов (а вернее, чем именитей соперница, тем для Ефимовой лучше), она фехтовала дерзко, неистово, буйно, откровенно наслаждаясь поединком. И с первых же своих соревнований ощутила себя полновластной хозяйкой дорожки, хотя еще совсем недавно не только не умела хозяйничать где бы то ни было, но и просто заставить кого-либо слушать себя.
Ее тяжким грузом с детства была застенчивость. Необщительная, замкнутая, она была абсолютно лишена веры в себя и если пыталась вдруг высказать свое мнение, то всегда оказывалось, что оно совершенно никого не интересует. Так было и в школе, и в институте, пока не появилось в ее жизни фехтование, пока не появился Виталий Андреевич…
Поначалу Эмме было просто страшно выйти на дорожку. С одной стороны, она не могла себе представить, как это она вдруг попытается у кого-то выиграть, попытается стать кого-то сильнее. А с другой – не хотелось проигрывать, не хотелось еще раз убедиться в своей беспомощности. Доказательств и так сколько угодно!
Например, как-то однажды – это было вскоре после поступления в институт – Эмма купила приглянувшийся ей темно-синий берет (кажется, это тогда было модно). Но не успела войти в вестибюль института, как к ней подошла первая забияка курса и при всем честном народе с размаху натянула ей берет на нос.
В другой раз Эмма позволила себе накрутиться – полночи наворачивала на волосы папильотки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58