– Подписал.
– А теперь встань.
Мика поднялся из-за стола.
– Вынь руку из кармана, – строго сказал Коля. – Встань, как положено.
Мика вытянулся. Почувствовал – сейчас что-то будет... Неужто – воля?!
Виктор Иванович тоже встал. Глазами приказал Коле подойти поближе.
– Ну вот, Михаил, – тихо и торжественно произнес Виктор Иванович. – Теперь ты наш. В смысле – один из нас. Но в наших рядах могут быть только...
Виктор Иванович наклонился над столом, приоткрыл потертый служебный портфель, порылся в нем и сокрушенно пробормотал:
– Куда засунул, ети его мать?..
– Вы ж его под Мишкино дело положили, – негромко подсказал Коля.
– Ага...
Виктор Иванович приподнял толстенькую картонную папку с уголовным делом М. С. Полякова, обвиняющегося в «попытке совершения кражи и подозревающегося в нескольких десятках квартирных краж, совершенных с особой дерзостью» в самых разных городах Казахской Советской Социалистической Республики.
– Ага, – повторил Виктор Иванович и что-то вытащил из-под Микиного уголовного дела. – Но в наших рядах могут быть только члены Коммунистической партии или комсомола. А посему разреши, товарищ Поляков, поздравить тебя со вступлением в Коммунистический Союз Молодежи. В авангард нашей родной партии, так сказать!..
Левой рукой Виктор Иванович подал Мике комсомольский билет, а правую протянул для рукопожатия.
Мика растерянно пожал руку сначала Виктору Ивановичу, потом Коле и ошалело раскрыл новенький комсомольский билет, так замечательно и оригинально врученный ему в «спецпомещении» для допросов тюремно-следственного изолятора Управления внутренних дел города Алма-Аты.
В билете черной тушью каллиграфическим почерком было написано: «Поляков Михаил Сергеевич». А ниже: «Дата выдачи» – вчерашний день!.. Вот это да... Да он, Мика, вчера и понятия не имел ни о Викторе Ивановиче, ни о Коле!
Как говорил Лаврик: «Во, бля, техника!..»
С левой стороны комсомольского билета на Мику смотрела его собственная фотография, взятая из его же уголовного дела – анфас, с наголо, по-тюремному, остриженной головой...
Вот он – пропуск на свободу!
На радостях Мика даже простил Виктору Ивановичу и Коле все их ничтожество. Одно слово – ВОЛЯ!!!
* * *
Какая ВОЛЯ?! Какая СВОБОДА?!.
Нормальный, без единого окошечка, глухой 182 тюремный «воронок» для перевозки заключенных.
Только фургон не черный, как обычно, а белый. И по бортам для понта написано «Казплодовощторг».
И внутри все нормальненько, «обезьянник» самый что ни на есть тюряжный и отделение для конвоя – все путем...
И, как положено, пара вооруженных конвойных. В смысле – сопровождающих. Потому что они не в форме, а в штатском.
Кроме Мики Полякова, в «обезьяннике» еще два пацана. Один ни хрена не соображает – планом «задвинутый», а второй – явный карманник с быстрыми отточенными движениями, бегающими внимательными глазами. Рожа очень даже неглупая. Норовит пообщаться.
– Где чалился? – негромко спрашивает он у Мики. Мика только было собирается ему ответить, как тут же один из сопровождающих рявкает:
– Разговорчики!
Перекуривший плана пацан поднимает соловые глаза, ухмыляется, говорит сопровождающему, еле ворочая языком:
– Начальник... Чего хлебало раззявил?.. В рот тебе ишачий болт по самые яйца... Мы теперь свободные люди!.. Комсомольцы, блядь... Понял?..
Один из сопровождающих передает второму своему напарнику портфель с личными делами пацанов и уже отобранными у них новенькими комсомольскими билетами и молча отпирает решетчатую дверь «обезьянника».
Входит, покачиваясь на рифленом полу едущего фургона, поднимает накурившегося пацана за шиворот с металлической скамейки и резко, отточенным движением ударяет его кулаком в живот.
Пацан мгновенно скрючивается, глаза у него выкатываются, широко открытый рот судорожно пытается глотнуть воздух... Он падает на скамейку, затем соскальзывает на железный рифленый пол «воронка» и разражается неудержимой рвотой с кровью.
Сопровождающий выходит в конвойное отделение, запирает за собой решетчатую дверь и спокойно говорит:
– Тут тебе не милиция, комсомолец.
* * *
А белый фургончик «Казплодовощторга» уже миновал предместья Алма-Аты, яблоневые сады предгорья, неторопко проехал мимо правительственных дач с высокими трехметровыми глухими заборами, затейливо оштукатуренными рельефными казахскими орнаментами. Что, вероятно, должно было символизировать неразрывную связь между людьми, огороженными исконно народным орнаментом, и самим народом, населяющим всю остальную территорию Казахстана – самой большой республики Советского Союза...
Понимал Мика, как все труднее и труднее взбираться в гору белому фургончику с понтярскими надписями по бортам...
Чувствовал Мика, как трясется липовый казплодовощеторговский фургончик от натуги и неровностей, как переваливается с боку на бок на каменистой горной дороге...
Слышал, как воет двигатель на низких передачах. Как стреляют в днище кузова мелкие камушки, выпуливающиеся из-под колесных покрышек...
Через полчаса тряски и моторного воя дышать стало труднее – зевота одолела. Зеваешь, зеваешь, а до конца не вдохнуть. И похолодало заметно...
Интересно, Медео проехали или еще нет?
Вот Медео Мика знает...
Три месяца назад они с Лавриком вернулись с «гастролей» из Кокчетава – брали там хату военкома. Не то города, не то области. Хрен его разберет... Сильно «пыжоный» мужик был. Всю «наливу» дома, в подвале под кадушкой с кислой капустой, зарыл, дурачок, дай ему Бог здоровьечка! Хорошо, что Мика вычислил...
Зато Мике и Лаврику такой «сармак» достался, что они его еле-еле в Алма-Ату приволокли – все руки оттянул, сволочь!
Ну и решили гульнуть на радостях!..
Лаврик в хозчасти одного госпиталя спроворил автобусик на целый день. Как следует «заслал» начальнику гаража, еще кому-то, и покатили они с Лилькой и Светкой в горы, на Медео.
Помнит Мика, что водила всю дорогу на Медео пел. Еще бы! Ему Лаврик и Мика столько «отстегнули», сколько он за год бы не заработал...
Привез водила их к частному ресторанчику – а там бешбармак, каурма, редечка, лепешечки горячие, шашлычки только с мангала!..
Водилу кормили от пуза, но безалкогольно. Девочки винцо трескали, Лаврик – водочку, непьющий Мика пиво прихлебывал...
По очереди ходили в госпитальную машину трахаться.
Сначала Лаврик с Лилькой, потом Мика со Светкой... А потом – все по новой! И так до поздней ночи.
Очень там, в этой машине, все было удобно – будто специально организовано: носилочки широкие, матрасик, полотенечко, водичка с тазиком для подмывания.
Водила – толсторожий старшина – жрал и все подмигивал – ну как, дескать? А когда Лаврик сказал, что даже не ожидал таких прекрасных «коммунальных условий» на колесах простой госпитальной «санитарки», водила заржал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116