Руби заморгала, не веря своим глазам. Потом снова широко распахнула их. Смещение не проходило.
Руби поняла, что видит мираж. Солнце нагревало дождевую воду, стоящую в котловане поверх битумной массы, и она, превращаясь в пар, обретала свойства гигантской призмы, искажая реальную картину.
Руби ввела в память эту новую информацию. Продираясь сквозь кустарник и заросли на левой стороне котлована, она достигла подножия холма и полезла вверх.
Руби не шла по тропе, а пробиралась напролом — идти так было значительно труднее, но зато был реальный шанс достичь деревни раньше Корасона и его людей.
По мере ее приближения к вершине, где в зелени мелькали соломенные крыши, стук барабанов заметно усилился.
Полдюжины хижин разместились полукругом у большой ямы, где, несмотря на страшную жару, горели дрова. Раньше Руби была уверена, что барабанная дробь рождается здесь, в деревне, но равномерный стук барабанов теперь даже несколько отдалился.
Воздух был напоен сладким цветочным ароматом — точь-в-точь дешевый одеколон.
Только Руби взобралась наверх и остановилась, не успев еще отдышаться, как ее обхватили сзади сильные руки. Руки чернокожего мужчины.
— Мне надо поговорить со старцем, — сказала Руби на местном диалекте. — Пусти, идиот!
— А кто ты такая? — спросил голос сзади.
Раскаты этого голоса звучали так, будто, прежде чем достичь ушей слушателя, он не менее шести недель перекатывались в туннеле, отражаясь от стен.
— Кое-кто собирается убить старика, а ты, болван, стоишь здесь и лапаешь меня. А ну-ка скорее веди меня к нему. Ты что, боишься безоружной женщины?
Тут раздался уже другой голос:
— Безоружная женщина? Разве такие бывают?
Руби взглянула на полянку впереди. К ней шел маленький высохший старикашка с кожей цвета жареных каштанов. Кроме черных сатиновых штанов с оттянувшимся задом, на нем ничего не было. Руби решила, что старику около семидесяти.
Подойдя ближе, старец кивнул, и руки, державшие Руби, тотчас разжались. Руби низко склонилась перед незнакомцем и поцеловала его руку. Она не разбиралась в вудуизме, но проявление уважения уместно в любой ситуации.
— Так что ты говорила там о людях, которые якобы идут меня убивать? — спросил старен.
Позади него из-за соломенных хижин выглядывали люди.
— Это Корасон и его слуги. Они — на пути сюда, поднимаются по склону. Он хочет убить вас, потому что боится, как бы вы не скинули его.
Не сводя глаз с Руби, старец щелкнул пальцами, и тотчас молодая женщина, прятавшаяся до сего времени в тени хижины, подбежала к обрыву, глянула вниз и заторопилась обратно к хозяину.
— Они приближаются. Их четверо. Они несут ящик.
— Новое оружие Корасона, — сказала Руби. — Смертоносное.
— Слышал я об этом новом оружии, — проговорил старец. Он бросил взгляд на человека, все еще стоявшего позади Руби, и кивнул ему. — Ну, что ж, Эдвед. Ты знаешь, что делать.
Мужчина стремительно выскользнул из-за спины Руби и зашагал прочь. Это был огромный негр — почти семи футов роста, кожа его отливала на солнце темно-лиловым цветом.
— Мой сын, — отрекомендовал старец.
— Производит сильное впечатление, — отметила Руби.
Взяв девушку за локоть, старец повел ее на другой край небольшой лужайки.
— Думаю, не стоит Генералиссимусу видеть тебя здесь, — сказал он.
— Вы правы.
— Ты американка? — спросил он, спускаясь впереди нее с холма со стороны, противоположной той, с которой подходили Корасон и компания.
— Да.
— Я так и подумал. Хотя ты хорошо говоришь на нашем языке. Да и костюм твой одурачит кого угодно.
Сойдя футов на сорок вниз, старец остановился на плоском скальпом выступе, раздвинул густой кустарник и свисающие с дерева лианы, и Руби увидела перед собой вход в пещеру. Оттуда веяло прохладой — словно там на полную мощность работал кондиционер.
— Входи. Здесь безопасно, и мы сможем поговорить, — сказал старец.
Он провел ее внутрь, лианы сомкнулись за ними, приглушив отдаленную барабанную дробь — сорок ударов в минуту, — и тут Руби поняла, что так привыкла к постоянному звучанию барабанов, что практически не замечает его.
Старец уселся на корточки, умудряясь, несмотря на неэстетичность позы, сохранять в полумраке пещеры царственное величие.
— Меня зовут Самди, — объявил он.
Имя сразило Руби наповал, как внезапный приступ мигрени.
Казалось, ей снова пять лет, и она гостит у бабушки в Алабаме. Как-то вечером она забрела далеко от ветхого домишки у пруда, где весь день надрывно жужжали мухи, и оказалась у самого кладбища.
Тьма сгустилась внезапно, но за кладбищенской оградой она видела людей — те танцевали и веселились, а она, прислонившись к ограде, следила за ними. Подражая им, девочка тоже стала танцевать, не сходя с места и думая про себя: как жаль, что она еще маленькая и не может присоединиться к взрослым. Но вдруг этот танец средь могил резко оборвался, из темноты выступил мужчина, обнаженный до пояса, но в цилиндре — как Авраам Линкольн, — и все танцующие пали ниц и принялись монотонно повторять одно и то же слово.
Руби никак не удавалось понять, что же такое они говорят — ведь она никогда раньше не слышала этого слова. Она затаила дыхание и вся обратилась в слух. И тут вдруг она расслышала его.
— Самди! Самди, Самди! — повторяли люди.
Почему-то Руби не хотелось больше танцевать. Холод пробежал по ее телу, неизъяснимый страх охватил ее; девочка вдруг вспомнила, что ей всего пять лет, и находится она на кладбище, далеко от дома, и уже наступила ночь. Она стрелой помчалась домой, к бабушке.
Старая женщина успокоила девочку, прижав ее к своему большому теплому телу.
— Что случилось, малышка? — спрашивала она. — Что тебя так испугало?
— Бабушка, кто такой Самди?
Она почувствовала, как напряглась старая женщина.
— Ты ходила на кладбище? — спросила она.
Руби кивнула.
— Некоторые вещи маленьким детям совсем не нужно знать. Все, что им нужно, — это держаться подальше от кладбища по ночам.
Она крепко прижала к себе Руби, как бы подчеркивая важность своих слов, и Руби тоже прильнула к ней, чувствуя тепло и любовь, идущие от бабушки, и испытывая сладостное чувство защищенности. Позже, когда бабушка укладывала ее спать, она снова спросила:
— Ба, ну скажи, кто этот Самди?
— Ладно, малышка, так и быть. А то, знаю, не будет мне покоя, пока не скажу. Самди — вождь тех людей, что танцевали на кладбище.
— А почему мне стало так страшно?
— Потому что эти люди не такие, как мы. Не такие, как ты и я.
— А почему, ба? — спрашивала Руби.
Бабушка вздохнула, она уже начинала сердиться.
— Да потому, что они мертвые. А теперь хватит болтать и спи спокойно.
На следующий день бабушка даже не заговаривала на эту тему — будто ничего и не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Руби поняла, что видит мираж. Солнце нагревало дождевую воду, стоящую в котловане поверх битумной массы, и она, превращаясь в пар, обретала свойства гигантской призмы, искажая реальную картину.
Руби ввела в память эту новую информацию. Продираясь сквозь кустарник и заросли на левой стороне котлована, она достигла подножия холма и полезла вверх.
Руби не шла по тропе, а пробиралась напролом — идти так было значительно труднее, но зато был реальный шанс достичь деревни раньше Корасона и его людей.
По мере ее приближения к вершине, где в зелени мелькали соломенные крыши, стук барабанов заметно усилился.
Полдюжины хижин разместились полукругом у большой ямы, где, несмотря на страшную жару, горели дрова. Раньше Руби была уверена, что барабанная дробь рождается здесь, в деревне, но равномерный стук барабанов теперь даже несколько отдалился.
Воздух был напоен сладким цветочным ароматом — точь-в-точь дешевый одеколон.
Только Руби взобралась наверх и остановилась, не успев еще отдышаться, как ее обхватили сзади сильные руки. Руки чернокожего мужчины.
— Мне надо поговорить со старцем, — сказала Руби на местном диалекте. — Пусти, идиот!
— А кто ты такая? — спросил голос сзади.
Раскаты этого голоса звучали так, будто, прежде чем достичь ушей слушателя, он не менее шести недель перекатывались в туннеле, отражаясь от стен.
— Кое-кто собирается убить старика, а ты, болван, стоишь здесь и лапаешь меня. А ну-ка скорее веди меня к нему. Ты что, боишься безоружной женщины?
Тут раздался уже другой голос:
— Безоружная женщина? Разве такие бывают?
Руби взглянула на полянку впереди. К ней шел маленький высохший старикашка с кожей цвета жареных каштанов. Кроме черных сатиновых штанов с оттянувшимся задом, на нем ничего не было. Руби решила, что старику около семидесяти.
Подойдя ближе, старец кивнул, и руки, державшие Руби, тотчас разжались. Руби низко склонилась перед незнакомцем и поцеловала его руку. Она не разбиралась в вудуизме, но проявление уважения уместно в любой ситуации.
— Так что ты говорила там о людях, которые якобы идут меня убивать? — спросил старен.
Позади него из-за соломенных хижин выглядывали люди.
— Это Корасон и его слуги. Они — на пути сюда, поднимаются по склону. Он хочет убить вас, потому что боится, как бы вы не скинули его.
Не сводя глаз с Руби, старец щелкнул пальцами, и тотчас молодая женщина, прятавшаяся до сего времени в тени хижины, подбежала к обрыву, глянула вниз и заторопилась обратно к хозяину.
— Они приближаются. Их четверо. Они несут ящик.
— Новое оружие Корасона, — сказала Руби. — Смертоносное.
— Слышал я об этом новом оружии, — проговорил старец. Он бросил взгляд на человека, все еще стоявшего позади Руби, и кивнул ему. — Ну, что ж, Эдвед. Ты знаешь, что делать.
Мужчина стремительно выскользнул из-за спины Руби и зашагал прочь. Это был огромный негр — почти семи футов роста, кожа его отливала на солнце темно-лиловым цветом.
— Мой сын, — отрекомендовал старец.
— Производит сильное впечатление, — отметила Руби.
Взяв девушку за локоть, старец повел ее на другой край небольшой лужайки.
— Думаю, не стоит Генералиссимусу видеть тебя здесь, — сказал он.
— Вы правы.
— Ты американка? — спросил он, спускаясь впереди нее с холма со стороны, противоположной той, с которой подходили Корасон и компания.
— Да.
— Я так и подумал. Хотя ты хорошо говоришь на нашем языке. Да и костюм твой одурачит кого угодно.
Сойдя футов на сорок вниз, старец остановился на плоском скальпом выступе, раздвинул густой кустарник и свисающие с дерева лианы, и Руби увидела перед собой вход в пещеру. Оттуда веяло прохладой — словно там на полную мощность работал кондиционер.
— Входи. Здесь безопасно, и мы сможем поговорить, — сказал старец.
Он провел ее внутрь, лианы сомкнулись за ними, приглушив отдаленную барабанную дробь — сорок ударов в минуту, — и тут Руби поняла, что так привыкла к постоянному звучанию барабанов, что практически не замечает его.
Старец уселся на корточки, умудряясь, несмотря на неэстетичность позы, сохранять в полумраке пещеры царственное величие.
— Меня зовут Самди, — объявил он.
Имя сразило Руби наповал, как внезапный приступ мигрени.
Казалось, ей снова пять лет, и она гостит у бабушки в Алабаме. Как-то вечером она забрела далеко от ветхого домишки у пруда, где весь день надрывно жужжали мухи, и оказалась у самого кладбища.
Тьма сгустилась внезапно, но за кладбищенской оградой она видела людей — те танцевали и веселились, а она, прислонившись к ограде, следила за ними. Подражая им, девочка тоже стала танцевать, не сходя с места и думая про себя: как жаль, что она еще маленькая и не может присоединиться к взрослым. Но вдруг этот танец средь могил резко оборвался, из темноты выступил мужчина, обнаженный до пояса, но в цилиндре — как Авраам Линкольн, — и все танцующие пали ниц и принялись монотонно повторять одно и то же слово.
Руби никак не удавалось понять, что же такое они говорят — ведь она никогда раньше не слышала этого слова. Она затаила дыхание и вся обратилась в слух. И тут вдруг она расслышала его.
— Самди! Самди, Самди! — повторяли люди.
Почему-то Руби не хотелось больше танцевать. Холод пробежал по ее телу, неизъяснимый страх охватил ее; девочка вдруг вспомнила, что ей всего пять лет, и находится она на кладбище, далеко от дома, и уже наступила ночь. Она стрелой помчалась домой, к бабушке.
Старая женщина успокоила девочку, прижав ее к своему большому теплому телу.
— Что случилось, малышка? — спрашивала она. — Что тебя так испугало?
— Бабушка, кто такой Самди?
Она почувствовала, как напряглась старая женщина.
— Ты ходила на кладбище? — спросила она.
Руби кивнула.
— Некоторые вещи маленьким детям совсем не нужно знать. Все, что им нужно, — это держаться подальше от кладбища по ночам.
Она крепко прижала к себе Руби, как бы подчеркивая важность своих слов, и Руби тоже прильнула к ней, чувствуя тепло и любовь, идущие от бабушки, и испытывая сладостное чувство защищенности. Позже, когда бабушка укладывала ее спать, она снова спросила:
— Ба, ну скажи, кто этот Самди?
— Ладно, малышка, так и быть. А то, знаю, не будет мне покоя, пока не скажу. Самди — вождь тех людей, что танцевали на кладбище.
— А почему мне стало так страшно?
— Потому что эти люди не такие, как мы. Не такие, как ты и я.
— А почему, ба? — спрашивала Руби.
Бабушка вздохнула, она уже начинала сердиться.
— Да потому, что они мертвые. А теперь хватит болтать и спи спокойно.
На следующий день бабушка даже не заговаривала на эту тему — будто ничего и не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40