Ни о чем не спросили, а только улыбнулись, и младшая сказала: "Я вас помню". Младшая училась уже в седьмом классе, старшая - в десятом. Младшая носила челку, подрезанную над самыми бровями, посредине челка распадалась, и был узенький просвет. Он как будто остался от недавнего детства, как бывает белая метка у маленьких лосят. У старшей была тяжелая коса и карие глаза с бронзовыми искрами. Она уже серьезно занималась изучением английского языка и собиралась после десятого класса поступить на курсы бортпроводниц. Купила пластмассовую посуду, которой пользуются в самолетах, и училась с нею управляться. Заставляла всех в доме есть из такой посуды. Андрей тоже ел. Старшая Витя говорила, что все движения у нее должны сделаться автоматическими.
Андрею казалось, что во многом она пытается подражать Рите, в особенности в походке. На улице это было отчетливо заметно. У нее была почти такая же авиационная сумка, и она почти так же накидывала ее ремешок на плечо. Голову она держала высоко, как Рита. И руками почти не размахивала, когда шла.
Андрей легче чувствовал себя с младшей. Младшая была тише и мягче сестры, и Андрей понял, что она похожа на свою мать, и, очевидно, с каждым годом это будет проявляться все сильнее.
Часто с младшей девочкой Андрей ходил на Палашовский рынок. Они шли переулками, и Андрей был спокоен - никого из знакомых он не встретит. Ему вообще не хотелось выходить на бульвар, он боялся быть там. Только однажды, когда Андрей вышел к Никитским воротам, он увидел Гусева с композитором-полифонистом. Гусев тащил огромную папку, а композитор был, как всегда, нестрижен. Андрей почти наскочил на них, но они не обратили внимания, потому что Гусев что-то возбужденно говорил, а композитор наклонил голову и внимательно слушал.
На Палашовском рынке Андрей и младшая Витя покупали картофель, иногда морковь и лук. Витя отыскивала еще какую-нибудь старушку посимпатичнее, которая торговала солеными огурцами, просила взвесить один огурец и потом с удовольствием его грызла.
Андрею нравились походы на рынок. Никогда прежде Андрей не ходил ни в какие магазины и тем более на рынки, этим всегда занималась мать. Андрею полагалась только скрипка. Ничего отвлекающего. Теперь он брал большую плетеную кошелку, и они с младшей Витей отправлялись на рынок, а попутно и в булочную.
По дороге они разговаривали. Вначале девочка каждый раз рассказывала Андрею о своей школе, о том, как она работает пионервожатой в четвертом классе "Б", как готовится поступать в комсомол, как участвовала в соревнованиях по гимнастике (ее любимый снаряд - брусья) на первенство района. Но вот Андрей заговорил о Дубровнике, о конкурсе. Он ведь никому еще не рассказывал, как было в Югославии. И теперь так случилось, что первым слушателем в Москве оказалась девочка Витя. Ей было интересно все: и как выглядел атриум - передний двор княжеского дворца, окруженный портиками; как вытаскивают запечатанные конверты с номерами; кто из конкурсантов за кем будет выступать; как нелегко справиться с незнакомым залом, с его акустикой, преодолеть страх, потому что борешься с именитыми соперниками; как потом, когда пройдешь два тура, приятно чувствовать себя уверенным, что и ты скрипач международного класса и, главное, что ты можешь победить, и теперь совсем реально.
Андрей рассказывал, как перед последним туром он вечером плавал в море. Адриатическое море очень соленое, и плавать совсем легко. Луна над тобой, звезды, башни древнего города. Он долго плавал, чтобы устать и чтобы потом сразу уснуть и быть наутро совершенно свежим. А если будешь совершенно свежим, то и музыка твоя будет совершенно свежей, хватит на нее и смычка, и пальцев, и нервов, и дыхания.
Младшая Витя слушала Андрея и волновалась так, как будто все это происходило с ним снова. Она смотрела на него, и зрачки в ее глазах, тоже карих, как у сестры и брата, расширялись, и она вскрикивала или хваталась за концы воротника своего пальто. Поднимала воротник и пряталась в него от страха за Андрея, будто он на этот раз не победит. Требовала повторять детали борьбы на третьем туре, когда Андрей играл с оркестром и у него неожиданно перестала держать строй одна струна. И как он вспомнил, что профессор Мигдал мог взять расстроенную скрипку и сыграть на ней все чисто. И он продолжал играть. Он мог тогда все!
Андрей ставил на землю кошелку с картошкой и показывал девочке Вите, как он иногда переворачивает смычок и водит пальцем по нему, как по рельсу, на ощупь, без скрипки, а скрипку слышит, каждый ее звук.
Витя тоже стояла рядом с Андреем и водила пальцем, словно по смычку. Андрей тихонько напевал мелодию, чтобы она поняла, как это можно слышать. Потом он брал ее палец и водил им, как надо, чтобы совпадало с мелодией.
Они снова шагали с картошкой, и Андрей снова говорил. Он устал молчать. Ему хотелось рассказывать ей не только о себе, но и о музыке: что музыка обозначает звуками и их сочетаниями явления природы и человеческой жизни; что она обозначает структуру вселенной, и об этом говорил еще Аристотель в древности. Музыка похожа на математику, на архитектуру, и есть такие произведения, которые прямо называются "Небоскребы", "Интегралы". Андрей слушал их в Югославии, в Белграде. Музыка - это прежде всего образы, которые отражают реальную действительность, подчиненную художнику, или вымысел, но тоже подчиненный художнику, его восприятию реальной жизни.
Он рассказывал ей о музыке тональной и атональной, о взаимодействии этих направлений. О композиторах Шенберге, Менотти, Стравинском. Он не уставал повторять ей, что лучше музыки может быть только музыка.
Андрей теперь поджидал, когда младшая Витя возвращалась из школы, чтобы побыть с ней. Иногда они сидели в "банановой роще", девочка занималась уроками или переписывала протокол заседания совета отряда четвертого класса "Б"; Андрей читал.
Однажды Витя спросила:
- Что такое настоящая скрипка?
- Я не могу тебе объяснить, - сказал Андрей. - Она одна - и симфонический оркестр и голос, и все это принадлежит тебе и всем, кто с тобой. Ее лак от пальцев нагревается и слегка плывет. Он живой, понимаешь! И звук у нее живой! Не как живой, а живой изнутри, по-настоящему, как ты или я. Звук начинается не сверху, а изнутри. Ты этого не поймешь, и никто этого не поймет!
- А где взять скрипку еще, чтоб такую же?
- Их делали триста лет назад.
- Теперь не могут?
- Нет.
Витя поглядела на Андрея с недоверием: летают ракеты на Луну, на Венеру, а скрипку никто не может сделать, как делали триста лет назад? Шутит он над ней, как над маленькой. Он скоро уйдет из их семьи, вернется к своим занятиям и к своим друзьям и вот на прощание решил ее развлечь.
- Скрипка - последняя тайна на земле, - сказал Андрей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Андрею казалось, что во многом она пытается подражать Рите, в особенности в походке. На улице это было отчетливо заметно. У нее была почти такая же авиационная сумка, и она почти так же накидывала ее ремешок на плечо. Голову она держала высоко, как Рита. И руками почти не размахивала, когда шла.
Андрей легче чувствовал себя с младшей. Младшая была тише и мягче сестры, и Андрей понял, что она похожа на свою мать, и, очевидно, с каждым годом это будет проявляться все сильнее.
Часто с младшей девочкой Андрей ходил на Палашовский рынок. Они шли переулками, и Андрей был спокоен - никого из знакомых он не встретит. Ему вообще не хотелось выходить на бульвар, он боялся быть там. Только однажды, когда Андрей вышел к Никитским воротам, он увидел Гусева с композитором-полифонистом. Гусев тащил огромную папку, а композитор был, как всегда, нестрижен. Андрей почти наскочил на них, но они не обратили внимания, потому что Гусев что-то возбужденно говорил, а композитор наклонил голову и внимательно слушал.
На Палашовском рынке Андрей и младшая Витя покупали картофель, иногда морковь и лук. Витя отыскивала еще какую-нибудь старушку посимпатичнее, которая торговала солеными огурцами, просила взвесить один огурец и потом с удовольствием его грызла.
Андрею нравились походы на рынок. Никогда прежде Андрей не ходил ни в какие магазины и тем более на рынки, этим всегда занималась мать. Андрею полагалась только скрипка. Ничего отвлекающего. Теперь он брал большую плетеную кошелку, и они с младшей Витей отправлялись на рынок, а попутно и в булочную.
По дороге они разговаривали. Вначале девочка каждый раз рассказывала Андрею о своей школе, о том, как она работает пионервожатой в четвертом классе "Б", как готовится поступать в комсомол, как участвовала в соревнованиях по гимнастике (ее любимый снаряд - брусья) на первенство района. Но вот Андрей заговорил о Дубровнике, о конкурсе. Он ведь никому еще не рассказывал, как было в Югославии. И теперь так случилось, что первым слушателем в Москве оказалась девочка Витя. Ей было интересно все: и как выглядел атриум - передний двор княжеского дворца, окруженный портиками; как вытаскивают запечатанные конверты с номерами; кто из конкурсантов за кем будет выступать; как нелегко справиться с незнакомым залом, с его акустикой, преодолеть страх, потому что борешься с именитыми соперниками; как потом, когда пройдешь два тура, приятно чувствовать себя уверенным, что и ты скрипач международного класса и, главное, что ты можешь победить, и теперь совсем реально.
Андрей рассказывал, как перед последним туром он вечером плавал в море. Адриатическое море очень соленое, и плавать совсем легко. Луна над тобой, звезды, башни древнего города. Он долго плавал, чтобы устать и чтобы потом сразу уснуть и быть наутро совершенно свежим. А если будешь совершенно свежим, то и музыка твоя будет совершенно свежей, хватит на нее и смычка, и пальцев, и нервов, и дыхания.
Младшая Витя слушала Андрея и волновалась так, как будто все это происходило с ним снова. Она смотрела на него, и зрачки в ее глазах, тоже карих, как у сестры и брата, расширялись, и она вскрикивала или хваталась за концы воротника своего пальто. Поднимала воротник и пряталась в него от страха за Андрея, будто он на этот раз не победит. Требовала повторять детали борьбы на третьем туре, когда Андрей играл с оркестром и у него неожиданно перестала держать строй одна струна. И как он вспомнил, что профессор Мигдал мог взять расстроенную скрипку и сыграть на ней все чисто. И он продолжал играть. Он мог тогда все!
Андрей ставил на землю кошелку с картошкой и показывал девочке Вите, как он иногда переворачивает смычок и водит пальцем по нему, как по рельсу, на ощупь, без скрипки, а скрипку слышит, каждый ее звук.
Витя тоже стояла рядом с Андреем и водила пальцем, словно по смычку. Андрей тихонько напевал мелодию, чтобы она поняла, как это можно слышать. Потом он брал ее палец и водил им, как надо, чтобы совпадало с мелодией.
Они снова шагали с картошкой, и Андрей снова говорил. Он устал молчать. Ему хотелось рассказывать ей не только о себе, но и о музыке: что музыка обозначает звуками и их сочетаниями явления природы и человеческой жизни; что она обозначает структуру вселенной, и об этом говорил еще Аристотель в древности. Музыка похожа на математику, на архитектуру, и есть такие произведения, которые прямо называются "Небоскребы", "Интегралы". Андрей слушал их в Югославии, в Белграде. Музыка - это прежде всего образы, которые отражают реальную действительность, подчиненную художнику, или вымысел, но тоже подчиненный художнику, его восприятию реальной жизни.
Он рассказывал ей о музыке тональной и атональной, о взаимодействии этих направлений. О композиторах Шенберге, Менотти, Стравинском. Он не уставал повторять ей, что лучше музыки может быть только музыка.
Андрей теперь поджидал, когда младшая Витя возвращалась из школы, чтобы побыть с ней. Иногда они сидели в "банановой роще", девочка занималась уроками или переписывала протокол заседания совета отряда четвертого класса "Б"; Андрей читал.
Однажды Витя спросила:
- Что такое настоящая скрипка?
- Я не могу тебе объяснить, - сказал Андрей. - Она одна - и симфонический оркестр и голос, и все это принадлежит тебе и всем, кто с тобой. Ее лак от пальцев нагревается и слегка плывет. Он живой, понимаешь! И звук у нее живой! Не как живой, а живой изнутри, по-настоящему, как ты или я. Звук начинается не сверху, а изнутри. Ты этого не поймешь, и никто этого не поймет!
- А где взять скрипку еще, чтоб такую же?
- Их делали триста лет назад.
- Теперь не могут?
- Нет.
Витя поглядела на Андрея с недоверием: летают ракеты на Луну, на Венеру, а скрипку никто не может сделать, как делали триста лет назад? Шутит он над ней, как над маленькой. Он скоро уйдет из их семьи, вернется к своим занятиям и к своим друзьям и вот на прощание решил ее развлечь.
- Скрипка - последняя тайна на земле, - сказал Андрей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79