Я поклялся ее отцу быть ей преданным. Пусть мой брат Кутонепи даст мне исполнить мой обет.
— Но послушайте, — возразил Валентин настойчиво, — люди эти не имеют никаких прав на вас. Моокапек не ответил, но с решительным видом наклонил голову.
— Клянусь Богом! — воскликнул дон Пабло в волнении.
— Мы не можем покинуть этого человека, забыв все те услуги, которые он оказал нам.
Валентин поник головой и, видимо, размышлял.
— Хорошо, — начал снова Черный Кот. — Орлиное Перо здесь, бледнолицые свободны. Они могут, когда им это будет угодно, возвратиться в свои большие дома, все дороги будут для них открыты — апачи держат свое слово. Пусть корас следует за нами.
Индеец бросил последний взгляд на своих друзей. Глубокий вздох вырвался из его груди, но он с необычайной силой воли подавил в себе душившее его страдание, и лицо его снова приняло обычное невозмутимое выражение. Обернувшись к обоим воинам-апачам, он сказал им твердым голосом:
— Я готов. Пойдемте.
Охотники обменялись друг с другом грустным взглядом, но не сделали ни одного движения, чтобы удержать сашема корасов: они знали, что это было бы бесполезно.
В эту минуту неожиданно появилась донья Клара. Она решительными шагами подошла к индейцу и тронула его за плечо.
— Стойте! — воскликнула она. — Я не хочу, чтобы вы ушли, Моокапек.
Орлиное Перо обернулся так быстро, точно его коснулся электрический ток, и с глубокой признательностью посмотрел на девушку, но тотчас же справившись со своим волнением, он с прежней напускной невозмутимостью тихо сказал ей:
— Я должен идти. Белая Лилия не смеет удерживать меня. Она, вероятно, не знает, что от моего ухода зависит ее спасение.
— Я все слышала, — ответила она с живостью. — Мне известно, какие отвратительные предложения осмелились сделать эти люди и условия, которые они имели дерзость поставить.
— В таком случае, почему же сестра моя желает удержать меня?
— Потому, — энергично воскликнула она, — что условия эти мне не подходят!
— Отлично! Слава Богу! — воскликнул Валентин в восторге. — Вот это решительные слова!
— От имени моего отца приказываю вам, сашем, оставаться здесь, от имени моего отца, который приказал бы вам это сделать.
— Я в этом уверен! — воскликнул дон Пабло. — У моего отца слишком благородное сердце, чтобы он мог согласиться на низость.
Повернувшись после этого к индейским вождям, свидетелям этой сцены, донья Клара продолжала надменным тоном:
— Уходите же отсюда, краснокожие! Вы видите теперь, что все жертвы ускользнули из ваших рук.
— Честь моя требует того, чтобы я удалился, — пробормотал корас нерешительным голосом.
Донья Клара взяла его за руку и, нежно глядя на него, проговорила своим мелодичным голосом:
— Моокапек! Разве вы не знаете, что жертва ваша будет напрасна? Апачи имеют только в виду одну цель: лишить нас нашего преданнейшего защитника, чтобы легче справиться с нами. Апачи очень коварные индейцы. Останьтесь с нами.
Орлиное Перо с минуту колебался.
Оба парламентера напрасно старались прочесть по его лицу волновавшие его чувства.
В течение нескольких секунд между собеседниками царило тяжелое молчание, и можно было слышать биение сердец в груди этих людей.
Наконец сашем корасов поднял голову и напряженным голосом ответил:
— Вы этого требуете. Я остаюсь. После этого он повернулся к индейцам, ожидавшим его с плохо скрываемым нетерпением.
— Уходите, — твердо сказал он им, — возвратитесь в лагерь вашего племени. Скажите вашим братьям, которые никогда не были моими братьями, но которые тем не менее иногда оказывали мне радушное гостеприимство, что Моокапек, великий сашем корасов, возвращает себе свободу; что он отныне отказывается от огня и воды их селений, что он не желает иметь с ними ничего общего и что если собаки-апачи будут бродить вокруг него и искать его, они всегда найдут его готовым встретиться с ними лицом к лицу на поле сражения. Я сказал.
Индейцы-бизоны выслушали его с тем спокойствием, которое никогда не покидает индейцев.
Ни один мускул не дрогнул на их лицах.
Когда воин-корас перестал говорить, Черный Кот пристально посмотрел на него и ответил ему холодно и жестко.
— Я слышал, как каркает ворона. Племя корасов — трусливые женщины, которым воины-апачи дадут юбки. Моокапек — собака прерий, солнечный свет ослепляет его глаза. Он выкопает свою последнюю нору вместе с кроликами-бледнолицыми. Мое племя больше не хочет знать его.
Орлиное Перо в ответ на весь этот поток оскорблений только пожал плечами.
— Я ухожу, — сказал Черный Кот. — Прежде чем сова прокричит свой привет восходящему солнцу, волосы бледнолицых будут привязаны к моему поясу.
— И молодые люди нашего племени, — добавил другой индеец, — сделают боевые свистки из костей бледнолицых воров.
— Прекрасно! — насмешливо возразил на это Валентин. — Попытайтесь. Мы готовы принять вас, и наши ружья стреляют на довольно далекое расстояние.
— Бледнолицые — тявкающие и воющие собаки, — добавил Черный Кот. — Я скоро возвращусь.
— Тем лучше, — сказал Валентин. — А теперь, так как, я полагаю, нам нечего больше сказать друг другу, мне кажется, вам пора возвратиться к вашим друзьям, которые, вероятно, уже беспокоятся о вашем долгом отсутствии.
Черный Кот сделал гневное движение, услышав эту последнюю насмешку, но, затаив в своем сердце душившую его злобу, гордо запахнулся в свой бизоний плащ, вошел вместе со своим спутником на плот, и оба они быстро отчалили от берега острова.
ГЛАВА XVI Солнечный Луч
Положение беглецов было отчаянным. Как их и предупреждали посланцы, число индейских воинов возрастало с каждой минутой. Они расположились лагерем по обе стороны реки, что отчетливо было видно с острова благодаря зажженным в лагере многочисленным бивачным кострам.
Тем не менее день прошел, а индейцы не пошли в атаку на беглецов и никакое событие не нарушало покоя охотников до следующей полуночи. В это время сумрак был очень густ, на небе не видно было ни одной звезды, и луна, покрытая тучами, лишь изредка, с большими промежутками показывала свой бледный и туманный лик. Рио-Хилу, как это всегда бывает в это время года, заволок густой туман, в котором исчезли даже ее берега, и огни костров апачей также потонули в нем.
Охотники, усевшись в кружок, хранили молчание. Каждый из них был погружен в печальные размышления, тяжелым гнетом лежавшие на сердце.
Вдруг в ночной тишине раздался неясный звук, похожий на удары весла по воде.
— Что бы это значило? — сказал Валентин. — Не хотят ли апачи совершить на нас неожиданное нападение?
— Посмотрим, — сказал на это дон Пабло. Все пятеро встали и тихо, ползком, как змеи, пробрались в кустарники в том направлении, откуда послышался шум, обративший на себя их внимание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
— Но послушайте, — возразил Валентин настойчиво, — люди эти не имеют никаких прав на вас. Моокапек не ответил, но с решительным видом наклонил голову.
— Клянусь Богом! — воскликнул дон Пабло в волнении.
— Мы не можем покинуть этого человека, забыв все те услуги, которые он оказал нам.
Валентин поник головой и, видимо, размышлял.
— Хорошо, — начал снова Черный Кот. — Орлиное Перо здесь, бледнолицые свободны. Они могут, когда им это будет угодно, возвратиться в свои большие дома, все дороги будут для них открыты — апачи держат свое слово. Пусть корас следует за нами.
Индеец бросил последний взгляд на своих друзей. Глубокий вздох вырвался из его груди, но он с необычайной силой воли подавил в себе душившее его страдание, и лицо его снова приняло обычное невозмутимое выражение. Обернувшись к обоим воинам-апачам, он сказал им твердым голосом:
— Я готов. Пойдемте.
Охотники обменялись друг с другом грустным взглядом, но не сделали ни одного движения, чтобы удержать сашема корасов: они знали, что это было бы бесполезно.
В эту минуту неожиданно появилась донья Клара. Она решительными шагами подошла к индейцу и тронула его за плечо.
— Стойте! — воскликнула она. — Я не хочу, чтобы вы ушли, Моокапек.
Орлиное Перо обернулся так быстро, точно его коснулся электрический ток, и с глубокой признательностью посмотрел на девушку, но тотчас же справившись со своим волнением, он с прежней напускной невозмутимостью тихо сказал ей:
— Я должен идти. Белая Лилия не смеет удерживать меня. Она, вероятно, не знает, что от моего ухода зависит ее спасение.
— Я все слышала, — ответила она с живостью. — Мне известно, какие отвратительные предложения осмелились сделать эти люди и условия, которые они имели дерзость поставить.
— В таком случае, почему же сестра моя желает удержать меня?
— Потому, — энергично воскликнула она, — что условия эти мне не подходят!
— Отлично! Слава Богу! — воскликнул Валентин в восторге. — Вот это решительные слова!
— От имени моего отца приказываю вам, сашем, оставаться здесь, от имени моего отца, который приказал бы вам это сделать.
— Я в этом уверен! — воскликнул дон Пабло. — У моего отца слишком благородное сердце, чтобы он мог согласиться на низость.
Повернувшись после этого к индейским вождям, свидетелям этой сцены, донья Клара продолжала надменным тоном:
— Уходите же отсюда, краснокожие! Вы видите теперь, что все жертвы ускользнули из ваших рук.
— Честь моя требует того, чтобы я удалился, — пробормотал корас нерешительным голосом.
Донья Клара взяла его за руку и, нежно глядя на него, проговорила своим мелодичным голосом:
— Моокапек! Разве вы не знаете, что жертва ваша будет напрасна? Апачи имеют только в виду одну цель: лишить нас нашего преданнейшего защитника, чтобы легче справиться с нами. Апачи очень коварные индейцы. Останьтесь с нами.
Орлиное Перо с минуту колебался.
Оба парламентера напрасно старались прочесть по его лицу волновавшие его чувства.
В течение нескольких секунд между собеседниками царило тяжелое молчание, и можно было слышать биение сердец в груди этих людей.
Наконец сашем корасов поднял голову и напряженным голосом ответил:
— Вы этого требуете. Я остаюсь. После этого он повернулся к индейцам, ожидавшим его с плохо скрываемым нетерпением.
— Уходите, — твердо сказал он им, — возвратитесь в лагерь вашего племени. Скажите вашим братьям, которые никогда не были моими братьями, но которые тем не менее иногда оказывали мне радушное гостеприимство, что Моокапек, великий сашем корасов, возвращает себе свободу; что он отныне отказывается от огня и воды их селений, что он не желает иметь с ними ничего общего и что если собаки-апачи будут бродить вокруг него и искать его, они всегда найдут его готовым встретиться с ними лицом к лицу на поле сражения. Я сказал.
Индейцы-бизоны выслушали его с тем спокойствием, которое никогда не покидает индейцев.
Ни один мускул не дрогнул на их лицах.
Когда воин-корас перестал говорить, Черный Кот пристально посмотрел на него и ответил ему холодно и жестко.
— Я слышал, как каркает ворона. Племя корасов — трусливые женщины, которым воины-апачи дадут юбки. Моокапек — собака прерий, солнечный свет ослепляет его глаза. Он выкопает свою последнюю нору вместе с кроликами-бледнолицыми. Мое племя больше не хочет знать его.
Орлиное Перо в ответ на весь этот поток оскорблений только пожал плечами.
— Я ухожу, — сказал Черный Кот. — Прежде чем сова прокричит свой привет восходящему солнцу, волосы бледнолицых будут привязаны к моему поясу.
— И молодые люди нашего племени, — добавил другой индеец, — сделают боевые свистки из костей бледнолицых воров.
— Прекрасно! — насмешливо возразил на это Валентин. — Попытайтесь. Мы готовы принять вас, и наши ружья стреляют на довольно далекое расстояние.
— Бледнолицые — тявкающие и воющие собаки, — добавил Черный Кот. — Я скоро возвращусь.
— Тем лучше, — сказал Валентин. — А теперь, так как, я полагаю, нам нечего больше сказать друг другу, мне кажется, вам пора возвратиться к вашим друзьям, которые, вероятно, уже беспокоятся о вашем долгом отсутствии.
Черный Кот сделал гневное движение, услышав эту последнюю насмешку, но, затаив в своем сердце душившую его злобу, гордо запахнулся в свой бизоний плащ, вошел вместе со своим спутником на плот, и оба они быстро отчалили от берега острова.
ГЛАВА XVI Солнечный Луч
Положение беглецов было отчаянным. Как их и предупреждали посланцы, число индейских воинов возрастало с каждой минутой. Они расположились лагерем по обе стороны реки, что отчетливо было видно с острова благодаря зажженным в лагере многочисленным бивачным кострам.
Тем не менее день прошел, а индейцы не пошли в атаку на беглецов и никакое событие не нарушало покоя охотников до следующей полуночи. В это время сумрак был очень густ, на небе не видно было ни одной звезды, и луна, покрытая тучами, лишь изредка, с большими промежутками показывала свой бледный и туманный лик. Рио-Хилу, как это всегда бывает в это время года, заволок густой туман, в котором исчезли даже ее берега, и огни костров апачей также потонули в нем.
Охотники, усевшись в кружок, хранили молчание. Каждый из них был погружен в печальные размышления, тяжелым гнетом лежавшие на сердце.
Вдруг в ночной тишине раздался неясный звук, похожий на удары весла по воде.
— Что бы это значило? — сказал Валентин. — Не хотят ли апачи совершить на нас неожиданное нападение?
— Посмотрим, — сказал на это дон Пабло. Все пятеро встали и тихо, ползком, как змеи, пробрались в кустарники в том направлении, откуда послышался шум, обративший на себя их внимание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64