– Давай позавтракаем, – сказал он и заставил себя улыбнуться ей; она кивнула; он разбил несколько яиц на сковородку и включил кофеварку. – После того как мы немного подзаправимся, – сообщил он ей из кухни, – и снова станем людьми, я съезжу в отель и привезу тебе одежду. Это поднимет тебе настроение.
– Я сама поеду. Можешь не беспокоиться обо мне, – недовольным тоном произнесла она.
– Я не это имею в виду. – Она почувствовала, что он хочет побыстрее избавиться от нее, и это подвигло его проявить доброту. – Я хочу, чтобы ты провела день со мной, – поспешил сказать он.
Она смягчилась.
– По утрам у меня всегда плохое настроение.
– У меня тоже. Говорю тебе: мы похожи. – И он импульсивно потянулся поцеловать ее. Она подставила щеку.
За завтраком, подкрепившись кофе, Айтел почувствовал, что настроение у него улучшается.
– Как насчет того, чтоб поплавать в «Яхт-клубе»? – спросил он.
– Там?
Он кивнул; он видел, что она раздумывает, как это будет выглядеть, если они появятся у бассейна. Столько чужих людей увидят ее с Айтелом наутро после приема.
– Не думаю, что стоит это делать, – сказала она.
– Мы их шокируем. – Он был настроен на клоунаду. – Если появится Теппис, мы сбросим его в бассейн.
– Ужасный человек, – сказала Илена. – Такой жестокий. Как он разговаривал с тобой.
– А он только так и умеет говорить. Он не пользуется словами. Просто швыряет их как попало по настроению. – Айтел рассмеялся. – Перед нами не человек, а сплошные эмоции. Не как я.
– Да ты полон эмоций, – сказала она и, смутившись, уставилась в тарелку.
А у Айтела испортилось настроение. Неправильно он отреагировал на слова Тепписа. Можно было по-разному ему ответить, он же слишком долго молчал, а потом лишь улыбнулся и пошел прочь с Иленой.
– Я кое-что вспомнил, – сказал он, возобновляя разговор. – Я знаю в пустыне небольшую заводь. Довольно приятное место. Множество кактусов. По-моему, там есть даже дерево. Почему бы нам не поплавать там?
Она по-прежнему была надутой итальянской девчонкой, хотя начало проступать и кое-что другое.
– Я сегодня, наверно, уеду на автобусе домой, – тихо произнесла она.
– Ну, ты просто не в себе.
– Нет, я хочу домой. – Он заметил, что она ни словом не обмолвилась о том, какая жалкая жизнь ее там ждет. – Ты был такой милый, – не к месту добавила она, и ее вдруг затрясло.
– Послушай, Эспосито, – веселым тоном произнес он, но в ее глазах появились слезы, и она вышла из комнаты. Он услышал, как закрылась дверь в спальню. – Глупо, – во всеуслышание сказал Айтел. Он едва ли знал, к кому это относится – к Илене или к нему самому.
Он думал, что она отдалась ему, чтобы унизить Муншина. Теперь настал другой день, и она унизила только себя. Он подошел к двери в спальню, открыл ее и сел рядом с Иленой на кровать.
– Не плачь, – сказал он ей нежно. Она вдруг стала ему дорога. Она так ему нравилась. – Не плачь, обезьянка, – сказал Айтел и принялся гладить ее по голове. Это вызвало у Илены водопад слез. А он обнял ее, слегка забавляясь, слегка досадуя на себя, однако не без сочувствия. – Ты такая милашка, – сказал он ей в ухо.
– Нет… это ты так мило ко мне относишься, – со всхлипом произнесла она.
Через какое-то время она поднялась, посмотрела на себя в зеркало, вскрикнула от ужаса и прошептала:
– Как только у меня будет во что переодеться, пошли к бассейну.
– Ой, да ты просто чудище, – сказал он, и она жадно обхватила его руками.
– Пожалуйста, не смотри на меня, – сказала Илена. – Пока я не приведу себя в порядок.
Он послушался. Получив ключ от номера Илены после того, как она призналась, что его ждет там кавардак, а он поклялся, что это не имеет значения, Айтел отправился в недалекую поездку по Дезер-д'Ор и нашел ее отель. Номер у нее был небольшой, и окно выходило в вентиляционную шахту – единственную в Дезер-д'Ор вентиляционную шахту, подумал он Она приехала всего с одним потрепанным чемоданом, однако умудрилась разбросать его содержимое по всей мебели. Она была, несомненно, неряхой, а горничная – что указывало на уровень отеля – ничего не убрала, кроме постели. Айтел с грустью смотрел на разбросанные вещи. «Какая неряха», – подумал он, бросая трусики на смятую блузку, чтобы освободить место для себя. Он сел на освобожденный стул и, закурив сигарету, сказал себе: «Надо будет так все устроить, чтобы вечером посадить ее на автобус».
Но на автобус он ее не посадил. День превратился в сплошное удовольствие. И хотя никто не подошел к их столику побеседовать, это вполне устраивало Айтела. С тех пор как он проснулся, настроение у него все время менялось от меланхоличного к возбужденному. В известной мере он был доволен тем, что об его ссоре с Тепписом стало так быстро известно. Пусть оставят его в покое, думал он, пусть их, имея в виду Илену и себя, оставят в покое. «Начнем с чистой страницы», – на протяжении всего дня повторял про себя Айтел, точно строку из песни, застрявшую в голове.
Он был очень доволен Иленой. Ее тело, которое он еще не успел изучить, выглядело прелестно в купальном костюме. Он сидел на солнце, чувствуя, как при мысли, что через два-три часа снова будет владеть ею, по телу медленно разливается тепло. И было несказанно приятно оттягивать эту минуту. Сегодня Илена весело смеялась. Ее пухлые губы растягивались, красивые белые зубы блестели, и Айтел обнаружил, что старается вызвать ее смех. Она чувствовала, что люди на них смотрят, она стеснялась – и сильно – и, однако же, умудрялась сохранять самообладание, не то что прошлым вечером на приеме. Он не мог не оценить достоинства, с каким она слушала его; глаза ее говорили, что она понимает скрытый смысл его слов. «Я могу кое-что сделать из этой девочки», – подумал он. Это будет нетрудно. Он может научить ее говорить, не жестикулируя, может убрать из ее низкого голоса вульгарные интонации. Айтел был поистине влюблен в этот день. Все было идеально. «Чарлз Фрэнсис против всего мира», – с предусмотрительной иронией думал он, но это едва ли могло сдержать переизбыток его чувств. Он вдруг вспомнил те годы, когда учился в колледже одного из университетов на востоке страны, что было вершиной честолюбивых планов его родителей, и с изумлением подумал – правда, это было так давно, – каким был недоделанным подростком. С какой ненавистью и жаждой быть таким же смотрел он на богатых студентов, гордо шествовавших со своими девушками ко входу в студенческие сообщества, куда его никогда не приглашали; какое презрение он чувствовал к девушкам, с которыми встречался, городским, работающим девчонкам и малопривлекательным студенткам из соседнего колледжа для девушек, с которыми он порой проводил вечер. Он вышел из школы, мучаясь от сознания, что весь свет считает его некрасивым и незначительным, и, возможно, это побудило его создать свои первые картины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114