Чтобы их не будили, билеты засунуты за ленты шляп. Дэн ходил по вагонам и проверял голубые и розовые карточки. Кошачьим неслышным движением он выхватывал их из-за лент и таким же неслышным, а то и незаметным взмахом руки лишал пассажиров и кое-чего другого. Мало ли что торчит из карманов заспавшегося фермера. Дэн показывал мне брелоки, бумажники, дорогие носовые платки, расчески.
Еще Дэн разносил по вагонам газеты, журналы, книги. Продавал игрушки, сюрпризы и пробовал страховать. На остановках Дэн кричал своим звучным голосом: «Двадцать минут на обед!» Или: «Пятнадцать минут на ужин!»
Я тогда катался зайцем на поездах. Кондукторы и контролеры любят «гонять дармоедов», ловить тех, кто едет бесплатно. Они знают все места, где можно прятаться. В переходах между вагонами, на крышах, под вагонами, где между осями можно пристроить доску. Там всего опасней, но и за такую езду любой рельсовик, если поймает, требует десять центов за перегон.
Колокольчик Дэн возил меня бесплатно. Даже устраивал в свое купе, поил чаем и рассказывал разные истории. Дэн любил прибавлять: «Люблю романтику железных дорог».
«Романтика железных дорог» и подвела Дэна. Когда я встретил его в Джексоне, на нем лица не было. Под глазами синяки, губы разбиты. Влип в какую-то историю. Во всяком случае, его с позором выгнали из контролеров.
Дэн быстро пришел в себя. Теперь его уже звали Попрыгунчиком. Он превратился в настоящего хобо, беззаботного бродяжку-чернорабочего. Везде хобо ссорится с нанимателем, работать старается поменьше, спать и есть побольше, но последнего ему всегда не хватает.
Дэн опекал меня и в Джексоне. Раза два он вмешивался в ссору на моей стороне, подкармливал добытой у проспавших хозяев индюшатиной и рассказывал о своих бесконечных приключениях.
В третий раз я увидел Дэна на берегу Большой реки. Это было в тот ясный майский день, когда Моррис устроил поездку до форта. Тогда все пошли на пристань смотреть пароходы.
Пристань форта довольно большая. Отсюда груженые пароходы спускаются до самого Мобила, но могут подняться и до Теннесси. Каждый раз, когда из-за Барсучьего поворота появляется новый пароход, грохает портовая пушка. Пых-пых! Ворочая огромными колесами, похожий на маленькую фабрику пароход подползает к пристани. «Стоп, машина! Малый ход! Стоп, правый борт! Стоп, левый борт! Самый малый! Стоп, машина! Отдай концы!» Крики, суета, звон. Наконец, зачалены канаты, перекидывается трап и по нему устремляются носильщики с корзинами, портпледами, грузчики с тюками и ящиками.
Вода в реке мутно-желтого цвета, она несет глину из аппалачских каньонов. Иногда идет мимо форта лес с веселыми, крикливыми сплавщиками.
Пароходные гонки обычное занятие. Стоит из-за Барсучьего поворота появиться не одному, а двум пароходам, как на пристани сразу собирается толпа. Все знают, что ни один капитан не допустит, чтобы его так просто обогнали. Пароходы прибавляют ходу, начинают звонить колокола, свистят предохранительные клапаны. Матросы перетаскивают тюки ближе к носу, чтобы пароход шел резвее. На пристани уже составляют пари.
— Это кто, «Голиаф»?
— Да, а за ним «Желтая стрела».
— Два к одному, что не догонит!
— Это смотря что сделает Дженсен. Если пойдет протокой…
— Не пойдет. Там глубина восемь футов.
— Ну, я уж знаю Дженсена.
— Смотри, шпарит к протоке!
— Ах, черт! Он же сядет.
— Три к одному, что «Стрела» будет первой!
Из-за такой гонки и погибли родители Мари. Миссисипи широкая река, гоняй не хочу. Вот все и гоняют. Капитан «Дункана» не мог перенести, что впереди его шла «Лолита». На манометре «Дункана» было уже почти двести футов, предохранительный клапан не держал пар, и на него взвалили тюк с хлопком. Топка быстро пожирала дрова. Дело дошло до того, что из трюма вытащили бочки с канифолью и кинули их в огонь. Поливали скипидаром поленья, стали сдирать деревянную обшивку.
Вода в манометре поднялась до среднего стекла. Когда «Дункан», дрожа от непосильного напряжения, стал обгонять «Лолиту», раздался взрыв. Большие трубы упали крест-накрест. Начался пожар. В этом пожаре погибла половина пассажиров. А капитан «Дункана» в это время все еще грозил кулаком «Лолите» и обзывал ее черепахой. Потом и он упал замертво. Вот что значит южный азарт.
Я увидел Дэна на пристани и не сразу его узнал. Одет он был хоть куда. Белая касторовая шляпа с черной лентой, яркий цветастый жилет, кремовый шейный платок, блестящие короткие сапоги и трость с янтарным набалдашником.
— Привет, старина! — сказал Дэн как ни в чем не бывало.
Теперь это был не Дэн Попрыгунчик и не Колокольчик Дэн, а мистер Дэн Доннел собственной персоной. Я поздравил его с такой переменой. Мистер Дэн Доннел снял белую перчатку и, небрежно махнув в сторону пристани, спросил, не желаю ли я осмотреть его пароход.
Я онемел от изумления. У Дэна был свой пароход! Три месяца назад, весь в синяках, он жаловался на компании, а теперь у него свой пароход!
Доннел не врал. Матросы почтительно называли его «хозяин», капитан приложил руку к фуражке. Его небольшой пароходик ходил вверх по реке, и Дэн сообщил, что он надеется стать миллионером.
— Я могу тебя взять юнгой, старина, — сказал он. — А хочешь, просто катайся в моей каюте. Живи сколько угодно. Жратва хорошая.
О том, откуда у него пароход, Дэн распространяться не стал.
— Жизнь полна удивительных превращений, старина, — сказал он и смахнул с белого лацкана букашку.
Он славно тогда меня накормил, просил не забывать и обещал помогать в любом деле.
— Ты мне приглянулся. Если Дэн Доннел полюбит, считай, дело в шляпе. Всю жизнь будешь счастливым. — Красивые слова он любил.
Я не собирался ловить Дэна на слове, но пришло время, когда после долгих раздумий я снова поехал в форт и оказался в его каюте.
Он слушал меня, положив ногу на ногу.
— Старина, — сказал он, — или ты спятил, или тут замешана любовная история.
Я посчитал за лучшее согласиться на «любовную историю».
— Понимаю, — сказал Дэн Доннел, — но согласись, старина, это рисковая история.
— Не очень. — Я описал ему все, как придумал.
— Значит, я буду ни при чем? — спросил он.
— Совсем ни при чем, — сказал я. — Ты получишь оправдательные бумаги.
Он снова задумался.
— Не хочется связываться с баржей. Сколько весит ваш малый?
— Сорок тысяч фунтов.
— Черт! Без баржи нельзя. Это ведь расходы, старина.
— Ты получишь пять уилли, Дэн.
— Одного не могу понять, старина, — сказал он, — кто тебя впутал в это дело?
— Ты же сам говорил, любовная история.
— А… Она хорошенькая?
— Очень.
— Квартеронка?
— Нет, белая.
— Белая? Тогда опять не понимаю. В чем дело, старина? Все это пахнет веревкой.
— Тебе ничего не грозит, Дэн. Ты получишь пятьсот долларов и бумаги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Еще Дэн разносил по вагонам газеты, журналы, книги. Продавал игрушки, сюрпризы и пробовал страховать. На остановках Дэн кричал своим звучным голосом: «Двадцать минут на обед!» Или: «Пятнадцать минут на ужин!»
Я тогда катался зайцем на поездах. Кондукторы и контролеры любят «гонять дармоедов», ловить тех, кто едет бесплатно. Они знают все места, где можно прятаться. В переходах между вагонами, на крышах, под вагонами, где между осями можно пристроить доску. Там всего опасней, но и за такую езду любой рельсовик, если поймает, требует десять центов за перегон.
Колокольчик Дэн возил меня бесплатно. Даже устраивал в свое купе, поил чаем и рассказывал разные истории. Дэн любил прибавлять: «Люблю романтику железных дорог».
«Романтика железных дорог» и подвела Дэна. Когда я встретил его в Джексоне, на нем лица не было. Под глазами синяки, губы разбиты. Влип в какую-то историю. Во всяком случае, его с позором выгнали из контролеров.
Дэн быстро пришел в себя. Теперь его уже звали Попрыгунчиком. Он превратился в настоящего хобо, беззаботного бродяжку-чернорабочего. Везде хобо ссорится с нанимателем, работать старается поменьше, спать и есть побольше, но последнего ему всегда не хватает.
Дэн опекал меня и в Джексоне. Раза два он вмешивался в ссору на моей стороне, подкармливал добытой у проспавших хозяев индюшатиной и рассказывал о своих бесконечных приключениях.
В третий раз я увидел Дэна на берегу Большой реки. Это было в тот ясный майский день, когда Моррис устроил поездку до форта. Тогда все пошли на пристань смотреть пароходы.
Пристань форта довольно большая. Отсюда груженые пароходы спускаются до самого Мобила, но могут подняться и до Теннесси. Каждый раз, когда из-за Барсучьего поворота появляется новый пароход, грохает портовая пушка. Пых-пых! Ворочая огромными колесами, похожий на маленькую фабрику пароход подползает к пристани. «Стоп, машина! Малый ход! Стоп, правый борт! Стоп, левый борт! Самый малый! Стоп, машина! Отдай концы!» Крики, суета, звон. Наконец, зачалены канаты, перекидывается трап и по нему устремляются носильщики с корзинами, портпледами, грузчики с тюками и ящиками.
Вода в реке мутно-желтого цвета, она несет глину из аппалачских каньонов. Иногда идет мимо форта лес с веселыми, крикливыми сплавщиками.
Пароходные гонки обычное занятие. Стоит из-за Барсучьего поворота появиться не одному, а двум пароходам, как на пристани сразу собирается толпа. Все знают, что ни один капитан не допустит, чтобы его так просто обогнали. Пароходы прибавляют ходу, начинают звонить колокола, свистят предохранительные клапаны. Матросы перетаскивают тюки ближе к носу, чтобы пароход шел резвее. На пристани уже составляют пари.
— Это кто, «Голиаф»?
— Да, а за ним «Желтая стрела».
— Два к одному, что не догонит!
— Это смотря что сделает Дженсен. Если пойдет протокой…
— Не пойдет. Там глубина восемь футов.
— Ну, я уж знаю Дженсена.
— Смотри, шпарит к протоке!
— Ах, черт! Он же сядет.
— Три к одному, что «Стрела» будет первой!
Из-за такой гонки и погибли родители Мари. Миссисипи широкая река, гоняй не хочу. Вот все и гоняют. Капитан «Дункана» не мог перенести, что впереди его шла «Лолита». На манометре «Дункана» было уже почти двести футов, предохранительный клапан не держал пар, и на него взвалили тюк с хлопком. Топка быстро пожирала дрова. Дело дошло до того, что из трюма вытащили бочки с канифолью и кинули их в огонь. Поливали скипидаром поленья, стали сдирать деревянную обшивку.
Вода в манометре поднялась до среднего стекла. Когда «Дункан», дрожа от непосильного напряжения, стал обгонять «Лолиту», раздался взрыв. Большие трубы упали крест-накрест. Начался пожар. В этом пожаре погибла половина пассажиров. А капитан «Дункана» в это время все еще грозил кулаком «Лолите» и обзывал ее черепахой. Потом и он упал замертво. Вот что значит южный азарт.
Я увидел Дэна на пристани и не сразу его узнал. Одет он был хоть куда. Белая касторовая шляпа с черной лентой, яркий цветастый жилет, кремовый шейный платок, блестящие короткие сапоги и трость с янтарным набалдашником.
— Привет, старина! — сказал Дэн как ни в чем не бывало.
Теперь это был не Дэн Попрыгунчик и не Колокольчик Дэн, а мистер Дэн Доннел собственной персоной. Я поздравил его с такой переменой. Мистер Дэн Доннел снял белую перчатку и, небрежно махнув в сторону пристани, спросил, не желаю ли я осмотреть его пароход.
Я онемел от изумления. У Дэна был свой пароход! Три месяца назад, весь в синяках, он жаловался на компании, а теперь у него свой пароход!
Доннел не врал. Матросы почтительно называли его «хозяин», капитан приложил руку к фуражке. Его небольшой пароходик ходил вверх по реке, и Дэн сообщил, что он надеется стать миллионером.
— Я могу тебя взять юнгой, старина, — сказал он. — А хочешь, просто катайся в моей каюте. Живи сколько угодно. Жратва хорошая.
О том, откуда у него пароход, Дэн распространяться не стал.
— Жизнь полна удивительных превращений, старина, — сказал он и смахнул с белого лацкана букашку.
Он славно тогда меня накормил, просил не забывать и обещал помогать в любом деле.
— Ты мне приглянулся. Если Дэн Доннел полюбит, считай, дело в шляпе. Всю жизнь будешь счастливым. — Красивые слова он любил.
Я не собирался ловить Дэна на слове, но пришло время, когда после долгих раздумий я снова поехал в форт и оказался в его каюте.
Он слушал меня, положив ногу на ногу.
— Старина, — сказал он, — или ты спятил, или тут замешана любовная история.
Я посчитал за лучшее согласиться на «любовную историю».
— Понимаю, — сказал Дэн Доннел, — но согласись, старина, это рисковая история.
— Не очень. — Я описал ему все, как придумал.
— Значит, я буду ни при чем? — спросил он.
— Совсем ни при чем, — сказал я. — Ты получишь оправдательные бумаги.
Он снова задумался.
— Не хочется связываться с баржей. Сколько весит ваш малый?
— Сорок тысяч фунтов.
— Черт! Без баржи нельзя. Это ведь расходы, старина.
— Ты получишь пять уилли, Дэн.
— Одного не могу понять, старина, — сказал он, — кто тебя впутал в это дело?
— Ты же сам говорил, любовная история.
— А… Она хорошенькая?
— Очень.
— Квартеронка?
— Нет, белая.
— Белая? Тогда опять не понимаю. В чем дело, старина? Все это пахнет веревкой.
— Тебе ничего не грозит, Дэн. Ты получишь пятьсот долларов и бумаги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49