Сеньковский хотел выбраться как раз на эту хорошо раскатанную дорогу, сбросить там маскхалаты и идти прямо в город. Документы у них были прочные, подлинные, взятые у советских военнослужащих, попавших в плен.
Сеньковский и за ним Есипов уверенно вышли к кустарнику и взяли правее, чтобы по прямой достичь сначала железной дороги, а затем и шоссе. Метрах в десяти от железнодорожного полотна, когда присели в снег перед броском через насыпь, они услышали русскую речь.
— С той стороны снег рыхлый, по пояс, — сказал негромко сиплый голос.
— Ничего, на лыжах пройдем, — отозвался молодой басок.
Сеньковский и Есипов слышали, как поскрипывали лыжи, как дышали люди. Им казалось, что идут прямо на них. Сеньковский сунул руку за пазуху и вытащил гранату.
— Как кину, беги назад, — шепнул он в ухо Есипову и стал зубами вытаскивать чеку. Но не вытащил, замер, прислушиваясь, — лыжники явно уходили в сторону.
— Бог все-таки есть, — тихо сказал Сеньковский и, пряча гранату, встал: — Пошли…
Когда они, подобрав полы маскхалатов, взбежали на железнодорожную насыпь и, не задерживаясь, ринулись в снег по другую ее сторону, где-то невдалеке прострочила длинная автоматная очередь.
— Шевелись, земляк, шевелись, — шипел Сеньковский. Пригнувшись к земле, он бежал легко и быстро, а Есипов, норовя попасть в след проводника, то и дело глубоко проваливался.
Подобравшись к дороге, они легли в снег, сняли маскхалаты и закопали их. Потом минут пятнадцать наблюдали за дорогой. Никакого движения не было.
— Выходим спокойно, не торопясь, как у себя дома, — сказал Сеньковский, вставая. Он отряхнул с себя снег и, не оглянувшись на Есипова, пошел.
В кювете на боку лежала разбитая автомашина. С одной стороны на нее намело сугроб, а с подветренной образовалась снежная пещера. Здесь они в последний раз присели на корточки и, убедившись еще раз, что дорога безлюдна, вышли. И тотчас услышали:
— Руки вверх! — На другой стороне дороги стояли двое с автоматами.
Сеньковский сунул руку за пазуху, но короткая очередь из автомата подрезала ему ноги, и он, матерно ругаясь, повалился на дорогу. Есипов отпрыгнул в снег и бросился бежать, но натолкнулся на солдата, тот резким ударом в подбородок сшиб его с ног, сел ему на спину и выкрутил руки.
Есипова вытащили на дорогу, где лежал и стонал его проводник.
— Куда его? — спросил молоденький лейтенант в длинной шинели.
— В ногу, ниже колена, — ответил кто-то, сидевший на корточках возле проводника.
— Я б его не тронул, но он в карман полез, а там у него, товарищ лейтенант, лимонка была, — будто оправдываясь, сказал кто-то стоявший поодаль.
— Глаз у тебя, Казанцев, острый, гранату под полой разглядел. Молодец. А тронул ты его по-божески, мог бы и насмерть, никто бы не взыскал.
— Вы же сами говорили — живьем брать…
— Молодец, Казанцев…
Подъехала полуторка. Есипова посадили в кузов, спиной к шоферской кабине, рядом с ним устроился солдат Казанцев. Сеньковского положили на брезент, и возле него тоже сел солдат. Лейтенант крикнул: «Поехали!» — и уже на ходу вскочил в кабину.
Есипова допрашивали этой же ночью в особом отделе армии, который размещался в подвальном этаже жилого дома. Низкорослый лобастый майор, поднятый с постели, был в мятой, нескладной гимнастерке и меховом жилете, который не сходился у него на груди и животе, волосы его торчали клочьями, он жутко хотел спать, и ему стоило усилий сосредоточиться.
— Скажите, пожалуйста, вашу настоящую фамилию, имя и отчество. — в третий раз вежливо попросил майор.
— Кроме того, что вы узнали из моих документов, я ничего не скажу.
Майор начал писать, его меховая жилетка взъехала ему на затылок, и он сердито ее одернул. Переписав данные с документа, он отодвинул бумаги:
— Может, поговорим просто так?
Есипов пристально, не моргая, смотрел на майора:
— Можете приступать, но учтите, что я не из тех, кто меняет убеждения от мордобития или еще от чего-нибудь в этом роде.
Майор мотнул головой, и из глаз его окончательно исчезло сонное выражение.
— Расскажите, каковы ваши убеждения? — сказал он и сразу спросил: — Или они тоже не подлежат огласке?
Есипов медленно повернул голову.
— Извольте. Я считаю вашу революцию и вашу власть преступным насилием над Россией и русским народом, — ответил он.
— И уверены, что Гитлер вернет России царя-батюшку?
— Царя необязательно, — флегматично возразил Есипов. — От монархии как формы государственного правления человечество ушло вперед.
— Ну что ж, от монархии вы отреклись, это уже кое-что… — устало сказал майор. — А там недалеко и до признания Советской власти.
Есипов молчал, только на его бесстрастном лице подрагивал бугорок под глазом.
— Судя по тому, что ваше оснащение состояло из одного пистолета и денег, — ровным, усталым голосом продолжал майор, — ваша задача носила характер организационный. И есть основание предполагать, что как раз вы и собирались организовать свержение Советской власти. Это так?
Есипов молчал, не мигая, смотрел на орден майора.
— Хотел бы договориться… — продолжал майор. — Как профессионал с профессионалом. Я работник армейской контрразведки, и, если ваше задание не касалось дел моего участка фронта, мне не хотелось бы зря тратить на вас время.
— Неужели вы верите, что выстоите перед натиском немецких армий? — вдруг спросил Есипов, подняв голову.
— Абсолютно! — ответил майор, и подобие улыбки мелькнуло на его сером лице. — Более того, мы уверены, что свернем шею Гитлеру… в свой час, конечно.
Есипов отрицательно повел головой, в его узких глазах появился насмешливый блеск.
Майор ждал.
— Ясно, что вы шли не ко мне, — продолжал он. — С вашими убеждениями и тем более с вашими деньгами в наших окопах делать нечего. У меня свои дела. Хотите что-нибудь заявить?
Есипов молчал, в его внимательных глазах пропала насмешка.
— Куда же вы меня отправите? В штаб Духонина? — спросил он.
— Простите, не понял. — Майор был молодой и не знал, что в гражданскую войну штабом Духонина именовался расстрел. Он терпеливо объяснил: — Я отправлю вас дальше, в тыл. Хотя это понятие в нашем городе более чем относительно.
У Сеньковского была раздроблена кость. Когда хирург расчищал рану, проводник потерял сознание и очнулся уже в палате.
— Не отрезали? — спросил он.
— Целый, целый, — ответила сестра. — Не ерзай!
В палате Сеньковского уже ждали особисты — майор, который только что допрашивал Есипова, и старший лейтенант Горяинов. Они сели по бокам около его постели, старший лейтенант положил на колени папку с бумагой, приготовился вести протокол.
— Назовите свою фамилию, — начал майор.
— Сеньковский… Михаил Сеньковский, — ответил проводник. Он хотел приподнять голову, но это ему не удалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79