Ослушаться колдуна – значит навлечь на себя непоправимые беды. Нам нужно начать с Карпацико-тина, привлечь его на свою сторону, – но как?
– А если попробовать пригласить его сюда, на Ки-Нтот? – спросил Винклер. – Показать лагерь, объяснить, что мы не враги сургорам, наоборот, хотим помочь, сделать безопасным большой остров, избавить сургоров от страха перед бурями?
– Во-первых сургоры не посещают Ки-Нтот, – сказал Тронхэйм, – правда, неясно, почему – табу на остров не наложено, это точно. Во-вторых, я что-то не заметил у них страха перед тайфунами, и не обнаружил также особого интереса к большому острову, а тем более желания переселиться туда.
– Уж конечно, у них нет такого желания, – сказал Сергиенко. – Розовые переселились на большой остров – и где они, эти розовые? Надо полагать, сургорам известно, чем кончилось переселение.
– Тем более, – сказал Винклер, – мы должны объяснить Карпацико-тину, что хотим узнать причину гибели прежних его соплеменников и уничтожить эту причину. А на материке ураганы им, естественно, не будут страшны.
– А вам не кажется, что причина гибели розовых та же, по которой сейчас Скрибнер валяется в лазарете? – спросил Сергиенко. – Ведь что заставило Эмиля Юлиановича мгновенно поднять «летучку»? Ужас. Ужас на лице Скрибнера, так? А что мы видим на рисунках розовых? То же самое.
– То же самое, – согласился Тронхэйм. Человек стоит на одной ноге и с ужасом смотрит вниз… похоже, эти споры шутить не любят. Но почему автомат их не засек? Ведь он стоял рядом с бугорками?
– Автомат утверждает, что под песком ничего не было, – сказал Винклер.
– Любопытно, – пробормотал Сергиенко. – А тебе не кажется, Саймон Корнилович, что нужно не откладывать поход на материк, а заняться этими дивными полянками поскорее?
– Не кажется, – сказал Винклер. – Подождем, пока проклюнутся те споры, что сидят у Ланского в автоклаве. Вот когда увидим, что из них выросло, – тогда и подумаем.
– И еще вот что, – сказал Тронхэйм. – Показывать сургорам рисунки? Или не стоит?
– Если показывать, то колдуну, – предложил Винклер. – А там видно будет. Хоть риск напугать, конечно, есть.
– Может быть, сначала рассказать? – спросил Сергиенко. – Видели, дескать, случайно рисуночек…
– Случайно, – фыркнул Тронхэйм. – Хорошенькое дело. Как это можно «случайно» увидеть священный амулет? Их прячут, притом весьма тщательно.
– Ну, не случайно, – не сдавался Сергиенко, – а… а как, действительно?
– Я хочу попробовать сыграть с колдуном в открытую, – сказал Тронхэйм.
– И рассказать все, как было, – что мы нашли таблички и что наш товарищ едва не погиб. Мне кажется, не стоит пытаться обмануть Карпацико-тина, он слишком умен, и если заметит неискренность – окончательно настроит против нас племя.
– Попробуй, – согласился Винклер, – только не спеши.
IV
Тронхэйм, рассерженный и огорченный, возвращался в лагерь. Колдун упорно уходил от разговора. Второй день Тронхэйм метался от одного острова к другому, и везде слышал одно и то же: «Карпацико-тин только что был здесь, но сейчас его уже нет». Ученики колдуна, когда Тронхэйм (несколько раз за эти два дня) подводил шлюпку к атоллу Та-Вик, встречали социолога на берегу и сразу сообщали: «Карпацико-тина дома нет, лечить уехал». На вопрос, куда именно уехал Карпацико-тин, называли каждый раз другой остров. Ипполит Германович отправлялся туда – и слышал, что колдун только что отбыл домой… В конце концов Тронхэйм решил прекратить бесплодные попытки встретиться с колдуном. Нужно подождать, пока Карпацико-тин сам надумает говорить. Правда, может и не надумать, но тут уж ничего не поделаешь. Есть еще шанс – попытаться воздействовать на вождя, но с этим тоже спешить не следует.
Вечером произошло торжественное событие – из медицинского отсека Ланской вывел Скрибнера. Скрибнер чувствовал себя прекрасно и был, по обыкновению, недоволен всем на свете, – начиная от собственной болезни и кончая ужином. Особенное недовольство Адриана Антоновича вызывал Ланской, который, по мнению Скрибнера, для перестраховки продержал его в санчасти лишние полсуток.
Ланской преподнес еще одну новость. Он сказал, что в спорах, сидящих в наполненном протоплазмой автоклаве, замечено внутреннее движение. Автоматам дано указание – немедленно сообщить всем, как только проклюнется хоть одно семя. Не исключено, что очень скоро выяснится, что за звери такие живут под песчаными полянками в джунглях.
– Мерзкие твари, – потряс головой Скрибнер, – и надо же, сквозь комбинезон прошли, как сквозь пустое место.
– Но ты их почувствовал? – спросил Сергиенко.
– Еще как, – буркнул Скрибнер. – Стрельнуло в пятку, и сразу такой страх напал – никогда в жизни такого не чувствовал. А главное – сразу сковало всего, шевельнуться не мог.
– Да, – сказал врач, – они выделяют очень сильные токсины паралитического действия. Обеспечивают себе условия для существования. Источник питания не должен двигаться.
– Вот пусть теперь и существуют у тебя в банке, – сказал Скрибнер. – А из-под полянок мы их выковыряем.
– Любопытно, – сказал Винклер, – откуда они вообще взялись? Как появились? Ведь, если аборигены жили прежде на материке, а потом вдруг сбежали – значит, причина к бегству возникла внезапно?
– Знаешь, Саймон, – сказал Скрибнер, – а ведь сургоры, наверное, боятся, что мы можем занести эту дрянь сюда, на острова. Они ведь нас приняли сначала за бывших соседей, так? И разведку спровадили в океан на время тайфуна – знали, что делали, рассчитывали, что розовые не вернутся. Я думаю, они примут меры, чтобы и от нас избавиться.
– Ты полагаешь, что под полянками живут те самые тахи, о которых сургоры молчат? – спросил Тронхэйм.
– Нет, – покачал головой Скрибнер. – Тахи – это что-то другое. Я ведь, когда эти споры меня жрать принялись, видел все как обычно, – а тахи как-то связаны с цветоощущением… Анен Сима увидел все черно-белым, так? И только. Никакой опасности в этом сургоры не усмотрели. И вообще, о тахи они тогда говорили спокойно.
– Нужно все же попытаться показать им таблички, – сказал Тронхэйм. – Мне кажется, они должны знать смысл рисунков. Может быть, не всем сургорам эти вещи знакомы, но уж колдуну или вождю известны наверняка. Однако Карпацико-тин не желает говорить со мной, да и вождь, кажется, тоже не стремится к общению, так?
– Так-то оно так, – сказал Скрибнер, – но я все-таки полагаю, что главная причина их необщительности – страх. Прежде чем задавать вопросы, мы должны доказать, что с нашей стороны сургорам не грозит опасность.
– Как ты намерен это доказывать? – поинтересовался Винклер.
– Подумать надо, – Скрибнер пожал плечами и встал. В этот момент раздался общий сигнал внутренних фонов, и голос автомата произнес:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18