Ваконда сделал его кожу черной, как кожу моего брата красной, а мою — белой. Все братья этого человека — такого же, как он, цвета, так хотел Великий Дух, чтобы им не смешиваться с краснокожими и бледнолицыми. Пусть брат мой взглянет на свою бизонью шкуру, он увидит, что на ней нет ни малейшего черного пятнышка.
— О-о-а! — произнес индеец, опуская голову, как человек, очутившийся пред неразрешимой задачей. — Ваконда все может сделать.
Он машинально повиновался охотнику и бросил рассеянный взгляд на полу своей одежды, которую не успел еще опустить.
— Отныне, вождь, — продолжал Транкиль, — считайте этого человека своим другом и относитесь к нему так же, как и ко мне. Я вам буду за это весьма обязан.
— Слова моего брата звучат в моих ушах подобно пению соловья, — отвечал он. — Черный Олень — вождь в своем племени, язык его чужд лицемерия, и слова, произносимые им, правдивы, ибо исходят из сердца. Черное Лицо займет место у костра совета пауни, так как с настоящего времени он друг вождя.
Квониам поклонился индейцу и ответил горячим пожатием руки.
— Я только бедный негр, — сказал он, — но сердце мое чисто и в жилах моих так же течет красная кровь, как если бы я был белым или индейцем. Вы оба имеете право на мою жизнь, я с радостью положу ее за вас.
После этих взаимных уверений в дружбе все трое уселись на землю и приступили к ужину.
Вследствие утренних волнений у охотников разыгрался сильнейший аппетит. Они отдали должное бизоньему горбу, который был уничтожен почти целиком после их повторных усилий, и запили его несколькими рогами воды с ромом, небольшой запас которого был у Транкиля в фляжке, помещавшейся за поясом.
Покончив с обедом, они закурили трубки, и каждый принялся молчаливо дымить с той серьезностью, которая вообще свойственна людям, живущим в лесу.
Выкурив свою трубку, вождь вытряхнул пепел на ладонь левой руки, заткнул трубку за пояс и, обращаясь к Транкилю, произнес:
— Угодно ли моим братьям держать совет?
— Да, — отвечал канадец. — Когда я расстался с вами на Верхней Миссури, в конце июля, вы назначили мне свидание у бухты Упавшего Дуба, на Оленьей реке, десятого сентября, за два часа до захода солнца. Оба мы явились; теперь я жду, чтобы вы объяснили мне, вождь, для какой цели вы назначили мне это свидание.
— Мой брат прав, Черный Олень объяснит.
После этих слов лицо индейца омрачилось, он глубоко задумался, а его спутники терпеливо ожидали, когда он начнет свою речь.
Наконец, почти через четверть часа, вождь несколько раз провел рукою по лбу, поднял голову, бросил вокруг себя пытливый взгляд и стал говорить тихим и сдержанным голосом, как будто опасаясь, что даже в этом безлюдном месте его слова могут достичь вражеских ушей.
— Мой брат знает меня с детства, — сказал он, — так как его воспитали вожди нашего племени. Поэтому я ничего не скажу ему о себе. Великий бледнолицый охотник носит в своей груди сердце индейца. Черный Олень будет говорить с ним как брат с братом. Три месяца тому назад вождь охотился со своим другом за оленем и ланью в прериях по реке Миссури, как вдруг во весь опор прискакал охотник-пауни, отвел вождя в сторону и долгое время разговаривал с ним наедине. Помнит мой брат об этом?
— Конечно, вождь, я помню, что после продолжительного разговора Голубая Лисица, как звали этого пауни, уехал столь же быстро, как и приехал, а мой брат, бывший до того времени веселым и радостным, внезапно опечалился. Несмотря на мои расспросы, он не хотел объяснить мне причины своей внезапной грусти, а на следующее утро простился со мной, назначив мне на сегодня свидание на этом месте.
— Да, — ответил индеец, — все верно. Теперь я поведаю моему брату о том, чего я не мог тогда ему рассказать.
— Я слушаю, — отвечал охотник, наклоняя голову. — Я только боюсь, что брат мой сообщит мне лишь дурные вести.
— Брат мой увидит, — сказал Черный Олень. — Вот известия, принесенные мне Голубою Лисицей.
И Черный Олень начал рассказ:
«Однажды некий бледнолицый из страны Длинных Ножей явился на берег Оленьей реки, где было расположено селение пауни-змей, в сопровождении тридцати бледнолицых воинов, нескольких женщин и повозок, запряженных красными бизонами без горба и гривы. Этот бледнолицый остановился на расстоянии двух полетов стрелы от селения моего племени, стоявшего на другом берегу, развел костры и расположился лагерем.
Отец мой, как известно моему брату, был самым главным из вождей племени змей. Он сел на лошадь, переправился в сопровождении нескольких воинов через реку и явился к иностранцу поздравить его с благополучным прибытием на земли охоты нашего племени и предложить ему свежее мясо, в котором он мог иметь нужду.
Этот бледнолицый был человек высокого роста, лицо его было грубо, волосы серебрились от старости. Он засмеялся в ответ на слова моего отца и спросил его:
— Вы вождь краснокожих из этой деревни?
— Да, — сказал мой отец.
Тогда бледнолицый достал из своей одежды большой лист бумаги, на котором были нарисованы странные фигуры, и, показывая его моему отцу, сказал:
— Ваш бледнолицый дед, президент Соединенных Штатов, отдал мне в собственность все земли, простирающиеся от холма Падения Антилопы до озера Бизонов. А вот, — добавил он, ударяя ладонью своей руки по листу, — акт, подтверждающий мои права.
Мой отец мой и воины принялись смеяться.
— Наш бледнолицый дед, — ответил мой отец, — не может дарить того, что ему не принадлежит. Земля, о которой вы говорите, это земли охоты моего племени с тех пор, как великая черепаха вышла из морских недр, чтобы поддерживать мир на своей чешуе.
— Я не желаю слушать ваших объяснений, — возразил бледнолицый. — Я знаю только то, что земля эта уступлена мне и что, в случае вашего несогласия удалиться и добровольно предоставить ее в мое пользование, я сумею вас к этому принудить.»
— Да, — перебил Транкиль, — вот образ действия этих людей — убийство и разбой.
— Мой отец, — продолжал индеец, — удалился, уступая этой угрозе. Воины немедленно вооружились, а женщины укрылись в пещеру, и племя приготовилось оказать сопротивление. На другой день рано утром бледнолицые переправились через реку и напали на селение. Сражение было жарким и длилось долгое время, оно продолжалось от восхода солнца до его заката. Но какое сопротивление могли оказать бедные индейцы бледнолицым, вооруженным ружьями? Они были разбиты и вынуждены обратиться в бегство. Спустя два часа их селение было превращено в пепел, а кости их предков выброшены на все четыре стороны. Отец мой пал в схватке.
— О! — горестно произнес канадец.
— Это еще не все, — добавил вождь, — бледнолицые Разыскали пещеру, где укрывались наши женщины, которые и были все, или почти все, потому что десяти или двенадцати из них удалось с детьми спастись бегством, с полнейшим хладнокровием перебиты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
— О-о-а! — произнес индеец, опуская голову, как человек, очутившийся пред неразрешимой задачей. — Ваконда все может сделать.
Он машинально повиновался охотнику и бросил рассеянный взгляд на полу своей одежды, которую не успел еще опустить.
— Отныне, вождь, — продолжал Транкиль, — считайте этого человека своим другом и относитесь к нему так же, как и ко мне. Я вам буду за это весьма обязан.
— Слова моего брата звучат в моих ушах подобно пению соловья, — отвечал он. — Черный Олень — вождь в своем племени, язык его чужд лицемерия, и слова, произносимые им, правдивы, ибо исходят из сердца. Черное Лицо займет место у костра совета пауни, так как с настоящего времени он друг вождя.
Квониам поклонился индейцу и ответил горячим пожатием руки.
— Я только бедный негр, — сказал он, — но сердце мое чисто и в жилах моих так же течет красная кровь, как если бы я был белым или индейцем. Вы оба имеете право на мою жизнь, я с радостью положу ее за вас.
После этих взаимных уверений в дружбе все трое уселись на землю и приступили к ужину.
Вследствие утренних волнений у охотников разыгрался сильнейший аппетит. Они отдали должное бизоньему горбу, который был уничтожен почти целиком после их повторных усилий, и запили его несколькими рогами воды с ромом, небольшой запас которого был у Транкиля в фляжке, помещавшейся за поясом.
Покончив с обедом, они закурили трубки, и каждый принялся молчаливо дымить с той серьезностью, которая вообще свойственна людям, живущим в лесу.
Выкурив свою трубку, вождь вытряхнул пепел на ладонь левой руки, заткнул трубку за пояс и, обращаясь к Транкилю, произнес:
— Угодно ли моим братьям держать совет?
— Да, — отвечал канадец. — Когда я расстался с вами на Верхней Миссури, в конце июля, вы назначили мне свидание у бухты Упавшего Дуба, на Оленьей реке, десятого сентября, за два часа до захода солнца. Оба мы явились; теперь я жду, чтобы вы объяснили мне, вождь, для какой цели вы назначили мне это свидание.
— Мой брат прав, Черный Олень объяснит.
После этих слов лицо индейца омрачилось, он глубоко задумался, а его спутники терпеливо ожидали, когда он начнет свою речь.
Наконец, почти через четверть часа, вождь несколько раз провел рукою по лбу, поднял голову, бросил вокруг себя пытливый взгляд и стал говорить тихим и сдержанным голосом, как будто опасаясь, что даже в этом безлюдном месте его слова могут достичь вражеских ушей.
— Мой брат знает меня с детства, — сказал он, — так как его воспитали вожди нашего племени. Поэтому я ничего не скажу ему о себе. Великий бледнолицый охотник носит в своей груди сердце индейца. Черный Олень будет говорить с ним как брат с братом. Три месяца тому назад вождь охотился со своим другом за оленем и ланью в прериях по реке Миссури, как вдруг во весь опор прискакал охотник-пауни, отвел вождя в сторону и долгое время разговаривал с ним наедине. Помнит мой брат об этом?
— Конечно, вождь, я помню, что после продолжительного разговора Голубая Лисица, как звали этого пауни, уехал столь же быстро, как и приехал, а мой брат, бывший до того времени веселым и радостным, внезапно опечалился. Несмотря на мои расспросы, он не хотел объяснить мне причины своей внезапной грусти, а на следующее утро простился со мной, назначив мне на сегодня свидание на этом месте.
— Да, — ответил индеец, — все верно. Теперь я поведаю моему брату о том, чего я не мог тогда ему рассказать.
— Я слушаю, — отвечал охотник, наклоняя голову. — Я только боюсь, что брат мой сообщит мне лишь дурные вести.
— Брат мой увидит, — сказал Черный Олень. — Вот известия, принесенные мне Голубою Лисицей.
И Черный Олень начал рассказ:
«Однажды некий бледнолицый из страны Длинных Ножей явился на берег Оленьей реки, где было расположено селение пауни-змей, в сопровождении тридцати бледнолицых воинов, нескольких женщин и повозок, запряженных красными бизонами без горба и гривы. Этот бледнолицый остановился на расстоянии двух полетов стрелы от селения моего племени, стоявшего на другом берегу, развел костры и расположился лагерем.
Отец мой, как известно моему брату, был самым главным из вождей племени змей. Он сел на лошадь, переправился в сопровождении нескольких воинов через реку и явился к иностранцу поздравить его с благополучным прибытием на земли охоты нашего племени и предложить ему свежее мясо, в котором он мог иметь нужду.
Этот бледнолицый был человек высокого роста, лицо его было грубо, волосы серебрились от старости. Он засмеялся в ответ на слова моего отца и спросил его:
— Вы вождь краснокожих из этой деревни?
— Да, — сказал мой отец.
Тогда бледнолицый достал из своей одежды большой лист бумаги, на котором были нарисованы странные фигуры, и, показывая его моему отцу, сказал:
— Ваш бледнолицый дед, президент Соединенных Штатов, отдал мне в собственность все земли, простирающиеся от холма Падения Антилопы до озера Бизонов. А вот, — добавил он, ударяя ладонью своей руки по листу, — акт, подтверждающий мои права.
Мой отец мой и воины принялись смеяться.
— Наш бледнолицый дед, — ответил мой отец, — не может дарить того, что ему не принадлежит. Земля, о которой вы говорите, это земли охоты моего племени с тех пор, как великая черепаха вышла из морских недр, чтобы поддерживать мир на своей чешуе.
— Я не желаю слушать ваших объяснений, — возразил бледнолицый. — Я знаю только то, что земля эта уступлена мне и что, в случае вашего несогласия удалиться и добровольно предоставить ее в мое пользование, я сумею вас к этому принудить.»
— Да, — перебил Транкиль, — вот образ действия этих людей — убийство и разбой.
— Мой отец, — продолжал индеец, — удалился, уступая этой угрозе. Воины немедленно вооружились, а женщины укрылись в пещеру, и племя приготовилось оказать сопротивление. На другой день рано утром бледнолицые переправились через реку и напали на селение. Сражение было жарким и длилось долгое время, оно продолжалось от восхода солнца до его заката. Но какое сопротивление могли оказать бедные индейцы бледнолицым, вооруженным ружьями? Они были разбиты и вынуждены обратиться в бегство. Спустя два часа их селение было превращено в пепел, а кости их предков выброшены на все четыре стороны. Отец мой пал в схватке.
— О! — горестно произнес канадец.
— Это еще не все, — добавил вождь, — бледнолицые Разыскали пещеру, где укрывались наши женщины, которые и были все, или почти все, потому что десяти или двенадцати из них удалось с детьми спастись бегством, с полнейшим хладнокровием перебиты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70