– Теперь ты убедился, – сказал Ясновидец, глядя на всю эту неразбериху, на эту игру в невидимки, – в правоте другого мудреца, хотя многие ученые над ним трунили и насмехались.
– Что же говорил этот стоик?
– Что на самом деле предметы не имеют цвета, что зеленое не зеленое, красное не красное, все зависит от расположения поверхностей и от освещения.
– Странный парадокс! – сказал Критило.
На что Зрящий:
– Так знай же – это сама истина. Ведь каждый день можно услышать, как об одной и той же вещи один говорит «белая», другой – «черная». Каждый наделяет ее тем цветом, какой видит или ненавидит, согласно не ее натуре, а своей дури. Получается, суть вещей в том, как на них смотрят, – чем восхищался Рим, над тем потешалась Греция. Большинство людей – красильщики, они придают выгодный для них цвет любому делу, деянию, предприятию, событию. Всяк твердит на свой лад – как полюбится, так покажется. Каждый о ярмарке рассказывает так, как ему там повезло. Цвет любовью дается. Посему приглядывайся не только к предмету, который хвалят или хулят, но и к тому, кто хвалит или хулит.
– Вот, оказывается, в чем причина, что с часу на час меняется и цена вещей и их цвет! Как же тогда установить истинность того, что говорят, что утверждают, в чем убеждают?
– В том-то и наваждение – не так просто что-либо установить точно. Тут не обойтись без науки рассуждения, даже угадывания. И не потому, что с тобой говорят на чужом языке, нет, из-за нарочитых оттенков в голосе и искусно проглатываемых слов, слышишь сущую галиматью.
Были там и люди, что невидимы становились лишь по временам, в те дни, когда в них более всего нужда, – в беде, в болезни, в плену, в час, когда ищешь поручителя. За сто лиг чуяли они беду и убегали еще на сотню, но минует буря, и они тут как тут – по примеру Сантельмо . В час обеда они на виду, особенно коль учуют вскормленного молоком каплуна, пикник, вечеринку, раздачу картежного выигрыша, – тут от них не отвязаться; куда ни скройся, увидишь рядом с собою этакого прихлебателя и прихвостня.
– Наверное, они, – говорил Критило, – те самые полуденные бесы , что весь день держатся в тени, зато в час обеда объедают нас до косточек. Когда в них нужда, прячутся, а когда не нужны, являются.
Критило и его спутник услышали лепет Андренио – самого-то не видно было, он, войдя сюда, также сделался невидим, пошлое и безвкусное волшебство пришлось ему по вкусу. Критило огорчился, что не может найти его, не видит, какого он цвета, на каком свете, – здесь все притворялись, будто ни с кем не знакомы, жульничество не любит играть в открытую. Сын скрывался от отца, жена – от мужа, друг не открывался лучшему другу. Никто не был искренен, даже с наперсником. Больше всего ненавидели свет – одни из лицемерия, другие из политичности, порочности или коварства. Критило сокрушался, что никак не может отыскать милого своего Андренио, не в силах разоблачить темный его образ жизни.
– Ну, какой толк, – жаловался он своему зоркому спутнику, – быть всю жизнь ясновидцем, коль в нужную минуту это не помогает? Что будем делать, если даже ты не проникнешь в эту тайну?
Но тот утешил Критило, пообещав вскоре обнаружить Андренио и разрушить колдовское наваждение. А ежели кто пожелает узнать, как он это сделал, и захочет научиться расколдовывать дома и людей – что может весьма пригодиться и прибыль принести, – пусть запасется терпением и стойкостью, дабы прочитать следующий кризис.
Кризис VI. Знание на престоле
Любой учитель может стать учеником; любую красавицу может превзойти другая. Само солнце признает, что его превосходит жук, ибо. он живой. А человека превосходят многие: в зоркости – рысь; в чуткости слуха – олень; в быстроте – лань; в обонянии – собака; в остроте вкуса – обезьяна; в живучести – феникс. Однако среди всех этих преимуществ человек более всего позавидовал способности жевать жвачку; глядя на неких скотов, мы ею восхищаемся, а подражать не можем.
– Вот чудесное свойство! – говорил человек. – Проглотил что-то полупрожеванным, можешь еще разок пожевать; слопал впопыхах, можешь потом спокойно обработать.
Способность эта казалась человеку чрезвычайно важной (в чем он не обманывался), ибо доставляет и удовольствие, и пользу. И так ему захотелось ее, что, сказывают, обратился с прошением к Верховному Мастеру: дескать, поелику, он, человек, создан как венец всех совершенств, да будет благоугодно Творцу не лишать его и этой способности, которую он, человек, будет столь же высоко ценить, сколь горячо желает. В божественной консистории прошение рассмотрели, и ответ гласил: сей дар, о коем он ходатайствует, был ему пожалован с самого его, человека, рождения. Ответ привел человека в замешательство: как сие возможно, вопросил он, ежели он, человек, никогда в себе такой способности не замечал и ею не пользовался. Ему снова ответили: да будет ему известно, что он наделен способностью еще более ценной – пережевывать пищу не телесную, что поддерживает плоть, но духовную, что питает дух; пусть же возвысит помыслы свои и поймет, что его питание – знание, его корм – благородные науки; пусть извергает знания из закоулков памяти и передает их разуму; пусть усердно пережевывает то, что глотал без разбора, без размышленья; пусть повторяет не торопясь то, что усвоил быстро. Да, пусть думает, размышляет, вникает, углубляет да взвешивает, прикидывает да умом раскидывает и раз и два, соображает, что говорить, и того прилежней – как поступить. Так что его, человека, жвачка – это многократное размышление, жить он должен разумом и рассуждением.
Так Ясновидец наставлял Критило, когда тот впал в отчаяние, что никак не удается найти исчезнувшего Андренио.
– Не горюй, – говорил Ясновидец, – ведь, подумав, мы нашли вход в это колдовское царство, а подумав еще раз, найдем и выход.
Стал он размышлять, и вдруг открылась щель, чрез которую проник луч света, проблеск истины И в тот же миг, как забрезжило сияние света – о, чудо!. – вся громада сумятицы и смятения рухнула – при свете дня плутни видны До дна. Чары сгинули, всескрывающие стены пали – все стало ясно и явно. Люди увидели друг друга, увидели лица, увидели руки, которые, бросив камень, прятались. Поведение каждого стало очевидно. Воссиял свет прозрения – и рассеялась тьма притворства. Но увы, большинство людей привержено обману, особливо когда обманом кормятся, и едва они поняли, что рухнула их крепость, пошлый сей Вавилон, что отнят у них способ жить ложью, что не удастся, как прежде, садиться за накрытый стол с чистыми руками да с нечистой честью, – тотчас востосковали они по сладкой жизни и по дорогим даровым нарядам от лучшего портного – хоть даром бери, лишь кланяйся пониже. И разъярившись на того, что причинил такое зло, накинулись люди на Ясновидца, обличителя их плутней, обзывая его врагом всенародным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204