каждые десять минут женщины должны исчезать, чтобы причесаться или припудрить нос. На самом деле Глория дрожала от любопытства и забросала меня вопросами о Льюисе, от которых я всячески старалась увильнуть. Наконец она начала злиться, сделала несколько намеков, которые я. игнорировала, и в отчаянии, когда мы уже покидали ее очаровательный будуар, перешла в наступление:
– Знаешь, Дороти, я питаю к тебе глубокую привязанность. Да-да. Еще когда я была маленькой и увидела тебя в том фильме… э… В общем, кто-то же должен предупредить тебя. О Льюисе рассказывают странные истории…
– Что?! – кровь застыла в моих жилах, но мне удалось замаскировать мой испуганный вскрик под вопрос.
– Как ты упряма!.. Я должна отметить, что он чертовски обольстителен.
– Между нами нет нечего романтического, – отрезала я – Что это за истории?
– Ну, говорят… ты знаешь, какой здесь народ… говорят, что ты, Пол и он…
– Что? Пол с ним и со мной?..
– Ты всегда появляешься между ними, поэтому неизбежно…
Наконец до меня дошло, и я снова обрела способность дышать.
– О, и это все? – весело воскликнула я, словно истории эти были не более чем детские шутки. И как еще можно назвать сплетни об оргиях по сравнению с мрачной действительностью. – О, только это? Ерунда.
И, оставив Глорию в недоумении, я выпорхнула в сад, взглянуть, не успел ли Льюис между двумя рюмочками зарезать кого-нибудь из гостей, кому не понравилось мое вышитое бисером платье. Нет. Он спокойно разговаривал с одной из голливудских журналисток-сплетниц. Успокоившись, я приняла активное участие в развлечениях. Встретила кое-кого из моих бывших любовников, и все они ухаживали за мной, осыпая комплиментами цвет моего лица и мае платье, пока я не начала думать, не является ли хороший отдых после печеночной колики секретом омоложения.
Должна подчеркнуть, что я всегда оставалась в хороших отношениях с моими бывшими любовниками, и теперь при встрече со мной они с виноватым видом шептали: «Ах, Дороти, если бы ты только захотела…», скромно намекая на воспоминания, уже подернувшиеся для меня плотной дымкой тумана. Со временем моя память, увы, слабеет. Пол издали наблюдал за мной, дивясь азарту, с которым я развлекалась. Раз или два я поймала взгляд Льюиса – казалось, Глория серьезно осаждала его. Но я решила не беспокоиться о нем, мне хотелось немного развеяться. Я достаточно поволновалась за последние несколько дней. Я хотела шампанского, благоухания калифорнийской ночи и уверенно-успокаивающего смеха добрых, смелых, красивых голливудских мужчин, которые если и убивали, то лишь на экране.
Когда через час Пол подошел ко мне, я была слегка пьяна и счастлива, как жаворонок. Рой Дэдридж, король вестернов, печально объяснял мне, что четыре или пять лет назад я загубила его жизнь, и, вдохновленный своими чувствами и добрым десятком бокалов мартини, презри – тельно взглянул на Пола, на что тот, впрочем, не прореагировал. Пол взял меня за руку и отвел в сторону:
– Ты довольна?
– Безумно. А ты?
– Конечно. Видеть тебя смеющейся, даже издалека…
«Пол, несомненно, душка», – подумала я и решила завтра же выйти за него замуж, раз для него это так важно. Единственное, что удержало меня от того, чтобы сразу сказать ему об этом, – мое твердое правило не высказывать мысли вслух на вечеринке. Воспользовавшись тем, что мы стояли в тени магнолии, я ограничилась лишь нежным поцелуем в щеку.
– Как поживает наш маленький мальчик? – спросила я.
– Глория смотрит на него, как спаниель на мясо. Она не даст ему сбиться с пути. Кажется, его карьера обеспечена.
«Конечно, если он не убьет дворецкого», – быстро подумала я. Хотела пойти посмотреть, как там идут дела, но не успела: со стороны плавательного бассейна раздался вскрик, и я почувствовала на мгновение, как пишут в романах, что волосы мои встали дыбом, несмотря на прижимающий их лак.
– Что это? – хрипло вырвалось у меня.
Но Пол уже бежал к толпе, собравшейся вокруг бассейна. Я закрыла глаза. Когда я их открыла, рядом стоял бесстрастный Льюис:
– Это бедная Рена Купер. Она мертва, – спокойно сказал он.
Рена Купер была та самая журналистка, с которой он говорил часом раньше. Ужаснувшись, я взглянула на него. Рену, правда, не следовало считать символом человеческой доброты, но в ее вызывающей отвращение профессии она была из лучших.
– Ты обещал мне, – выдохнула я. – Ты же обещал!
– Что обещал? – спросил он, удивившись.
– Обещал никого не убивать без моего разрешения. Ты трус, и твое слово ничего не значит. Ты прирожденный убийца. Тебе нельзя верить. Мне стыдно за тебя, Льюис. Я в ужасе.
– Но… это не я, – сказал он.
– Скажи это кому-нибудь еще, – с горечью ответила я, покачав головой. – Кто же еще это мог быть?
Подошел Пол, ему было не по себе. Он взял меня под руку, спросил, почему я так бледна. Льюис спокойно стоял, наблюдая за нами, почти улыбаясь; мне хотелось отхлестать его по щекам.
– У бедняжки Рены еще один сердечный приступ, – пояснил Пол. – Десятый в этом году. Доктор ничего не смог сделать: она пила слишком много, а он предупреждал ее.
Льюис широко развел руками и одарил меня насмешливой улыбкой несправедливо обиженного праведника. Я вздохнула свободнее. И в то же время поняла, что остаток моей жизни, прочтя любой некролог в газете или узнав о чьей-либо смерти, я не смогу не подозревать его.
Вечер, конечно, пошел насмарку. Бедьяжку Рену увезла «скорая помощь», а вскоре разъехались и остальные гости.
Я пришла в себя, все еще несколько подавленная, только дома. Льюис с покровительственным видом подал мне содовой и предложил идти спать. Я покорно согласилась. В это трудно поверить, но мне было стыдно за себя. Мораль – странная штука, чрезвычайно многогранная. У меня никогда не будет времени твердо определить свои моральные принципы, пока я не умру – несомненно, от сердечного приступа.
ХIII
Потом был чудесный спокойный период. Три долгие недели прошли без инцидентов. Льюис снимался, Пол и я работали; часто мы обедали вместе у меня дома. Однажды в солнечный уик-энд мы даже отправились за пятьдесят миль в уединенное бунгало на побережье, принадлежащее приятелю Пола. Бунгало стояло высоко над океаном, на скалистом обрыве, и, чтобы искупаться, приходилось спускаться вниз по козьей тропе. В тот день штормило, и мы с Льюисом, бездельничая, в основном наблюдали, как плавает Пол. Как и все хорошо сохранившиеся мужчины его возраста, он старался изображать спортсмена, и это чуть было не закончилось катастрофой.
Пол плыл элегантным кролем футах в тридцати от берега, когда его ноги вдруг свело судорогой. Льюис и я, оба в купальных халатах, ели тосты на террасе, с которой открывался прекрасный вид на океан, лежавший футах, в двадцати пяти ниже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
– Знаешь, Дороти, я питаю к тебе глубокую привязанность. Да-да. Еще когда я была маленькой и увидела тебя в том фильме… э… В общем, кто-то же должен предупредить тебя. О Льюисе рассказывают странные истории…
– Что?! – кровь застыла в моих жилах, но мне удалось замаскировать мой испуганный вскрик под вопрос.
– Как ты упряма!.. Я должна отметить, что он чертовски обольстителен.
– Между нами нет нечего романтического, – отрезала я – Что это за истории?
– Ну, говорят… ты знаешь, какой здесь народ… говорят, что ты, Пол и он…
– Что? Пол с ним и со мной?..
– Ты всегда появляешься между ними, поэтому неизбежно…
Наконец до меня дошло, и я снова обрела способность дышать.
– О, и это все? – весело воскликнула я, словно истории эти были не более чем детские шутки. И как еще можно назвать сплетни об оргиях по сравнению с мрачной действительностью. – О, только это? Ерунда.
И, оставив Глорию в недоумении, я выпорхнула в сад, взглянуть, не успел ли Льюис между двумя рюмочками зарезать кого-нибудь из гостей, кому не понравилось мое вышитое бисером платье. Нет. Он спокойно разговаривал с одной из голливудских журналисток-сплетниц. Успокоившись, я приняла активное участие в развлечениях. Встретила кое-кого из моих бывших любовников, и все они ухаживали за мной, осыпая комплиментами цвет моего лица и мае платье, пока я не начала думать, не является ли хороший отдых после печеночной колики секретом омоложения.
Должна подчеркнуть, что я всегда оставалась в хороших отношениях с моими бывшими любовниками, и теперь при встрече со мной они с виноватым видом шептали: «Ах, Дороти, если бы ты только захотела…», скромно намекая на воспоминания, уже подернувшиеся для меня плотной дымкой тумана. Со временем моя память, увы, слабеет. Пол издали наблюдал за мной, дивясь азарту, с которым я развлекалась. Раз или два я поймала взгляд Льюиса – казалось, Глория серьезно осаждала его. Но я решила не беспокоиться о нем, мне хотелось немного развеяться. Я достаточно поволновалась за последние несколько дней. Я хотела шампанского, благоухания калифорнийской ночи и уверенно-успокаивающего смеха добрых, смелых, красивых голливудских мужчин, которые если и убивали, то лишь на экране.
Когда через час Пол подошел ко мне, я была слегка пьяна и счастлива, как жаворонок. Рой Дэдридж, король вестернов, печально объяснял мне, что четыре или пять лет назад я загубила его жизнь, и, вдохновленный своими чувствами и добрым десятком бокалов мартини, презри – тельно взглянул на Пола, на что тот, впрочем, не прореагировал. Пол взял меня за руку и отвел в сторону:
– Ты довольна?
– Безумно. А ты?
– Конечно. Видеть тебя смеющейся, даже издалека…
«Пол, несомненно, душка», – подумала я и решила завтра же выйти за него замуж, раз для него это так важно. Единственное, что удержало меня от того, чтобы сразу сказать ему об этом, – мое твердое правило не высказывать мысли вслух на вечеринке. Воспользовавшись тем, что мы стояли в тени магнолии, я ограничилась лишь нежным поцелуем в щеку.
– Как поживает наш маленький мальчик? – спросила я.
– Глория смотрит на него, как спаниель на мясо. Она не даст ему сбиться с пути. Кажется, его карьера обеспечена.
«Конечно, если он не убьет дворецкого», – быстро подумала я. Хотела пойти посмотреть, как там идут дела, но не успела: со стороны плавательного бассейна раздался вскрик, и я почувствовала на мгновение, как пишут в романах, что волосы мои встали дыбом, несмотря на прижимающий их лак.
– Что это? – хрипло вырвалось у меня.
Но Пол уже бежал к толпе, собравшейся вокруг бассейна. Я закрыла глаза. Когда я их открыла, рядом стоял бесстрастный Льюис:
– Это бедная Рена Купер. Она мертва, – спокойно сказал он.
Рена Купер была та самая журналистка, с которой он говорил часом раньше. Ужаснувшись, я взглянула на него. Рену, правда, не следовало считать символом человеческой доброты, но в ее вызывающей отвращение профессии она была из лучших.
– Ты обещал мне, – выдохнула я. – Ты же обещал!
– Что обещал? – спросил он, удивившись.
– Обещал никого не убивать без моего разрешения. Ты трус, и твое слово ничего не значит. Ты прирожденный убийца. Тебе нельзя верить. Мне стыдно за тебя, Льюис. Я в ужасе.
– Но… это не я, – сказал он.
– Скажи это кому-нибудь еще, – с горечью ответила я, покачав головой. – Кто же еще это мог быть?
Подошел Пол, ему было не по себе. Он взял меня под руку, спросил, почему я так бледна. Льюис спокойно стоял, наблюдая за нами, почти улыбаясь; мне хотелось отхлестать его по щекам.
– У бедняжки Рены еще один сердечный приступ, – пояснил Пол. – Десятый в этом году. Доктор ничего не смог сделать: она пила слишком много, а он предупреждал ее.
Льюис широко развел руками и одарил меня насмешливой улыбкой несправедливо обиженного праведника. Я вздохнула свободнее. И в то же время поняла, что остаток моей жизни, прочтя любой некролог в газете или узнав о чьей-либо смерти, я не смогу не подозревать его.
Вечер, конечно, пошел насмарку. Бедьяжку Рену увезла «скорая помощь», а вскоре разъехались и остальные гости.
Я пришла в себя, все еще несколько подавленная, только дома. Льюис с покровительственным видом подал мне содовой и предложил идти спать. Я покорно согласилась. В это трудно поверить, но мне было стыдно за себя. Мораль – странная штука, чрезвычайно многогранная. У меня никогда не будет времени твердо определить свои моральные принципы, пока я не умру – несомненно, от сердечного приступа.
ХIII
Потом был чудесный спокойный период. Три долгие недели прошли без инцидентов. Льюис снимался, Пол и я работали; часто мы обедали вместе у меня дома. Однажды в солнечный уик-энд мы даже отправились за пятьдесят миль в уединенное бунгало на побережье, принадлежащее приятелю Пола. Бунгало стояло высоко над океаном, на скалистом обрыве, и, чтобы искупаться, приходилось спускаться вниз по козьей тропе. В тот день штормило, и мы с Льюисом, бездельничая, в основном наблюдали, как плавает Пол. Как и все хорошо сохранившиеся мужчины его возраста, он старался изображать спортсмена, и это чуть было не закончилось катастрофой.
Пол плыл элегантным кролем футах в тридцати от берега, когда его ноги вдруг свело судорогой. Льюис и я, оба в купальных халатах, ели тосты на террасе, с которой открывался прекрасный вид на океан, лежавший футах, в двадцати пяти ниже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21