.. Это преступление! Это не должно быть!
Адъютант слушал, покачиваясь с носков на каблуки и обратно. Казалось, все это очень забавляло его.
Нелли с тоской заломила пальцы.
– Слушайте, ведь вы же человек! – устало проговорила она. – Ведь вы же должны понять, что если что-нибудь случится… это будет ужасно!..
Адъютант молчал и качался. Это молчание, холодное и непроницаемое, как каменная стена, давило Нелли. Она путалась в словах и чувствовала, что говорит не то. Когда она бежала сюда, ей казалось, что она скажет только одно слово, и ничего не будет. Она ненавидела этого человека и думала, что она выскажется ему словами, полными ненависти, бьющими в лицо, как раскаленная проволока, и он не посмеет не выслушать, не посмеет возразить ни одним словом. И вдруг все эти слова куда-то исчезли. Она почувствовала, что ей нечего сказать, нечем придавить этого человека, что она может только заплакать и просить его.
– Это вовсе не так ужасно, как вам кажется… – медленно, немного в нос проговорил адъютант.
Холодная насмешка блестела в его серых глазах. Он, видимо, забавлялся ею, и вдруг Нелли почувствовала, что он осматривает ее всю, с головы до ног, скользит по рукам, по груди обнажающим смакующим взглядом.
Ужас овладел ею. Она вдруг поняла, о чем он думает, и поняла, что в опасности. Забытый девичий стыд овладел ею. Нелли едва не бросилась к двери. Но мысль о том, что если она уйдет, то дуэль состоится, удержала ее. Слова корнета Краузе «он лучший стрелок в полку» ярко и отчетливо встали перед нею, точно написанные белыми буквами на черной стене. И, сама не зная, что делает, инстинктивно прибегая к последнему, опустилась перед ним на колени.
– Я вас прошу! – пробормотала она, не понимая, что говорит, и хватая его за руку горячими пальцами.
Странная и страшная улыбка скользнула по тонким губам офицера.
– Вы просите?.. Это другое дело!.. Только ведь за просьбу надо платить, – сказал он с дрожью в голосе.
Нелли как будто не поняла.
– Что?.. Как?..
Адъютант холодно улыбнулся.
– Вы – хорошенькая женщина… – сказал он со страшным выражением.
Нелли медленно встала, глаза ее были грозны и лицо бело, губы дрожали.
– Это подло! – сказала она, задыхаясь и делая руками такое движение, точно хотела найти ручку двери и не могла.
– Может быть.
Нелли минуту молчала, не сводя глаз с его холодного и красивого лица.
Адъютант ждал, уверенно улыбаясь.
– Вы подлец! – хрипло сказала Нелли и шагнула к двери.
Едва заметная судорога скользнула по широкому подбородку, и глаза, серые и твердые, невольно мигнули. Но он не ответил, оперся спиной о стол и заложил руки в карманы рейтуз.
Нелли повернулась и быстро пошла к двери. Адъютант смотрел ей вслед. И под этим взглядом серых глаз Нелли как будто слабела. Движения ее стали неуверенны и слабы, ноги подкашивались. Она взялась за ручку двери и не отворила ее. Ей показалось, что дверь страшно тяжела, что она вся из железа. Она оглянулась с непередаваемым выражением тоски и мольбы.
Твердое, холодное и жестокое лицо смотрело на нее. Офицер постукивал ногой о пол, точно в нетерпении.
Неожиданно Нелли, как в тумане, ничего не помня и не сознавая, сделала к нему несколько колеблющихся шагов, пошатнулась и, как бы падая, опять опустилась на колени.
– Ради Бога! – прошептала она пересохшими губами, протягивая к нему руки.
Адъютант холодно покачал головой.
Нелли медленно встала. Волосы прядями лежали у нее на плечах, плечи дрожали, глаза смотрели мутно, как у безумной.
Она опять пошла к двери.
Адъютант поднял руку и посмотрел на кончики ногтей.
Нелли что-то проговорила хриплым невнятным голосом.
– Что? – спросил он.
Нелли подошла к нему близко и стала, опустив тонкие бледные руки. Все лицо ее было покрыто пятнами, глаза смотрели ему прямо в лицо со страшной, потрясающей ненавистью.
– Хорошо… – как будто ворочая страшную тяжесть, выговорила она.
И вдруг две сильные, железные руки обхватили ее. С последним проблеском жгучего стыда Нелли рванулась прочь, но руки сжали сильнее, и она, точно падая в пропасть, покорилась. Как в бреду, она видела его холодное, но страшно изменившееся лицо, чувствовала, как дрожат его руки, увидела перед собой кровать, еще раз рванулась с безмолвным криком отвращения и ужаса и упала на постель, брошенная с грубой жестокой силой.
– Ложись же! – хрипло, точно в страшной ненависти, крикнул он.
Нелли закрыла глаза и сжала зубы. Она чувствовала, как чьи-то руки перевернули ее на спину, как они скользнули по ее ногам, грубо обнажая тело до пояса.
– Скорее… скорее… только скорее!.. – не то думала, не то бормотала Нелли.
И вдруг почувствовала себя свободной.
Разбитая, оглушенная, ничего не понимая, Нелли открыла глаза, увидела свои голые ноги и живот, вздрогнула, отбросила на колени юбки и села.
Адъютант стоял возле, и лицо его было растерянно и странно.
– Вы… вы беременны?.. – дрогнувшим голосом спросил он.
Страшный стыд охватил Нелли, какой-то другой стыд, горячий, полный жалких слез. Она закрыла лицо обеими руками и наклонилась до самых колен, так что распустившиеся волосы почти закрыли ее.
– Я… я не знал!.. – хрипло проговорил адъютант. Нелли заплакала. Она плакала горячими беспомощными слезами, как обиженный, избитый, несчастный ребенок. Вся горечь пережитого, вся ее заброшенность, одиночество, слабость, неизвестность страшного будущего были в этом неслышном, отчаянном плаче.
Адъютант растерянно стоял перед нею, и широкий подбородок его дрожал. Потом он кинулся к столу, схватил графин, налил воды и поднес Нелли.
– Успокойтесь… выпейте… выпейте… – бормотал он.
И голос его был новый, теплый, полный жалости, страха за нес и стыда за себя.
И вдруг головка Нелли поднялась, доверчиво взглянула она ему в лицо, и личико ее улыбнулось детски беспомощно и стыдливо, как будто она у лучшего друга просила прощения за свою слабость.
Адъютант отвернулся. Горячие пальчики женщины взяли его за руку. Он вырвал руку, отошел два шага и, стоя к ней спиной, проговорил:
– Я вам обещаю… не буду стрелять… Простите, что я…
Нелли слушала, широко раскрыв глаза, боялась верить, и что-то огромное и светлое ширилось и росло в ее измученном сердце.
– Идите! – хрипло повторил офицер. – Я обещаю.
Нелли встала.
– Вы… – начала она радостным просветленным голосом и протянула к нему руки.
– Идите… ради Бога, идите! – страдальчески повторил адъютант, сел у стола и положил голову на руки.
Долго было тихо. Нелли стояла у кровати и смотрела на него. Личико ее, горящее, мокрое от слез, дрожало. Потом она неслышно подошла и кончиками пальцев тронула его за плечо.
Адъютант не обернулся.
Нелли постояла, потом наклонилась и тихо, нежно поцеловала его в голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129
Адъютант слушал, покачиваясь с носков на каблуки и обратно. Казалось, все это очень забавляло его.
Нелли с тоской заломила пальцы.
– Слушайте, ведь вы же человек! – устало проговорила она. – Ведь вы же должны понять, что если что-нибудь случится… это будет ужасно!..
Адъютант молчал и качался. Это молчание, холодное и непроницаемое, как каменная стена, давило Нелли. Она путалась в словах и чувствовала, что говорит не то. Когда она бежала сюда, ей казалось, что она скажет только одно слово, и ничего не будет. Она ненавидела этого человека и думала, что она выскажется ему словами, полными ненависти, бьющими в лицо, как раскаленная проволока, и он не посмеет не выслушать, не посмеет возразить ни одним словом. И вдруг все эти слова куда-то исчезли. Она почувствовала, что ей нечего сказать, нечем придавить этого человека, что она может только заплакать и просить его.
– Это вовсе не так ужасно, как вам кажется… – медленно, немного в нос проговорил адъютант.
Холодная насмешка блестела в его серых глазах. Он, видимо, забавлялся ею, и вдруг Нелли почувствовала, что он осматривает ее всю, с головы до ног, скользит по рукам, по груди обнажающим смакующим взглядом.
Ужас овладел ею. Она вдруг поняла, о чем он думает, и поняла, что в опасности. Забытый девичий стыд овладел ею. Нелли едва не бросилась к двери. Но мысль о том, что если она уйдет, то дуэль состоится, удержала ее. Слова корнета Краузе «он лучший стрелок в полку» ярко и отчетливо встали перед нею, точно написанные белыми буквами на черной стене. И, сама не зная, что делает, инстинктивно прибегая к последнему, опустилась перед ним на колени.
– Я вас прошу! – пробормотала она, не понимая, что говорит, и хватая его за руку горячими пальцами.
Странная и страшная улыбка скользнула по тонким губам офицера.
– Вы просите?.. Это другое дело!.. Только ведь за просьбу надо платить, – сказал он с дрожью в голосе.
Нелли как будто не поняла.
– Что?.. Как?..
Адъютант холодно улыбнулся.
– Вы – хорошенькая женщина… – сказал он со страшным выражением.
Нелли медленно встала, глаза ее были грозны и лицо бело, губы дрожали.
– Это подло! – сказала она, задыхаясь и делая руками такое движение, точно хотела найти ручку двери и не могла.
– Может быть.
Нелли минуту молчала, не сводя глаз с его холодного и красивого лица.
Адъютант ждал, уверенно улыбаясь.
– Вы подлец! – хрипло сказала Нелли и шагнула к двери.
Едва заметная судорога скользнула по широкому подбородку, и глаза, серые и твердые, невольно мигнули. Но он не ответил, оперся спиной о стол и заложил руки в карманы рейтуз.
Нелли повернулась и быстро пошла к двери. Адъютант смотрел ей вслед. И под этим взглядом серых глаз Нелли как будто слабела. Движения ее стали неуверенны и слабы, ноги подкашивались. Она взялась за ручку двери и не отворила ее. Ей показалось, что дверь страшно тяжела, что она вся из железа. Она оглянулась с непередаваемым выражением тоски и мольбы.
Твердое, холодное и жестокое лицо смотрело на нее. Офицер постукивал ногой о пол, точно в нетерпении.
Неожиданно Нелли, как в тумане, ничего не помня и не сознавая, сделала к нему несколько колеблющихся шагов, пошатнулась и, как бы падая, опять опустилась на колени.
– Ради Бога! – прошептала она пересохшими губами, протягивая к нему руки.
Адъютант холодно покачал головой.
Нелли медленно встала. Волосы прядями лежали у нее на плечах, плечи дрожали, глаза смотрели мутно, как у безумной.
Она опять пошла к двери.
Адъютант поднял руку и посмотрел на кончики ногтей.
Нелли что-то проговорила хриплым невнятным голосом.
– Что? – спросил он.
Нелли подошла к нему близко и стала, опустив тонкие бледные руки. Все лицо ее было покрыто пятнами, глаза смотрели ему прямо в лицо со страшной, потрясающей ненавистью.
– Хорошо… – как будто ворочая страшную тяжесть, выговорила она.
И вдруг две сильные, железные руки обхватили ее. С последним проблеском жгучего стыда Нелли рванулась прочь, но руки сжали сильнее, и она, точно падая в пропасть, покорилась. Как в бреду, она видела его холодное, но страшно изменившееся лицо, чувствовала, как дрожат его руки, увидела перед собой кровать, еще раз рванулась с безмолвным криком отвращения и ужаса и упала на постель, брошенная с грубой жестокой силой.
– Ложись же! – хрипло, точно в страшной ненависти, крикнул он.
Нелли закрыла глаза и сжала зубы. Она чувствовала, как чьи-то руки перевернули ее на спину, как они скользнули по ее ногам, грубо обнажая тело до пояса.
– Скорее… скорее… только скорее!.. – не то думала, не то бормотала Нелли.
И вдруг почувствовала себя свободной.
Разбитая, оглушенная, ничего не понимая, Нелли открыла глаза, увидела свои голые ноги и живот, вздрогнула, отбросила на колени юбки и села.
Адъютант стоял возле, и лицо его было растерянно и странно.
– Вы… вы беременны?.. – дрогнувшим голосом спросил он.
Страшный стыд охватил Нелли, какой-то другой стыд, горячий, полный жалких слез. Она закрыла лицо обеими руками и наклонилась до самых колен, так что распустившиеся волосы почти закрыли ее.
– Я… я не знал!.. – хрипло проговорил адъютант. Нелли заплакала. Она плакала горячими беспомощными слезами, как обиженный, избитый, несчастный ребенок. Вся горечь пережитого, вся ее заброшенность, одиночество, слабость, неизвестность страшного будущего были в этом неслышном, отчаянном плаче.
Адъютант растерянно стоял перед нею, и широкий подбородок его дрожал. Потом он кинулся к столу, схватил графин, налил воды и поднес Нелли.
– Успокойтесь… выпейте… выпейте… – бормотал он.
И голос его был новый, теплый, полный жалости, страха за нес и стыда за себя.
И вдруг головка Нелли поднялась, доверчиво взглянула она ему в лицо, и личико ее улыбнулось детски беспомощно и стыдливо, как будто она у лучшего друга просила прощения за свою слабость.
Адъютант отвернулся. Горячие пальчики женщины взяли его за руку. Он вырвал руку, отошел два шага и, стоя к ней спиной, проговорил:
– Я вам обещаю… не буду стрелять… Простите, что я…
Нелли слушала, широко раскрыв глаза, боялась верить, и что-то огромное и светлое ширилось и росло в ее измученном сердце.
– Идите! – хрипло повторил офицер. – Я обещаю.
Нелли встала.
– Вы… – начала она радостным просветленным голосом и протянула к нему руки.
– Идите… ради Бога, идите! – страдальчески повторил адъютант, сел у стола и положил голову на руки.
Долго было тихо. Нелли стояла у кровати и смотрела на него. Личико ее, горящее, мокрое от слез, дрожало. Потом она неслышно подошла и кончиками пальцев тронула его за плечо.
Адъютант не обернулся.
Нелли постояла, потом наклонилась и тихо, нежно поцеловала его в голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129