И когда дверь за ними захлопнулась, он подошел к Бабушке, намотал ее длинные волосы на правую руку, а левой стал расстегивать ширинку своих форменных галифе…
***
В день Бабушкиного рождения утро, как всегда, началось с дикой суматохи: уже готовая к выходу из дома Лида мечется по квартире.
— Где мои перчатки? Мама, ты не видела моих перчаток? Бабушка, с днем рождения! Прости меня, миленькая… Голова кругом… Ну где же мои перчатки?!
Нина Елизаровна вынимает Лидины вещи из шкафа, стопкой складывает их на диван.
— Лидочка! Паспорт, билет на самолет и деньги будут лежать вот здесь. Да! Бабушка подарила тебе к отпуску пятьдесят рублей!
— Бабуленька, спасибо, родненькая… Господи, ну где же перчатки?!
Настя в одних трусиках и короткой ночной рубашке убирает свою раскладушку.
— Ты эту кофточку берешь с собой? — спрашивает Нина Елизаровна.
— Мама, успеется с кофточкой! Я на работу опаздываю! Где мои перчатки?
— Завтра в шесть утра тебе улетать! Когда ты думаешь собирать вещи? Сегодня весь вечер у нас будет народ!
— Боже мой, еще вчера перчатки лежали перед зеркалом в прихожей! Настя, где мои перчатки?
— В машине не можешь без перчаток? — спрашивает Настя.
— Какая машина?! — орет Лида. — Он еще позавчера вечером улетел! Ну где же мои перчатки?
— Слушай, ты с этими перчатками уже всех в доме заколебала! — Настя проходит в прихожую, вынимает Лидины перчатки из своей куртки. — На, подавись своими перчатками!
— Мама, ты видишь?! Ты видишь, что это такое растет?! — кричит Лида, но в это время из Бабушкиной комнаты раздается сильный удар корабельной рынды.
Бом-м-м!!! — несется по всей квартире.
— Судно! Судно забыли вынуть из-под Бабушки! — кричит Лида.
— Иди, иди уже со своими перчатками, — говорит ей Настя и проходит в комнату Бабушки. — Привет, Бабуля! Ну что там у нас?
Она довольно ловко вытаскивает судно из-под Бабушки, морщит нос и вопит на всю квартиру:
— Ура! Бабушка покакала!
На вытянутых руках, отвернув голову в сторону, она проносит судно мимо сестры и матери в ванную.
— Милости прошу! Вуаля! Какой цвет! А запах! Кристиан Диор!
Она сливает судно и начинает его мыть щеткой.
— Что ни говори, а в жизни всегда есть место подвигу! Да, Лида?
— Дура малолетняя! Раз в жизни… И то умудрилась спектакль устроить! — почему-то обижается Лида и выскакивает за дверь.
Настя выходит с чистым судном из ванной и уже без ерничества, спокойно просит мать:
— Мамуль, подмой Бабушку сама. Мне, наверное, с этим не справиться.
Нина Елизаровна берет Настю за уши, притягивает к себе и целует ее в нос…
***
В теплой курточке, в джинсах, заправленных в резиновые сапожки, и в спортивной шапочке Настя стоит в кухне и записывает все, что говорит Нина Елизаровна:
— Черный хлеб — целый. И два батона белого по двадцать две. Виктор Витальевич любит по двадцать две. И обязательно смотайся в «Прагу»! Там могут быть крутоны из ветчины. Помнишь, я к Новому году покупала? Так… Нас — трое, Виктор Витальевич — четыре, папа — пять, Евгений Анатольевич — шесть.
— Что еще за Евгений Анатольевич?
— Я тебе уже говорила. Возьмешь шесть штук. Ясно?
— Да. А Бабушка будет опять овсянку жрать?
— Настя!.. А бабушке там же купишь две куриные котлетки. — Нина Елизаровна лезет в шкафчик за деньгами и видит несколько трешек, лежащих отдельно. — А это что за деньги?
— Стипуху вчера получила.
— Очень кстати. А почему так мало?
— Елки-моталки! — вспоминает Настя, открывает холодильник и достает из морозильной камеры смерзшийся пакет. — Я же к сегодняшнему дню языки достала! Шесть сорок за них отдала! Мамуля, их же нужно срочно разморозить!
— Языки? Настя! Немедленно признавайся, где ты достала языки?
— Мам, знаешь, есть такой анекдот: что такое «коммунизм»? Это когда у каждого советского человека будет свой знакомый мясник в магазине. Вот мы сегодня и заглянем в наше светлое будущее.
— Это безнравственно, Настя! И отвратительно!
— Зато вкусно! Давай деньги, я пошла. — Настя вынимает из рук матери деньги, берет сумку и уже в дверях говорит: — Ма, я заскочу на рынок? Папа очень любит кинзу. Куплю ему пучок?
— Купи… — растерянно говорит Нина Елизаровна.
***
Троллейбусная остановка точно напротив Лидиной работы.
Лида выскакивает из троллейбуса, перебегает тротуар и плечом толкает старинную роскошную стеклянную дверь своего учреждения.
И тут же, в тамбуре, перед второй, тоже прозрачной дверью, Лиду останавливает молодая печальная женщина с пятилетним мальчиком.
— Простите, пожалуйста. Вы — Лида?
— Да. А собственно…
— Я Надя. Жен? Андрея Павловича.
Лида зажмуривается, нервно трет руками лицо.
— Простите меня, Лидочка, — с трудом говорит Надя. — Но мне сейчас просто не к кому…
— Что вы, что вы… Это вы меня простите… Это я… — сгорая от стыда, бормочет Лида.
— Вы уже знаете? — горестно спрашивает Надя.
— Что-нибудь с Андреем Павловичем?!
Маленький мальчик крепко берет Лиду за руку, поджимает ноги и пробует качаться, держась за руку матери, а второй — за руку Лиды.
— Они уехали вместе на юг. С вашей подругой. С Мариной…
— Нет! Нет! Нет! — в отчаянии кричит Лида. — Это ошибка! Этого не может быть!
Все сильнее раскачивается мальчик.
— Она вылетела вчера. Вслед за ним.
— В Адлер? — зачем-то спрашивает Лида.
— В Ялту. Он в последний момент поменял билет на Симферополь.
Мальчик раскачивается все сильнее и сильнее. Обе женщины уже еле стоят на ногах…
— Лидочка… Вы не могли бы как-нибудь с ней связаться? Попросите ее не делать этого! Двое детей… Второму — десять месяцев. Он с моей мамой сейчас… Костя! Отпусти тетину руку! Ты же видишь, как ей тяжело!
— Ничего, ничего… Он легкий, — говорит Лида.
— Если он от нас уйдет… У меня даже специальности никакой. Помогите мне, Лидочка! Умоляю вас… — плачет Надя.
***
За внутренней стеклянной дверью военизированная охранница с булыжным рылом проверяет пропуска. У служебного люда… А за внешней — бежит, торопится, плетется, едет, мчится, тормозит и снова срывается с места осенняя утренняя Москва…
***
После курсов Евгений Анатольевич прибегает в свой гостиничный номер переодеться. В руках у него уже поздравительный тортик.
Вместо пожилого туркмена с «Панасониками» соседом его оказывается здоровенный молодой мужик в одних кальсонах.
— О! У меня новый сосед? — радушно говорит Евгений Анатольевич. — Здравствуйте, здравствуйте.
Сосед внимательно смотрит на Евгения Анатольевича:
— Слава Богу! Я-то думал, придет сейчас какой-нибудь старый хрыч — с ним и каши не сваришь. Здоров! — Он протягивает руку. — Дмитрий Иванович! Можно просто — Митя.
— Евгений Анатольевич.
— Порядок! Значит, так… Тебе сколько, Жека?
— Чего?
— Лет.
— А… Пятьдесят четыре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
***
В день Бабушкиного рождения утро, как всегда, началось с дикой суматохи: уже готовая к выходу из дома Лида мечется по квартире.
— Где мои перчатки? Мама, ты не видела моих перчаток? Бабушка, с днем рождения! Прости меня, миленькая… Голова кругом… Ну где же мои перчатки?!
Нина Елизаровна вынимает Лидины вещи из шкафа, стопкой складывает их на диван.
— Лидочка! Паспорт, билет на самолет и деньги будут лежать вот здесь. Да! Бабушка подарила тебе к отпуску пятьдесят рублей!
— Бабуленька, спасибо, родненькая… Господи, ну где же перчатки?!
Настя в одних трусиках и короткой ночной рубашке убирает свою раскладушку.
— Ты эту кофточку берешь с собой? — спрашивает Нина Елизаровна.
— Мама, успеется с кофточкой! Я на работу опаздываю! Где мои перчатки?
— Завтра в шесть утра тебе улетать! Когда ты думаешь собирать вещи? Сегодня весь вечер у нас будет народ!
— Боже мой, еще вчера перчатки лежали перед зеркалом в прихожей! Настя, где мои перчатки?
— В машине не можешь без перчаток? — спрашивает Настя.
— Какая машина?! — орет Лида. — Он еще позавчера вечером улетел! Ну где же мои перчатки?
— Слушай, ты с этими перчатками уже всех в доме заколебала! — Настя проходит в прихожую, вынимает Лидины перчатки из своей куртки. — На, подавись своими перчатками!
— Мама, ты видишь?! Ты видишь, что это такое растет?! — кричит Лида, но в это время из Бабушкиной комнаты раздается сильный удар корабельной рынды.
Бом-м-м!!! — несется по всей квартире.
— Судно! Судно забыли вынуть из-под Бабушки! — кричит Лида.
— Иди, иди уже со своими перчатками, — говорит ей Настя и проходит в комнату Бабушки. — Привет, Бабуля! Ну что там у нас?
Она довольно ловко вытаскивает судно из-под Бабушки, морщит нос и вопит на всю квартиру:
— Ура! Бабушка покакала!
На вытянутых руках, отвернув голову в сторону, она проносит судно мимо сестры и матери в ванную.
— Милости прошу! Вуаля! Какой цвет! А запах! Кристиан Диор!
Она сливает судно и начинает его мыть щеткой.
— Что ни говори, а в жизни всегда есть место подвигу! Да, Лида?
— Дура малолетняя! Раз в жизни… И то умудрилась спектакль устроить! — почему-то обижается Лида и выскакивает за дверь.
Настя выходит с чистым судном из ванной и уже без ерничества, спокойно просит мать:
— Мамуль, подмой Бабушку сама. Мне, наверное, с этим не справиться.
Нина Елизаровна берет Настю за уши, притягивает к себе и целует ее в нос…
***
В теплой курточке, в джинсах, заправленных в резиновые сапожки, и в спортивной шапочке Настя стоит в кухне и записывает все, что говорит Нина Елизаровна:
— Черный хлеб — целый. И два батона белого по двадцать две. Виктор Витальевич любит по двадцать две. И обязательно смотайся в «Прагу»! Там могут быть крутоны из ветчины. Помнишь, я к Новому году покупала? Так… Нас — трое, Виктор Витальевич — четыре, папа — пять, Евгений Анатольевич — шесть.
— Что еще за Евгений Анатольевич?
— Я тебе уже говорила. Возьмешь шесть штук. Ясно?
— Да. А Бабушка будет опять овсянку жрать?
— Настя!.. А бабушке там же купишь две куриные котлетки. — Нина Елизаровна лезет в шкафчик за деньгами и видит несколько трешек, лежащих отдельно. — А это что за деньги?
— Стипуху вчера получила.
— Очень кстати. А почему так мало?
— Елки-моталки! — вспоминает Настя, открывает холодильник и достает из морозильной камеры смерзшийся пакет. — Я же к сегодняшнему дню языки достала! Шесть сорок за них отдала! Мамуля, их же нужно срочно разморозить!
— Языки? Настя! Немедленно признавайся, где ты достала языки?
— Мам, знаешь, есть такой анекдот: что такое «коммунизм»? Это когда у каждого советского человека будет свой знакомый мясник в магазине. Вот мы сегодня и заглянем в наше светлое будущее.
— Это безнравственно, Настя! И отвратительно!
— Зато вкусно! Давай деньги, я пошла. — Настя вынимает из рук матери деньги, берет сумку и уже в дверях говорит: — Ма, я заскочу на рынок? Папа очень любит кинзу. Куплю ему пучок?
— Купи… — растерянно говорит Нина Елизаровна.
***
Троллейбусная остановка точно напротив Лидиной работы.
Лида выскакивает из троллейбуса, перебегает тротуар и плечом толкает старинную роскошную стеклянную дверь своего учреждения.
И тут же, в тамбуре, перед второй, тоже прозрачной дверью, Лиду останавливает молодая печальная женщина с пятилетним мальчиком.
— Простите, пожалуйста. Вы — Лида?
— Да. А собственно…
— Я Надя. Жен? Андрея Павловича.
Лида зажмуривается, нервно трет руками лицо.
— Простите меня, Лидочка, — с трудом говорит Надя. — Но мне сейчас просто не к кому…
— Что вы, что вы… Это вы меня простите… Это я… — сгорая от стыда, бормочет Лида.
— Вы уже знаете? — горестно спрашивает Надя.
— Что-нибудь с Андреем Павловичем?!
Маленький мальчик крепко берет Лиду за руку, поджимает ноги и пробует качаться, держась за руку матери, а второй — за руку Лиды.
— Они уехали вместе на юг. С вашей подругой. С Мариной…
— Нет! Нет! Нет! — в отчаянии кричит Лида. — Это ошибка! Этого не может быть!
Все сильнее раскачивается мальчик.
— Она вылетела вчера. Вслед за ним.
— В Адлер? — зачем-то спрашивает Лида.
— В Ялту. Он в последний момент поменял билет на Симферополь.
Мальчик раскачивается все сильнее и сильнее. Обе женщины уже еле стоят на ногах…
— Лидочка… Вы не могли бы как-нибудь с ней связаться? Попросите ее не делать этого! Двое детей… Второму — десять месяцев. Он с моей мамой сейчас… Костя! Отпусти тетину руку! Ты же видишь, как ей тяжело!
— Ничего, ничего… Он легкий, — говорит Лида.
— Если он от нас уйдет… У меня даже специальности никакой. Помогите мне, Лидочка! Умоляю вас… — плачет Надя.
***
За внутренней стеклянной дверью военизированная охранница с булыжным рылом проверяет пропуска. У служебного люда… А за внешней — бежит, торопится, плетется, едет, мчится, тормозит и снова срывается с места осенняя утренняя Москва…
***
После курсов Евгений Анатольевич прибегает в свой гостиничный номер переодеться. В руках у него уже поздравительный тортик.
Вместо пожилого туркмена с «Панасониками» соседом его оказывается здоровенный молодой мужик в одних кальсонах.
— О! У меня новый сосед? — радушно говорит Евгений Анатольевич. — Здравствуйте, здравствуйте.
Сосед внимательно смотрит на Евгения Анатольевича:
— Слава Богу! Я-то думал, придет сейчас какой-нибудь старый хрыч — с ним и каши не сваришь. Здоров! — Он протягивает руку. — Дмитрий Иванович! Можно просто — Митя.
— Евгений Анатольевич.
— Порядок! Значит, так… Тебе сколько, Жека?
— Чего?
— Лет.
— А… Пятьдесят четыре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79