В один из теплых летних вечеров 1943 года я встретился с советским профессором Арнольдом. Он прибыл в Суздаль из Москвы и был готов побеседовать с генералами и офицерами. Ведь у большинства из нас было достаточно вопросов и проблем. После первых же его слов я заметил, что передо мной был умственно высокоразвитый человек, опытный, любезный собеседник, прекрасно владеющий немецким языком. Наша беседа очень быстро потеряла характер ни к чему не обязывающей болтовни; мы прямо-таки разгорячились, когда речь зашла о некоторых событиях в германской истории за последние 150 лет. История вообще всегда очень интересовала меня, и не только с профессиональной точки зрения, как бывшего учителя. Я изучал произведения Трейчке, Зибеля, Ранке и многих других. Я гордился своим знанием истории и воображал, что обладаю твердой исторической концепцией.
В качестве роковой черты германской истории профессор Арнольд приводил тот факт, что в решающие поворотные моменты – в 1813, 1848, 1870/71, 1918 и 1933 годах – побеждал не народ, не демократические, а антидемократические силы. Народ боролся, приносил жертвы, однако всякий раз обманным путем его лишали политических плодов борьбы. Даже более того, как никакой другой народ, он позволял использовать себя для ведения войн, служивших не национальным интересам, а эгоистичным, захватническим и властолюбивым целям правящих кругов.
– Пожалуйста, поймите меня правильно, – говорил профессор Арнольд. – Я далек от того, чтобы отрицать наличие у немецкого народа великих гуманистических традиций, оспаривать его значительный вклад в духовную сокровищницу человечества. Именно мы, советские люди, чрезвычайно ценим великих представителей немецкого духа – Гете и Шиллера, Канта и Гегеля, Баха и Бетховена, Кеплера и Эйнштейна, не говоря уже о Марксе и Энгельсе, учение которых стало действительностью в нашей стране. Но подумайте о Бисмарке, прусском юнкере, который безгранично презирал демократию и мнение народа!
– Простите, – перебил я его, – но Бисмарк выковал немецкое единство, он был создателем империи.
– Конечно, Бисмарк проявил понимание исторической необходимости, которая уже давно поставила единство Германии на повестку дня. Но подумайте, пожалуйста, как и какие силы основали германскую империю в 1871 году. Когда Бисмарк в 1862 году стал прусским министром-президентом, он заявил, что вопросы эпохи должны решаться не с помощью либеральных идей, а железом и кровью. Империя сложилась в результате трех войн. Она была провозглашена в зеркальном зале Версальского дворца, и не немецким народом, а немецкими князьями. Не буржуазия, руководившая уже тогда экономикой, а князья имели политическую власть в империи. Однако они, в конце концов, были ответственны только перед Богом.
– Я не понимаю вашей критики политики Бисмарка. Ведь он выступал за добрососедские отношения с Россией и заключил германо-русский «договор перестраховки».
– Оставим в стороне вопрос о том, действительно ли Бисмарк желал «добрососедских» отношений с Россией, – подхватил Арнольд мое возражение. – Если отвлечься от мотивов его русской политики, которая кажется мне больше продиктованной страхом, чем дружбой, то следует признать, что в его внешней политике были определенные реалистические черты. Как государственный деятель, Бисмарк был в этом отношении гораздо более прозорливым, чем охваченный манией величия Гитлер. Если бы Гитлер поучился в этом пункте у Бисмарка, то и вы и мы были бы избавлены от многих страданий. Несмотря на это, Гитлер позаимствовал много отрицательного у бисмарковской политики: ненависть к демократии, рабочему движению и социализму, стремление к власти, воинствующий национализм, социальную демагогию. Прямая линия связывает эру Бисмарка с шовинизмом Вильгельма II и с безграничными захватническими планами Гитлера, в осуществлении которых и вам, господин Адам, пришлось принимать участие.
– Вы говорите странные вещи о германской истории, профессор Арнольд. В конце концов, я тоже изучал историю и, мне кажется, кое-что в ней понимаю. Для меня Бисмарк – это выдающийся государственный деятель своего времени. Может быть, ваша критика отчасти объясняется завистью? Пусть Гитлер даже совершил тяжелые ошибки, но, как немец, я не могу считать плохим все, что было сделано в Германии в течение последних десяти лет.
– Безусловно, не все было плохо в Германии в последние десять лет. Ведь были немцы, которые боролись против Гитлера, подвергая опасности свою жизнь и часто жертвуя ею. Однако очень плохо было то, что гитлеровская Германия напала на другие народы и втянула их в войну. Теперь вы пожинаете горькие плоды.
Мы расстались, не придя к единому мнению. Однако я начинал понимать, что мы исходили из различных принципиальных позиций. Профессор Арнольд рассматривал историческое развитие и исторические события строго с точки зрения народных масс. В рабочих, крестьянах, интеллигенции, ремесленных и других трудящихся слоях народа он видел истинные движущие силы истории. Одновременно он дал критерий оценки исторических процессов и исторических действий отдельных лиц, в том числе действий немецких генералов и офицеров, то есть и моих действий. Профессор сказал, что в этой войне мы сражались за неправое дело, что мы вели несправедливую войну. Право, мораль, исторический прогресс были не на нашей стороне, когда мы за 2000 километров от границы Германии пытались нанести Советскому Союзу смертельный удар. Право, мораль и исторический прогресс были и есть на стороне советского народа и его Красной Армии, которые защищают свою родину и свой общественный строй, созданный в результате тяжелых жертв и лишений.
Слова советского профессора засели у меня в душе, как заноза. Я попытался ее вытащить, но заноза не поддавалась, она вонзалась еще глубже. Затронутые вопросы волновали меня днем и ночью. Я сердился на себя за то, что разговаривал с Арнольдом столь надменно, и решил в будущем не отметать попросту аргументы собеседника, а изучать его точку зрения по существу. При резко отрицательной позиции не может выявиться правильное мнение. Аргументы противника следует, наоборот, основательно и критически продумывать.
«Вспомните, полковник Адам!»
После нашего диспута профессор Арнольд попросил разрешения, если я этого желаю, продолжить наш разговор через несколько дней в моей комнате. Действительно, однажды после обеда он вошел ко мне. Шмидт был как раз в саду. Я попросил профессора простить мою недавнюю резкость.
– Не беспокойтесь из-за этого, – ответил он улыбаясь. – Всем зрелым людям нелегко отойти от мыслей и взглядов, которые они приобрели в течение многих лет. Но подумайте, из каких источников вы черпали!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125
В качестве роковой черты германской истории профессор Арнольд приводил тот факт, что в решающие поворотные моменты – в 1813, 1848, 1870/71, 1918 и 1933 годах – побеждал не народ, не демократические, а антидемократические силы. Народ боролся, приносил жертвы, однако всякий раз обманным путем его лишали политических плодов борьбы. Даже более того, как никакой другой народ, он позволял использовать себя для ведения войн, служивших не национальным интересам, а эгоистичным, захватническим и властолюбивым целям правящих кругов.
– Пожалуйста, поймите меня правильно, – говорил профессор Арнольд. – Я далек от того, чтобы отрицать наличие у немецкого народа великих гуманистических традиций, оспаривать его значительный вклад в духовную сокровищницу человечества. Именно мы, советские люди, чрезвычайно ценим великих представителей немецкого духа – Гете и Шиллера, Канта и Гегеля, Баха и Бетховена, Кеплера и Эйнштейна, не говоря уже о Марксе и Энгельсе, учение которых стало действительностью в нашей стране. Но подумайте о Бисмарке, прусском юнкере, который безгранично презирал демократию и мнение народа!
– Простите, – перебил я его, – но Бисмарк выковал немецкое единство, он был создателем империи.
– Конечно, Бисмарк проявил понимание исторической необходимости, которая уже давно поставила единство Германии на повестку дня. Но подумайте, пожалуйста, как и какие силы основали германскую империю в 1871 году. Когда Бисмарк в 1862 году стал прусским министром-президентом, он заявил, что вопросы эпохи должны решаться не с помощью либеральных идей, а железом и кровью. Империя сложилась в результате трех войн. Она была провозглашена в зеркальном зале Версальского дворца, и не немецким народом, а немецкими князьями. Не буржуазия, руководившая уже тогда экономикой, а князья имели политическую власть в империи. Однако они, в конце концов, были ответственны только перед Богом.
– Я не понимаю вашей критики политики Бисмарка. Ведь он выступал за добрососедские отношения с Россией и заключил германо-русский «договор перестраховки».
– Оставим в стороне вопрос о том, действительно ли Бисмарк желал «добрососедских» отношений с Россией, – подхватил Арнольд мое возражение. – Если отвлечься от мотивов его русской политики, которая кажется мне больше продиктованной страхом, чем дружбой, то следует признать, что в его внешней политике были определенные реалистические черты. Как государственный деятель, Бисмарк был в этом отношении гораздо более прозорливым, чем охваченный манией величия Гитлер. Если бы Гитлер поучился в этом пункте у Бисмарка, то и вы и мы были бы избавлены от многих страданий. Несмотря на это, Гитлер позаимствовал много отрицательного у бисмарковской политики: ненависть к демократии, рабочему движению и социализму, стремление к власти, воинствующий национализм, социальную демагогию. Прямая линия связывает эру Бисмарка с шовинизмом Вильгельма II и с безграничными захватническими планами Гитлера, в осуществлении которых и вам, господин Адам, пришлось принимать участие.
– Вы говорите странные вещи о германской истории, профессор Арнольд. В конце концов, я тоже изучал историю и, мне кажется, кое-что в ней понимаю. Для меня Бисмарк – это выдающийся государственный деятель своего времени. Может быть, ваша критика отчасти объясняется завистью? Пусть Гитлер даже совершил тяжелые ошибки, но, как немец, я не могу считать плохим все, что было сделано в Германии в течение последних десяти лет.
– Безусловно, не все было плохо в Германии в последние десять лет. Ведь были немцы, которые боролись против Гитлера, подвергая опасности свою жизнь и часто жертвуя ею. Однако очень плохо было то, что гитлеровская Германия напала на другие народы и втянула их в войну. Теперь вы пожинаете горькие плоды.
Мы расстались, не придя к единому мнению. Однако я начинал понимать, что мы исходили из различных принципиальных позиций. Профессор Арнольд рассматривал историческое развитие и исторические события строго с точки зрения народных масс. В рабочих, крестьянах, интеллигенции, ремесленных и других трудящихся слоях народа он видел истинные движущие силы истории. Одновременно он дал критерий оценки исторических процессов и исторических действий отдельных лиц, в том числе действий немецких генералов и офицеров, то есть и моих действий. Профессор сказал, что в этой войне мы сражались за неправое дело, что мы вели несправедливую войну. Право, мораль, исторический прогресс были не на нашей стороне, когда мы за 2000 километров от границы Германии пытались нанести Советскому Союзу смертельный удар. Право, мораль и исторический прогресс были и есть на стороне советского народа и его Красной Армии, которые защищают свою родину и свой общественный строй, созданный в результате тяжелых жертв и лишений.
Слова советского профессора засели у меня в душе, как заноза. Я попытался ее вытащить, но заноза не поддавалась, она вонзалась еще глубже. Затронутые вопросы волновали меня днем и ночью. Я сердился на себя за то, что разговаривал с Арнольдом столь надменно, и решил в будущем не отметать попросту аргументы собеседника, а изучать его точку зрения по существу. При резко отрицательной позиции не может выявиться правильное мнение. Аргументы противника следует, наоборот, основательно и критически продумывать.
«Вспомните, полковник Адам!»
После нашего диспута профессор Арнольд попросил разрешения, если я этого желаю, продолжить наш разговор через несколько дней в моей комнате. Действительно, однажды после обеда он вошел ко мне. Шмидт был как раз в саду. Я попросил профессора простить мою недавнюю резкость.
– Не беспокойтесь из-за этого, – ответил он улыбаясь. – Всем зрелым людям нелегко отойти от мыслей и взглядов, которые они приобрели в течение многих лет. Но подумайте, из каких источников вы черпали!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125