Я уверен, что все дело в этих корнях.
– Тодит, то-дит, – повторил Винклер. – Это слово что-нибудь значит на местном языке?
– Нет, – сказал Скрибнер. – Название сохранилось от розовых.
– Розовые-розовые, – снова повторил командир. Что-то очень много получается розовых. Одни, вторые… да еще мы – третьи… Розарий, а не планета. Хорошо, – повернулся он к Ланскому, – Попробуем раздобыть споры. – Винклер покосился на Сергиенко. – А на что брать будем – уточним позже.
«Летучка» зависла над поляной, и Ланской опустил вниз контейнер с протоплазмой. Контейнер раскрылся, бесформенный ком выпал на песок и расплылся густой лужей. Через небольшое время аппараты зафиксировали биополе, возникшее на глубине двадцати восьми метров.
– Учуяли, – прошептал Ланской.
Активность поля стремительно нарастала – стебли тодит очнулись от летаргического сна и двинулись к поверхности, но через полчаса поле исчезло.
– Что такое? – сказал Винклер. – Неужели на полпути снова заснули?
– Не думаю, – пробормотал Ланской, глядя на песок. – Подождем, посмотрим.
Еще через полчаса возле комка протоплазмы вспухли на песке несколько едва заметных бугорков, хотя, судя по индикаторам, под песком ничего живого не было. Выждав еще пять минут, Винклер пустил в ход манипулятор и поднял комок.
– Любопытно, – сказал врач, – как это у них получается? И зачем они делают вид, что их тут нет вовсе?
– Дома разберемся, – сказал командир и повел «летучку» к островам.
Когда коралловая цепь вытянулась слева по курсу, Винклер предложил:
– Пройдем над Та-Вик? Повыше, а то колдун испугается.
Ланской молча кивнул, и «летучка» пошла влево и вверх; до самого лагеря Винклер вел ее над атоллами. С такой высоты ничего нельзя было рассмотреть невооруженным глазом, но автоматы зафиксировали картины жизни на островах.
После обеда разложили на столе снимки Та-Вик. Дом, стоящий вдалеке от пальмовой рощи. Стена – темная черта, обводящая большой овал голого песка. Впрочем, часть овала отгорожена внутренней стенкой, и на небольшом дворике – полтора десятка шаров.
– Значит, он там дрессирует этих… арбузов? – полувопросительно сказал Сергиенко.
– Если двор только для тахи, то почему он такой большой? – возразил Тронхэйм.
– Может быть, он их выпускает туда из маленькой загородки – погулять? – предположил штурман.
Ланской молча рассматривал снимки, а Винклер ждал, что же скажет врач: у того явно были какие-то соображения. Наконец командир не выдержал:
– Эмиль Юлианович, что молчишь?
Ланской словно проснулся.
– Знаешь, Саймон, – сказал он негромко, – нужно… впрочем, я не знаю, что нужно. Мне кажется только, что там у него тодит.
– Что?.. – Тронхэйм уставился на Ланского, как на привидение. – Тодит? Зачем? И каким образом он мог бы…
– Нужно все-таки изловить этого колдуна, – сказал Винклер, – и поговорить с ним всерьез.
– Как ты его изловишь, если он распорядился помалкивать и скрывать, где он находится?
– Придется действовать грубыми средствами, – пожал плечами Винклер. – Повесим наблюдатель; как только засечет знахаря в океане – перехватим.
– Может быть, попытаться еще раз поговорить с Дек-Торилой? – предложил Тронхэйм.
– Вождь точно так же в руках колдуна, как и все остальные. Начнем с Карпацико-тина. Что там со спорами? – командир повернулся к Ланскому. – Проросли?
– Да, – кивнул врач, – есть что продемонстрировать. Скрибнер тут же провозгласил, что начинается операция «Отлов колдуна», и направился на «Эксор» – запускать наблюдатель. Винклер хотел сказать что-то, но только плюнул вслед разведчику. Сергиенко поинтересовался ехидным голосом, включит ли командир этот эпизод в рапорт на Скрибнера, на что Винклер ответил, что рапорт, кажется, придется подавать на всех членов экспедиции – все хороши, и тоже ушел на «Эксор».
– Ох… – вздохнул Тронхэйм, – до чего же у нас командир грозный… Того и гляди, всех уволит без выходного пособия.
– Ага, – согласился Сергиенко. – Особенно Скрибнера. А ты знаешь, почему он все эти штучки терпит?
– Слышал краем уха, – сказал Тронхэйм, – но без подробностей.
– А подробностей никто не знает, – сказал Сергиенко. – Только Винклер скорее сам из разведкорпуса уйдет, чем на Скрибнера рапорт подаст. Они когда-то вместе в аварию попали, и в результате Адриан Антонович полгода в госпитале валялся, его из кусочков в целое состояние собирали, – Саймона спасал. Винклер тогда совсем мальчишкой был. Так-то. Ну, а у Саймона Корниловича память крепкая, он помнит, кому жизнью обязан.
Ланской сказал:
– Я тоже обязан… и не в первый раз.
Утром, в шесть часов двадцать минут, автомат-наблюдатель сообщил, что лодка Карпацико-тина отчалила от Та-Вик, направляясь к острову вождя. Тронхэйм и Скрибнер бросились на перехват.
Они опустились на волны перед лодкой, и Карпацико-тин поневоле бросил весла – нос лодки оказался в трех метрах от «летучки». Тронхэйм открыл дверцу и поздоровался.
– Здравствуй, Карпацико-тин. Желаю тебе иметь много детей, рыбы и орехов. Куда направляешься, если не секрет?
Карпацико-тин потряс головой и пробормотал:
– Здороваться умеешь, слова знаешь… Что тебе от меня нужно?
– Поговорить с тобой хотим, – сказал Тронхэйм, – а тебя все никак дома не застать.
– О чем говорить? – зло спросил Карпацико-тин. – Опять хочешь истории слушать? Все уже слышал, других нет.
– Есть история, которую твой ученик забыл рассказать.
– Какая?
– История про тодит.
Колдун вскочил резко, лодка вильнула от толчка, и Карпацико-тин упал на скамейку. Одно весло вырвалось из уключины и, отплыв в сторону, закачалось на волнах, но Карпацико-тин не обратил на него внимания. Он смотрел на Тронхэйма так, словно хотел прочитать мысли розового и понять, чем грозит ему, колдуну, новый оборот дела.
– Мы хотим пригласить тебя на Ки-Нтот, – продолжал Тронхэйм, словно не заметив испуга колдуна. – У нас есть тодит, но мы заперли их в крепком сосуде, они не опасны? Посмотришь? Может быть, это не те корни?
Карпацико-тин сделал вид, что обдумывает предложение и решает, соглашаться на визит или нет. Тронхэйм не торопил его, давая возможность отступить с достоинством. Наконец колдун сказал:
– Что ж; интересно посмотреть.
Тронхэйм перебрался в лодку, и «летучка» заскользила по волнам, таща на буксире деревянное суденышко.
В лагере их ждали. Винклер, встретив колдуна на берегу и, представившись по всей форме, пригласил Карпацико-тина в дом. Знахарь, ворча что-то невнятное, вошел, и, не скрывая любопытства, осмотрел комнаты, пощупал стены, сказал одобрительно: «Хорошо, гладко…» Потопал босой ногой по полу, остановился возле окна – «Хорошо, все видно…» Затем его пригласили к столу. Карпацико-тин недоверчиво понюхал салат и сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
– Тодит, то-дит, – повторил Винклер. – Это слово что-нибудь значит на местном языке?
– Нет, – сказал Скрибнер. – Название сохранилось от розовых.
– Розовые-розовые, – снова повторил командир. Что-то очень много получается розовых. Одни, вторые… да еще мы – третьи… Розарий, а не планета. Хорошо, – повернулся он к Ланскому, – Попробуем раздобыть споры. – Винклер покосился на Сергиенко. – А на что брать будем – уточним позже.
«Летучка» зависла над поляной, и Ланской опустил вниз контейнер с протоплазмой. Контейнер раскрылся, бесформенный ком выпал на песок и расплылся густой лужей. Через небольшое время аппараты зафиксировали биополе, возникшее на глубине двадцати восьми метров.
– Учуяли, – прошептал Ланской.
Активность поля стремительно нарастала – стебли тодит очнулись от летаргического сна и двинулись к поверхности, но через полчаса поле исчезло.
– Что такое? – сказал Винклер. – Неужели на полпути снова заснули?
– Не думаю, – пробормотал Ланской, глядя на песок. – Подождем, посмотрим.
Еще через полчаса возле комка протоплазмы вспухли на песке несколько едва заметных бугорков, хотя, судя по индикаторам, под песком ничего живого не было. Выждав еще пять минут, Винклер пустил в ход манипулятор и поднял комок.
– Любопытно, – сказал врач, – как это у них получается? И зачем они делают вид, что их тут нет вовсе?
– Дома разберемся, – сказал командир и повел «летучку» к островам.
Когда коралловая цепь вытянулась слева по курсу, Винклер предложил:
– Пройдем над Та-Вик? Повыше, а то колдун испугается.
Ланской молча кивнул, и «летучка» пошла влево и вверх; до самого лагеря Винклер вел ее над атоллами. С такой высоты ничего нельзя было рассмотреть невооруженным глазом, но автоматы зафиксировали картины жизни на островах.
После обеда разложили на столе снимки Та-Вик. Дом, стоящий вдалеке от пальмовой рощи. Стена – темная черта, обводящая большой овал голого песка. Впрочем, часть овала отгорожена внутренней стенкой, и на небольшом дворике – полтора десятка шаров.
– Значит, он там дрессирует этих… арбузов? – полувопросительно сказал Сергиенко.
– Если двор только для тахи, то почему он такой большой? – возразил Тронхэйм.
– Может быть, он их выпускает туда из маленькой загородки – погулять? – предположил штурман.
Ланской молча рассматривал снимки, а Винклер ждал, что же скажет врач: у того явно были какие-то соображения. Наконец командир не выдержал:
– Эмиль Юлианович, что молчишь?
Ланской словно проснулся.
– Знаешь, Саймон, – сказал он негромко, – нужно… впрочем, я не знаю, что нужно. Мне кажется только, что там у него тодит.
– Что?.. – Тронхэйм уставился на Ланского, как на привидение. – Тодит? Зачем? И каким образом он мог бы…
– Нужно все-таки изловить этого колдуна, – сказал Винклер, – и поговорить с ним всерьез.
– Как ты его изловишь, если он распорядился помалкивать и скрывать, где он находится?
– Придется действовать грубыми средствами, – пожал плечами Винклер. – Повесим наблюдатель; как только засечет знахаря в океане – перехватим.
– Может быть, попытаться еще раз поговорить с Дек-Торилой? – предложил Тронхэйм.
– Вождь точно так же в руках колдуна, как и все остальные. Начнем с Карпацико-тина. Что там со спорами? – командир повернулся к Ланскому. – Проросли?
– Да, – кивнул врач, – есть что продемонстрировать. Скрибнер тут же провозгласил, что начинается операция «Отлов колдуна», и направился на «Эксор» – запускать наблюдатель. Винклер хотел сказать что-то, но только плюнул вслед разведчику. Сергиенко поинтересовался ехидным голосом, включит ли командир этот эпизод в рапорт на Скрибнера, на что Винклер ответил, что рапорт, кажется, придется подавать на всех членов экспедиции – все хороши, и тоже ушел на «Эксор».
– Ох… – вздохнул Тронхэйм, – до чего же у нас командир грозный… Того и гляди, всех уволит без выходного пособия.
– Ага, – согласился Сергиенко. – Особенно Скрибнера. А ты знаешь, почему он все эти штучки терпит?
– Слышал краем уха, – сказал Тронхэйм, – но без подробностей.
– А подробностей никто не знает, – сказал Сергиенко. – Только Винклер скорее сам из разведкорпуса уйдет, чем на Скрибнера рапорт подаст. Они когда-то вместе в аварию попали, и в результате Адриан Антонович полгода в госпитале валялся, его из кусочков в целое состояние собирали, – Саймона спасал. Винклер тогда совсем мальчишкой был. Так-то. Ну, а у Саймона Корниловича память крепкая, он помнит, кому жизнью обязан.
Ланской сказал:
– Я тоже обязан… и не в первый раз.
Утром, в шесть часов двадцать минут, автомат-наблюдатель сообщил, что лодка Карпацико-тина отчалила от Та-Вик, направляясь к острову вождя. Тронхэйм и Скрибнер бросились на перехват.
Они опустились на волны перед лодкой, и Карпацико-тин поневоле бросил весла – нос лодки оказался в трех метрах от «летучки». Тронхэйм открыл дверцу и поздоровался.
– Здравствуй, Карпацико-тин. Желаю тебе иметь много детей, рыбы и орехов. Куда направляешься, если не секрет?
Карпацико-тин потряс головой и пробормотал:
– Здороваться умеешь, слова знаешь… Что тебе от меня нужно?
– Поговорить с тобой хотим, – сказал Тронхэйм, – а тебя все никак дома не застать.
– О чем говорить? – зло спросил Карпацико-тин. – Опять хочешь истории слушать? Все уже слышал, других нет.
– Есть история, которую твой ученик забыл рассказать.
– Какая?
– История про тодит.
Колдун вскочил резко, лодка вильнула от толчка, и Карпацико-тин упал на скамейку. Одно весло вырвалось из уключины и, отплыв в сторону, закачалось на волнах, но Карпацико-тин не обратил на него внимания. Он смотрел на Тронхэйма так, словно хотел прочитать мысли розового и понять, чем грозит ему, колдуну, новый оборот дела.
– Мы хотим пригласить тебя на Ки-Нтот, – продолжал Тронхэйм, словно не заметив испуга колдуна. – У нас есть тодит, но мы заперли их в крепком сосуде, они не опасны? Посмотришь? Может быть, это не те корни?
Карпацико-тин сделал вид, что обдумывает предложение и решает, соглашаться на визит или нет. Тронхэйм не торопил его, давая возможность отступить с достоинством. Наконец колдун сказал:
– Что ж; интересно посмотреть.
Тронхэйм перебрался в лодку, и «летучка» заскользила по волнам, таща на буксире деревянное суденышко.
В лагере их ждали. Винклер, встретив колдуна на берегу и, представившись по всей форме, пригласил Карпацико-тина в дом. Знахарь, ворча что-то невнятное, вошел, и, не скрывая любопытства, осмотрел комнаты, пощупал стены, сказал одобрительно: «Хорошо, гладко…» Потопал босой ногой по полу, остановился возле окна – «Хорошо, все видно…» Затем его пригласили к столу. Карпацико-тин недоверчиво понюхал салат и сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18