- не то сердито, не то жалостливо огрызнулась старуха. - Может, оно и очень хорошо, только не про нас. Я вон с каждым днем слепну... Вчера со стола убирала - стакан разбила. Гляди, через месяц в богадельню придется проситься... А ведь тоже вот так - шила, шила всю жизнь, ну и дошилась... А я тебе не чета была! Ты и теперь если пять рублей заработаешь да два отдадут, так и слава Богу еще! На самой целой тряпки нет, а туда же... книжки! Что уж тут.
В комнату тихонько вползла старушка из коридора. Крошечные глазки ее смотрели пугливо и любопытно.
- Максимовна, да ведь хуже смерти!.. Он - мужик... Еще бить будет! - с воплем отчаяния крикнула Оленька.
- Ну, уж непременно и бить! - возразила старуха, но не кончила и опять махнула рукой.
- А что ж, что и бить? - прошамкала старушка у двери. - А вы, Ольга Ивановна, покоритесь.
- Что? - испуганно переспросила Оленька.
- А вы покоритесь, говорю... - повторила старушка. - Побьет раз, два, да и отстанет... Они все такие. С ними надо больше смирением. Пусть бьет, а вы терпите... Он и отойдет, ничего!
Оленька смотрела на нее с ужасом, точно из темного коридора вылез и подползает какой-то страшный гад. Она даже подобрала платье и прижалась плечом к столу. Но старушка уже отстала и торопливо повернулась к Максимовне. Ее маленькие глазки загорелись странным выражнием: ехидной трусливой радости.
- А нашего учителя опять со службы прогнали!
- Что?! - вскрикнула Максимовна. - Как прогнали? За что?
- За то, что начальству согрубил. Начальник его выругали за что-то, а он ему грубо сказал... Ну, и прогнали. Марья Петровна сегодня страсть как убивалась! - захлебываясь торопливым шепотком и на каждом слове озираясь на дверь, докладывала старушка.
Максимовна с недоумением смотрела на нее белыми слепыми глазами.
- Да ведь они мне за три месяца должны. Сама сегодня обещала хоть часть отдать... Как же теперь? - растерянно пробормотала она.
- Да теперь уж не отдадут. Где же! Теперь и самим голодать придется, почти с наслаждением ответила старушка.
Максимовна с минуту молча смотрела на нее в упор, точно хотела понять, чему она радуется. Но не поняла, решительно сдернула платок со своих седых, гладко причесанных волос и швырнула его на кровать.
- Да что они думают? Что я их даром держать буду? Благодетельницу нашли!.. Мне самой жрать нечего...
Она еще немного подумала и, вдруг быстро повернувшись, пошла из комнаты. Оленька, почти ничего не понявшая, испуганно смотрела ей вслед, а старушка боязливо поплелась в коридор и спряталась за занавеску, откуда тотчас выглянули две пары любопытных мышиных глаз.
В комнате учителя было темно. Дети притаились где-то по углам, и их не было ни видно, ни слышно. Учитель и его жена рядом сидели у окна, и на смутном светлом пятне его виднелись силуэты двух понурившихся в безнадежной думе голов.
- Марья Петровна! - сдержанно, но значительно, как власть имеющая, позвала Максимовна из дверей.
Учитель и его жена быстро подняли головы. Лиц не было видно, но движение это было покорно и убито.
- За комнату, как обещали, сегодня... Можно получить? - так же сдержанно спросила старуха.
Два темных силуэта шевельнулись и промолчали. Было в них то жалкое, беспомощное выражение, когда человеку даже и сказать нечего.
- Так вот... - зловеще спокойным голосом сказала старуха. - Вы уж, значит, соберитесь. Я завтра комнату сдавать буду... Что за вами за три месяца пропадает, то уж пусть на вашей совести... Сама виновата, дура, что верила. А дольше я терпеть не могу... Как хотите!
Жена учителя не шевельнулась, но сам учитель встал и торопливо вышел в коридор, почти насильно вытолкнув туда Максимовну.
- Видите ли... Я хотел вам сказать... Нельзя ли как-нибудь? Я поищу места. Мне тут кое-где обещали... Так вот... это...
Глаза его бегали, и чахоточный румянец пятнами покрыл бледные щеки. Максимовна вздохнула и махнула рукой.
- Нет, в самом деле... обещали! - заторопился учитель, все гуще краснея и бестолково шевеля руками. - И вообще, я поищу. Нельзя же... Вы сами видите.
- Не могу, господин, - отступая и разводя руками, возразила Максимовна, - если бы не самой! А то ведь дворник каждый день ходит... Самой придется уходить... Только на вас и надеялась. А оно вот что вышло!
- Максимовна! - стремительным умоляющим шепотом, оглядываясь на дверь, заговорил учитель. - Да вы поймите! Куда мы пойдем? Я, знаете, место потерял и вот... Я думал сегодня вперед взять, потому что я раньше уже забрал... Детям нужно было башмаки и жене что-нибудь... Потому что, понимаете, холода, а она кашляет ведь... И теперь у меня ни копейки! Куда же нас пустят? Везде вперед спросят, а вы нас все-таки уже знаете... Максимовна, войдите в мое положение!
Он судорожно хватал ее за руку и лихорадочно блестел глазами.
- Максимовна, ради Бога!
- Нет. Не могу... Своя рубашка к телу ближе... Уж вы как хотите. Мне вас, конечно, очень жаль, а только я ничего не могу. Были на месте, ну и держались бы зубами. А то, что вышло? Сами виноваты.
Учителя мучительно передернуло, но он нечеловеческим усилием подавил себя. Только глаза забегали еще лихорадочнее и лицо стало красным, точно ему было страшно жарко.
- Да, конечно... Я виноват. Но ведь это я виноват, а не дети...
- Дети ваши. Вот для детей и снесли бы.
- Видите ли, Максимовна, это...
- Да что я вижу! - с безнадежной грубостью перебила старуха. - Что ж вы себя передо мною унижать будете! Я ничего не могу. Вот бы и говорили так там.
- Максимовна!
Вдруг в темных дверях появилась худая женская фигура с растрепанными волосами.
- Леша, оставь! - истерически крикнула она на всю квартиру. - Разве у этих людей есть жалость! Будь они все прокляты! Они мизинца твоего не стоят, а ты перед ними...
- Что ж вы проклинаете! - оскорбленно начала Максимовна. - У нас жалости-то, может, больше, чем у вас...
- У вас жалость? Да вы звери, а не люди! Человек тонет, а вы ему нотации читаете... Оскорбляете, чтобы потом на улицу вышвырнуть!.. А он еще объясняет ей! - с бесконечной мукой и негодованием крикнула она. - Идите вон отсюда!
- То есть как это - вон? - повысила голос Максимовна. - Мне из своей квартиры идти некуда...
- Вон идите! - пронзительным голосом надорванно закричала больная и почти трагическим жестом вытянула худую руку. - Что вам нужно? Чтобы мы ушли? Успокойтесь. Уйдем... Завтра же уйдем, а пока убирайтесь вон!
- Машенька, - робко пролепетал учитель. - Не надо!
- Вон, вон, проклятые!.. Замучили! - истерически кричала женщина и вдруг схватилась за волосы и бросилась назад.
Муж побежал за нею, и слышно было, как он лепетал, а больная злобно и надорванно скоро-скоро говорила что-то и нельзя было понять что.
Максимовна с минуту стояла молча, потом скорбно развела руками и пошла прочь, как виноватая, бормоча про себя.
В дверях своей комнаты ее окликнул Аладьев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26