Они чувствуют, что мы ускользаем от них; они сильно раздражены и не желают ничего другого, без сомнения, как напасть на нас с обычной своей дерзостью. Этого я желаю избежать. Индейцы очень хитры, капитан.
— О да, сеньор Бенито Рамирес, они очень ловки, но мы сами не глупы, мы — все остальные, что вы думаете об этом?
— Конечно, мы также не глупы, но это служит еще большим доказательством того, что мы не должны позволить им напасть на нас врасплох. О, мы будем наблюдать за этим. Итак, капитан, с вашего позволения, этим я и хочу заняться сию же минуту.
— Когда же я опять вас увижу, сеньор Рамирес?
— Завтра, до восхода солнца.
— Хорошо, пусть будет так, до свидания, сеньор Бенито Рамирес. Во всяком случае, при малейшем подозрительном движении известите меня.
— О, положитесь в этом на меня, капитан.
Охотник сделал последний прощальный жест рукой, взбросил ружье на плечо и удалился быстрыми шагами.
— Какой превосходной человек — этот Рамирес, — пробормотал про себя капитан, смотря, как тот удалялся. — Действительно, удовольствие иметь дело с подобными людьми.
С этими словами капитан вошел в палатку и сел за стол.
Между тем чем далее подвигалось время и ночь становилась темнее, тем более капитан Кильд, не зная, к чему отнести то, что он испытывал, чувствовал себя добычей невыразимого беспокойства. Мрачное предчувствие сжимало его горло; глубокая грусть, тоска овладевала им, сердце билось усиленнее. Ему представлялось, что странная неизвестная опасность угрожает ему.
Наконец к первому часу утра дошло до того, что он встал со своей койки, лежа на которой в продолжение стольких длинных часов он тщетно призывал сон, и вышел из палатки. Все было тихо снаружи.
Глубокое безмолвие господствовало в пустыне; не слышно было ни крика, ни шума.
— Неужели я схожу с ума? — прошептал капитан с тайным волнением.
Он лег снова.
Но едва он укутался в покрывала, которые служили ему постелью, как беспокойство и жгучая тоска пробудились в нем с большею силою, чем прежде.
— Нужно с этим покончить, — прошептал он.
С этой минуты его решение было принято.
Он поспешно встал, взял свое оружие, оседлал сам свою лошадь, вскочил на нее, выехал из лагеря и отправился вперед.
Его быстрая езда продолжалась не более как три четверти часа.
Вдруг он быстро осадил лошадь, дернув сильно за повода. Лошадь остановилась.
Капитан наклонился телом вперед и стал прислушиваться; ему показалось, что он слышал глухой и продолжительный шум, причины которого он не мог отгадать.
В продолжение трех или четырех минут он прислушивался, но тщетно.
Только неопределенный шум, причины которого он не мог понять, достигал до него.
Капитан соскочил с лошади и приложил ухо к земле.
Через минуту он привстал бледный, с изменившимися чертами лица, говоря дрожащим голосом:
— Это ружейные выстрелы! Индейцы нападают на лагерь! Проводник изменил мне! О! Злодей Рамирес, если ты попадешься в мои руки! Вперед, вперед! Может быть, не все еще потеряно!
И с несвойственной грубостью он хотел схватить за узду и вскочить на седло.
Но животное, испуганное неловкостью движения, которого не ожидало, круто повернуло, насторожило уши и поскакало по направлению к лагерю.
— Проклятие! — вскрикнул капитан Кильд, которым овладела невыразимая злоба, — все изменяет мне!
И он машинально прицелился в животное.
Но в ту же минуту опустил ружье.
— Я с ума сошел! — вскричал он. — Убив ее, разве я достигну лагеря скорее?
И он отправился в путь быстрым шагом, по следам лошади, но эта последняя, которая отличалась своей замечательной ездой, конечно, прибыла в лагерь гораздо ранее капитана.
Часовые, увидев лошадь, возвратившуюся без всадника, предположили, что какое-нибудь несчастье случилось с их начальником, подняли тревогу и разбудили всех, так что, когда капитан, задыхающийся и изнеможенный от усталости, достиг наконец лагеря, он застал уже всех своих людей на ногах при самом живом беспокойстве, советующихся о том, что они должны делать.
Капитан, собравшись с духом и будучи в состоянии говорить, рассказал всем, что произошло, и, оставив двух или трех человек для охранения лагеря и имущества, остальным велел сесть на лошадей и последовать за ним.
Через пять минут они уже скакали с капитаном во главе, чтобы присоединиться к авангарду.
По мере того как они приближались, выстрелы слышались яснее, и раздавались воинственные крики индейцев.
Три группы индейцев, как мы уже сказали, напали с трех сторон на лагерь эмигрантов.
Но, несмотря на предосторожности, принятые ими, неожиданность, на которую они рассчитывали, не оказалась полной.
Вместо того чтобы иметь дело, как они предполагали, с людьми спящими, которых легко и придушить, они очутились лицом к лицу с людьми, решившимися выдержать сильное сопротивление и за дорогую цену продать свою жизнь.
Вместо того чтобы застать врасплох, их самих застали внезапно.
Встреченные залпом ружейных выстрелов, они отступили в беспорядке и укрылись за валом, чтобы придумать новую атаку.
Валентин Гиллуа не понимал ничего в происходившем после сведений, полученных от Бенито Рамиреса; серьезное беспокойство овладело им; он знал по опыту, что индейцы так же легко поддаются паническому страху, как с жаром и решительностью ведут атаку.
Но вот что произошло в лагере и чего Валентин Гиллуа не мог знать.
Во время похода Линго заметил с тайной завистью, что Бенито Рамирес и Блю-Девиль, против обыкновения, имели между собой длинный разговор, который вели вполголоса и находились на этот раз в полном согласии, к чему у них прежде нельзя было заметить склонности.
Линго, читатель знает, чувствовал к Блю-Девилю тайную ненависть, которой оставалось только разразиться в один прекрасный день, тем более что лейтенант каждый раз, когда представлялся случай, нисколько не стеснялся и выказывал ему полнейшее презрение.
Кроме того, злодей с завистью видел ту дружбу и доверие, которые установились так прочно между Бенито Рамиресем и капитаном Кильдом.
В продолжение некоторого времени капитан не оказывал Линго доверия, к которому последний привык. Злодей чувствовал, что его подозревают; он понимал, что его положение около капитана и лейтенанта становилось все более и более затруднительным.
С другой стороны, он знал о своей нечистой совести.
Такой человек, как он, всегда имеет, в чем упрекнуть себя.
Бандит создал план, чтобы покинуть своих товарищей и отправиться искать приключений, но он не хотел уехать с пустыми руками, не отомстив за оскорбления, которые, как он себе воображал, ему нанесли.
Итак, мы сказали, длинный разговор проводника с лейтенантом пробудил в нем ненависть.
Во время двух посещений, сделанных Бенито Рамиресем в лагерь вечером, двое людей опять беседовали друг с другом с оживлением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50