– А это не я, а мой внутренний голос сказал, – попробовал он отвертеться, хотел еще что-то сказать, да запутался.
– Ляпнул и самому стыдно, да?… Простим тебя по случаю нового учебного года.
Решая, где посадить новенькую, классная оглядела ряды и про себя отметила, что Коробкин и Рублев сели за разные парты. Поцапались-таки дружки…
– С кем же тебя посадить? – раздумывая вслух, сказала она.
Но тут ее внимание привлекли громкие голоса с улицы. Глянула в окно и увидела директора школы, руководившего выгрузкой нового оборудования для школьного радиоузла. Прежнее, купленное экономным Всеволодом Николаевичем у какой-то организации почти задарма, никуда не годилось. Во время передач динамики исторгали хрип, завывание, шуршание, никто не понимал ни слова и когда передача велась на русском и когда, в учебных целях, на английском языках. Зато смеху в школе и анекдотов про радиоузел было предостаточно…
– Так где же тебя посадить? – вновь задалась тем же самым вопросом классная. – Посажу-ка я тебя с Рублевым. Правда, он у нас плохо воспитан, но, я почему-то уверена, ты на него будешь хорошо влиять.
Кто такой Рублев, новенькая уже знала: вон тот рыжий, с прической, похожей на воронье гнездо. Колюнин выпад не очень-то задел ее. Опять куда-то переезжать, менять школу, учителей, заводить новых подруг – это ей самой уже опостылело. Положила астры на стол учительницы и пошла на указанное ей место.
Едва до сознания Колюни дошло, что сейчас рядом с ним сядет эта девчонка, он вскочил и закричал:
– Людмила Сергеевна, что я вам плохого сделал?!
– Это он у нас так острит, – с горестной улыбкой пояснила классная новенькой и попросила Колюню подвинуться и освободить половину парты.
– А почему один я в классе должен сидеть с девчонкой?! – снова возопил он.
И только тут классная заметила, что на этот раз мальчишки и девчонки сели порознь. Даже Витёк Перовский, тоненький и нежный мальчик, привязанный к Оле Самохваловой, как младший брат к старшей сестре, сел за другую парту.
– Вы это что?! – напустилась классная на всех сразу. – Сами для себя устроили раздельное обучение? Глупость какая!… С тебя-то, Рублев, мы и начнем. Пожалуйста, подвинься!… Кому я сказала?!
– Людмила Сергеевна! – встала из-за парты и взволнованно заговорила Эмма Гречкосей, еще один постоянный объект Колюниных сатир. – Я считаю, у Рублева нет морального права сидеть рядом с девочкой. Помните, что он в прошлом году сказал? Девчонка – не совсем человек. У нее вместо мозгов – пшенная каша.
– Не ври! – вышел из себя Колюня. – Я не всех имел в виду, а только тебя…
– Да?! – Эмма, кажется, только этого и ждала. – А что ты про Свету Зарецкую говорил? Забыл?
– Что она чокнутая?
– Рублев!
– А разве нет? – настаивал он на своем. – Все нормальные во время переменки бегут в буфет или в туалет. А она чем занимается?
Света Зарецкая обладала, пожалуй, самой яркой наружностью в восьмом «А». На нее, как на лампочку в пятьсот ватт, нельзя было долго смотреть – до того красивы и загадочны были ее огромные, карие, чуть навыкате глаза. Но, как ни странно, она больше других девчонок в классе была озабочена внешностью. Все знали: чтобы не располнеть, как ее мать, Света уже с шестого класса села на диету и ходит в сауну с бассейном. На переменках она общалась главным образом с зеркальцем: карандашиком подводила глаза, усиленно втирала в щеки какие-то кремы…
– Эмма, сейчас не время разбирать, когда и по какому поводу Рублев высказался, – нахмурилась классная. – Сейчас от него требуется одно: чтобы он…
К этому времени Кате Малышевой надоело стоять в позе бедной родственницы около парты. Она резко повернулась и пошла к выходу. И выбежала бы из класса, не прегради ей дорогу Людмила Сергеевна.
– Катя!… – Она взяла ее за плечи и с улыбкой, не обещавшей ничего хорошего, повела к парте Рублева. – Сейчас он подвинется…
– Хоть расстреляйте! – побелев, вцепился в парту Колюня.
– Людмила Сергеевна! – встал и с опущенной вниз головой сказал Валерий Коробкин. – Сколько можно заниматься этой ерундой? Пусть садится рядом со мной…
У классной аж перехватило дыхание.
– Молодец, Валера!… Это поступок настоящего мужчины, я просто другого слова не подберу. А ты, Рублев… я даже не знаю, как тебя назвать!…
– Дурак и не лечится! – Подсказала Эмма Гречкосей.
– Еще короче: хам! – предложила Света Зарецкая.
– Довольно! – подняла руку классная и пошла к доске. – Начнем урок. Я хочу предупредить вас: физика в восьмом – сложный предмет.
И, к удивлению всех, урок начался. Классная попросила открыть тетради, записать тему. Ее рука, дробно постукивая мелом, забегала по доске.
Колюня сидел с отрешенным видом и ничего не записывал. Он открывал для себя нового Коробка. Удружил, Валера! Век буду помнить. Но вот зачем он это сделал? Что новенькая его не интересует, это ясно. Подвинулся и даже не посмотрел на нее. И сейчас уже весь в физике, рыщет головой вслед за рукой классной. Хуже всего, когда тебе сделают подлянку, а за, что – не знаешь…
ДЕВЧОНКИ В КОЛЮНИНОЙ ЖИЗНИ
Не сомневаюсь: название этой главки у многих вызовет лишь смех и недоумение. Дескать, маловероятно, чтобы на такого злостного грубияна, как Рублев, обратила внимание хоть одна, а тут – девчонки во множественном числе!
И все же, что б там ни говорилось, они сыграли в его жизни заметную роль. Кто знает, если б не они, так он, может, и не стал бы Колюней?…
– Очевидное – невероятное! – Ничего не стоило ему на переменке вскочить на парту и, с высоты перстом указуя на Свету Зарецкую, во всю мочь заорать: – У нее всего за одну ночь ресницы подросли на полпальца!…
Бедная Света ради того, чтобы чуть-чуть нарастить ресницы, казавшиеся ей коротковатыми для своих огромных глаз, вставала утром на целый час раньше обычного и теперь чувствовала себя так, будто ее поймали на воровстве.
– Какая же ты гадина… – говорила она Рублеву с ослепительно ненавидящей улыбкой.
А тому все было нипочем. Корчился на парте от идиотического смеха и шел на спор, что знает, для кого она старается, и при этом прозрачно поглядывал на дружка Коробкина, чем доводил Свету уже до полного отчаяния.
Когда Эмму Гречкосей вызывали к доске, Колюня, фигурально выражаясь, делал стойку, весь обращался в слух и зрение. Да зря, пожалуй, так напрягался. Эмма была легкой добычей. Как все, кто смело выходит к доске, ничегошеньки не зная, она становилась детски доверчивой, с трогательной надеждой поглядывала на класс и готова была принять помощь хоть от самого черта. Лишь бы уйти от двойки на этот раз… Да вот беда: помощь приходила от того, кто был хуже, зловреднее черта, – от Колюни. Это из его ладоней, сложенных рупором, выпархивали и повторялись стоявшей у доски такие подсказки, что учителя, всякое на своем веку слышавшие, долго и оскорбленно смотрели в одну точку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27