Я аж задрожал весь, оперся на подоконник и ждал, что она ответит.
Вероятно, он ее схватил за руку и хотел поцеловать, потому что она резко крикнула: «Остынь!» – и засмеялась. Остудить она могла, уж это я знаю. И веришь, служба, у меня такое творилось на душе, будто я только что мину обезвредил. Я сел на подоконник и чуть не заревел от радости.
Чесноков вдруг перешел на «вы» и заговорил глухо:
– Я вас прошу только об одном: не торопитесь. Замужество не уйдет от вас…
– В подобных наставлениях не нуждаюсь, – ответила насмешливо Наташа.
Но Чесноков не сдавался:
– Я понимаю – ты сейчас увлечена и ослеплена. Но пройдет время – и ты поймешь… Кто он? Простой работяга, и только. А ты – видная, красивая.
– И мне больше подходишь ты? – насмешливо перебила она его.
А он все свое:
– Тебе жизнь другая предназначена… Широкая! Ты имеешь право…
– Я уж как-нибудь сама соображу, – опять перебила его Наташа, но уже не так насмешливо, а вроде бы как размышляя.
– Твое дело, – сказал Чесноков. – Но помни, что бы ты ни решила, я все равно буду любить тебя и ждать.
– Ну что ж, ждите! – Наташа снова засмеялась и, немного помедля, добавила: – Ветра в поле.
Потом ее каблуки застучали по ступенькам крыльца.
– Спокойной ночи, – сказал тоскливо Чесноков.
– Спите спокойно, если можете, – ответила с крыльца Наташа.
Затем хлопнула дверь, и все смолкло.
7
Я всю ночь не спал. Да неужто, думаю, в самом деле есть какое-то различие в положении? Значит, я – работяга? А ты – фон-барон! Шалишь, дружок, уж тут я тебя с носом оставлю.
Я вспомнил, как мы, заводские подростки, занимались в вечерней школе. Время было предвоенное, веселое – то на футбол, то в кино, на учете каждая минута. А тут – собрание; ребят оповестить, взносы собрать… Кому поручить? Чеснокову. Маленький, верткий, он, как бесенок, так и шнырял по всем. Учился не блестяще, зато все разузнавал, со всеми был приятелем. За свое любопытство он часто получал по носу, но на него никто не злился: Репей свой в доску парень, его и побить не грех. А бывало где какое собрание – он уже начеку; головку закинет – кадык выщелкнется, как зоб у цыпленка, – и понесет: в ответ на происки империалистов и фашистов мы должны сплотить ряды, утроить энергию… Ну и всякое такое, что на собраниях талдычат. Тоже – способность! И вот его как активиста от молодежи в завком ввели. Когда же подошла наша очередь идти в армию, его оставили по брони. Пока я воевал да служил, он успел окончить какие-то снабженческие курсы, продвинулся по службе… И теперь вот дал понять Наташе, что я ему неровня.
Но в душе я над ним смеялся тогда. Я представлял себе, как он взбесится, когда узнает, что Наташа выходит за меня замуж. И я решил жениться как можно скорее.
Наташа мое предложение встретила с радостью, как ребенок, которому подарили новую игрушку. Она тотчас же рассказала всем об этом. Теща для приличия поохала, всплакнула даже, но свадьбу решили сыграть поскорее. И только Ольга не поздравила нас.
На свадьбу Чесноков был приглашен, но не пришел. Ольга села за стол рядом с Наташей и ни с кем не разговаривала. Но когда закричали «горько» и мы стали с Наташей целоваться, Ольга вдруг встала из-за стола и вышла из дому. Немного погодя я вышел вслед за ней. Нашел я ее в саду; она стояла, опершись на яблоню, и плакала. Я подошел к ней, погладил ее по волосам и спросил:
– Что случилось, Оля?
Она с такой яростью на меня набросилась, что я растерялся.
– Пожалеть пришел? Непонятливым прикидывается! – зло выкрикивала она. – Вы, вы разбили мое счастье! И ты, и Наташа… оба вы хороши.
Я с минуту стоял, не двигаясь, пока она не вышла на улицу.
Дома за столом я сказал Наташе:
– Ольга плачет. Ты бы пошла, утешила ее.
– Пусть поплачет. Что ей сделается! – ответила беззаботно Наташа. – Она мне завидует… и злится, что Игорь бросил ее из-за меня…
Мой рассказчик снова налил машинально водки и выпил. Варя принесла нам красной икры. «Кушайте – своя», – потчевала она меня.
Икра была пересоленной – передержана в тузлуке, – икринки отскакивали одна от другой как дробь, и имели упругую, точно вулканизированную кожицу.
Закусив, Евгений продолжил свой рассказ, не обращая внимания на присутствие Вари.
– Любопытная это семья! Они друг друга не жалеют, не ласкают, при случае подсмеиваются и даже злорадствуют. Но зато как держатся вместе – не то что водой не разлить, не оторвешь их друг от друга. Не сразу я их раскусил.
Он закурил и помолчал с минуту.
– После смерти отца у них заготовкой сена для коровы занималась Ольга. Она и ордер на луга доставала, и там же в конторе договаривалась о покосе. А на этот раз она принесла ордер матери и сказала: «Косите как знаете, а на меня больше не рассчитывайте». Я-то не знал об этом до времени. Прихожу я однажды вечером с работы – на кухне обед меня ждет, ну просто праздничный: беляши, драчены и даже водка. Наташа вокруг стола хлопочет, а Марфа Николаевна уселась возле окна и вяжет платок. «Эх, – думаю, – теща у меня – дай бог каждому!» Выпил я, а теща этак исподволь начала разговор:
– Денечки-то жаркие стоят, цветень с трав опадает. Теперь ее в самый раз косить: Петров день на носу.
– Как я люблю сенокос! – сказала Наташа, присаживаясь к столу. – Бывало, папка брал отпуск на это время, и мы всей семьей сено косили. Просохнет – сгребаешь его, а оно горячее, душистое, как чай малиновый. А вечером вокруг костра песни петь. Или в копну заберешься спать… Хорошо!
– Вот чего не испытывал, – ответил я.
– А ты испытай, может, и не пожалеешь, – говорит теща.
– На заводском дворе не испытаешь.
– А если отпуск взять? – спрашивает Наташа.
Я рассмеялся:
– Кто же мне его сейчас даст? Я всего без году неделю работаю.
– А ты не по закону положенный отпуск проси, – подсказывает мне Наташа, – а так просто, двухнедельный отгул, без зарплаты.
– А чем питаться, божьей травкой?
– Ну, уж это, соколик, не твоя печаль, – говорит теща, – а мы-то на что?
– Действительно, Женя, бери! – стала упрашивать меня Наташа. – И мы поедем сено косить. У нас есть и ордер на луга.
Она сбегала в соседнюю комнату и положила передо мной розовую бумажку.
– Вот! Оля принесла. Сейчас самое время корм для коровы запасти.
Я все еще не мог понять толком, что к чему, и спросил:
– Да вы это серьезно?
– А что нам шутить! – весело сказала теща. – И дело нужное сделаем, и приятно на лугах-то молодым порезвиться.
– Вот чудаки! Да кто же меня отпустит с завода на сенокос. И как отпрашиваться? Совестно ведь!
– Ах, какой ты непонятливый! – с раздражением сказала Наташа. – Ты и не просись на сенокос. Ты проси отгул по семейным трудностям. Ну, там жена, что ли, заболела или мать. Мы можем достать справку. Или еще какое несчастье выдумай. Мало ли что!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Вероятно, он ее схватил за руку и хотел поцеловать, потому что она резко крикнула: «Остынь!» – и засмеялась. Остудить она могла, уж это я знаю. И веришь, служба, у меня такое творилось на душе, будто я только что мину обезвредил. Я сел на подоконник и чуть не заревел от радости.
Чесноков вдруг перешел на «вы» и заговорил глухо:
– Я вас прошу только об одном: не торопитесь. Замужество не уйдет от вас…
– В подобных наставлениях не нуждаюсь, – ответила насмешливо Наташа.
Но Чесноков не сдавался:
– Я понимаю – ты сейчас увлечена и ослеплена. Но пройдет время – и ты поймешь… Кто он? Простой работяга, и только. А ты – видная, красивая.
– И мне больше подходишь ты? – насмешливо перебила она его.
А он все свое:
– Тебе жизнь другая предназначена… Широкая! Ты имеешь право…
– Я уж как-нибудь сама соображу, – опять перебила его Наташа, но уже не так насмешливо, а вроде бы как размышляя.
– Твое дело, – сказал Чесноков. – Но помни, что бы ты ни решила, я все равно буду любить тебя и ждать.
– Ну что ж, ждите! – Наташа снова засмеялась и, немного помедля, добавила: – Ветра в поле.
Потом ее каблуки застучали по ступенькам крыльца.
– Спокойной ночи, – сказал тоскливо Чесноков.
– Спите спокойно, если можете, – ответила с крыльца Наташа.
Затем хлопнула дверь, и все смолкло.
7
Я всю ночь не спал. Да неужто, думаю, в самом деле есть какое-то различие в положении? Значит, я – работяга? А ты – фон-барон! Шалишь, дружок, уж тут я тебя с носом оставлю.
Я вспомнил, как мы, заводские подростки, занимались в вечерней школе. Время было предвоенное, веселое – то на футбол, то в кино, на учете каждая минута. А тут – собрание; ребят оповестить, взносы собрать… Кому поручить? Чеснокову. Маленький, верткий, он, как бесенок, так и шнырял по всем. Учился не блестяще, зато все разузнавал, со всеми был приятелем. За свое любопытство он часто получал по носу, но на него никто не злился: Репей свой в доску парень, его и побить не грех. А бывало где какое собрание – он уже начеку; головку закинет – кадык выщелкнется, как зоб у цыпленка, – и понесет: в ответ на происки империалистов и фашистов мы должны сплотить ряды, утроить энергию… Ну и всякое такое, что на собраниях талдычат. Тоже – способность! И вот его как активиста от молодежи в завком ввели. Когда же подошла наша очередь идти в армию, его оставили по брони. Пока я воевал да служил, он успел окончить какие-то снабженческие курсы, продвинулся по службе… И теперь вот дал понять Наташе, что я ему неровня.
Но в душе я над ним смеялся тогда. Я представлял себе, как он взбесится, когда узнает, что Наташа выходит за меня замуж. И я решил жениться как можно скорее.
Наташа мое предложение встретила с радостью, как ребенок, которому подарили новую игрушку. Она тотчас же рассказала всем об этом. Теща для приличия поохала, всплакнула даже, но свадьбу решили сыграть поскорее. И только Ольга не поздравила нас.
На свадьбу Чесноков был приглашен, но не пришел. Ольга села за стол рядом с Наташей и ни с кем не разговаривала. Но когда закричали «горько» и мы стали с Наташей целоваться, Ольга вдруг встала из-за стола и вышла из дому. Немного погодя я вышел вслед за ней. Нашел я ее в саду; она стояла, опершись на яблоню, и плакала. Я подошел к ней, погладил ее по волосам и спросил:
– Что случилось, Оля?
Она с такой яростью на меня набросилась, что я растерялся.
– Пожалеть пришел? Непонятливым прикидывается! – зло выкрикивала она. – Вы, вы разбили мое счастье! И ты, и Наташа… оба вы хороши.
Я с минуту стоял, не двигаясь, пока она не вышла на улицу.
Дома за столом я сказал Наташе:
– Ольга плачет. Ты бы пошла, утешила ее.
– Пусть поплачет. Что ей сделается! – ответила беззаботно Наташа. – Она мне завидует… и злится, что Игорь бросил ее из-за меня…
Мой рассказчик снова налил машинально водки и выпил. Варя принесла нам красной икры. «Кушайте – своя», – потчевала она меня.
Икра была пересоленной – передержана в тузлуке, – икринки отскакивали одна от другой как дробь, и имели упругую, точно вулканизированную кожицу.
Закусив, Евгений продолжил свой рассказ, не обращая внимания на присутствие Вари.
– Любопытная это семья! Они друг друга не жалеют, не ласкают, при случае подсмеиваются и даже злорадствуют. Но зато как держатся вместе – не то что водой не разлить, не оторвешь их друг от друга. Не сразу я их раскусил.
Он закурил и помолчал с минуту.
– После смерти отца у них заготовкой сена для коровы занималась Ольга. Она и ордер на луга доставала, и там же в конторе договаривалась о покосе. А на этот раз она принесла ордер матери и сказала: «Косите как знаете, а на меня больше не рассчитывайте». Я-то не знал об этом до времени. Прихожу я однажды вечером с работы – на кухне обед меня ждет, ну просто праздничный: беляши, драчены и даже водка. Наташа вокруг стола хлопочет, а Марфа Николаевна уселась возле окна и вяжет платок. «Эх, – думаю, – теща у меня – дай бог каждому!» Выпил я, а теща этак исподволь начала разговор:
– Денечки-то жаркие стоят, цветень с трав опадает. Теперь ее в самый раз косить: Петров день на носу.
– Как я люблю сенокос! – сказала Наташа, присаживаясь к столу. – Бывало, папка брал отпуск на это время, и мы всей семьей сено косили. Просохнет – сгребаешь его, а оно горячее, душистое, как чай малиновый. А вечером вокруг костра песни петь. Или в копну заберешься спать… Хорошо!
– Вот чего не испытывал, – ответил я.
– А ты испытай, может, и не пожалеешь, – говорит теща.
– На заводском дворе не испытаешь.
– А если отпуск взять? – спрашивает Наташа.
Я рассмеялся:
– Кто же мне его сейчас даст? Я всего без году неделю работаю.
– А ты не по закону положенный отпуск проси, – подсказывает мне Наташа, – а так просто, двухнедельный отгул, без зарплаты.
– А чем питаться, божьей травкой?
– Ну, уж это, соколик, не твоя печаль, – говорит теща, – а мы-то на что?
– Действительно, Женя, бери! – стала упрашивать меня Наташа. – И мы поедем сено косить. У нас есть и ордер на луга.
Она сбегала в соседнюю комнату и положила передо мной розовую бумажку.
– Вот! Оля принесла. Сейчас самое время корм для коровы запасти.
Я все еще не мог понять толком, что к чему, и спросил:
– Да вы это серьезно?
– А что нам шутить! – весело сказала теща. – И дело нужное сделаем, и приятно на лугах-то молодым порезвиться.
– Вот чудаки! Да кто же меня отпустит с завода на сенокос. И как отпрашиваться? Совестно ведь!
– Ах, какой ты непонятливый! – с раздражением сказала Наташа. – Ты и не просись на сенокос. Ты проси отгул по семейным трудностям. Ну, там жена, что ли, заболела или мать. Мы можем достать справку. Или еще какое несчастье выдумай. Мало ли что!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16