Грехи совершались как той, так и другой стороной, а прощение их сопровождалось взаимными уступками. После нескольких совещаний в кабинете Жданова в конце 1939 года пришли к выводу, что приемная комиссия должна быть государственной и действовать она должна независимо, только на основании законов, изданных правительством.
Опыт показал, что приемка дорогостоящих боевых кораблей и на самом деле не должна зависеть от взаимоотношений двух заинтересованных наркоматов. Крупный корабль стоит не меньше, чем, скажем, завод или электростанция, и государство не может устраниться от наблюдения за его проектированием, строительством и особенно за приемкой. Отказ даже отдельного прибора или механизма во время боя может привести и печальным последствиям.
Поэтому пришли к выводу: правительство утверждает проекты кораблей и контролирует точное их выполнение. Такой порядок мне представлялся правильным. Война его нарушила, да и строительство кораблей было свернуто. После войны эти вопросы возникли вновь и приобрели огромное значение. Казалось бы, при общей заинтересованности дать Родине самые боеспособные корабли ни к чему ломать копья, но на практике все получалось сложнее. Поэтому уже при рассмотрении проекта послевоенной судостроительной программы у моряков и судостроителей появились крупные разногласия. Так, исходя из опыта войны, мы просили как можно скорее перейти к строительству кораблей по новым проектам. А Наркомат судостроительной промышленности доказывал неизбежность постройки в первые четыре-пять лет кораблей, уже освоенных промышленностью. Это, конечно, было легче, чем налаживать выпуск кораблей новых типов.
Особенно это касалось эсминцев. Например, я доказывал, что нет смысла строить эсминцы без универсальных пушек главного калибра: роль средств ПВО с особой силой выявилась в годы войны. Однако промышленность хотела обеспечить себе реальный и легкий план, выполнение которого гарантировало бы получение премий. «Нужно думать и о рабочем классе», – бросал иногда в пылу полемики В.М. Малышев. Когда я ушел с поста Наркома ВМФ, споры еще не были закончены, но чаша весов явно клонилась в сторону судостроителей.
Забегая вперед, скажу, что даже после войны мы в отдельных случаях продолжали получать корабли старых проектов, недостатки которых выявились еще во время войны.
Из Владивостока я наблюдал, как несколько лет строились эсминцы по старым проектам, недостаточно боеспособные в современных условиях морской войны. Даже в 1951 году, когда я снова работал в Москве, эти эсминцы еще продолжали строиться, преграждая путь новым, более совершенным.
В правительстве по этому поводу состоялся ряд совещаний, на которых было высказано немало взаимных упреков. Меня, например, обвиняли в чрезмерных требованиях к боеспособности кораблей. Но решить эти разногласия было довольно трудно.
Помнится, даже А.А. Жданов, отвечающий за ленинградскую промышленность, не всегда был объективен. «Нужно считаться с заводами и помогать им выполнить план», – говорил он, призывая сделать уступку судостроителям.
Как парадокс, вследствие каких-то недостатков в системе оплаты, Минсудпром всегда «стоял насмерть», ратуя за то, чтобы строить меньше кораблей, хотя деньги на них были отпущены и заводы работали в одну смену. Бывало, И.И. Носенко признавался, что отстоять строительство пяти эсминцев вместо восьми означало обеспечить спокойную работу в министерстве и на заводах на целый год.
Неприятно вспоминать и описывать наши разногласия. Однако из многолетнего опыта сложившихся взаимоотношений с судостроителями я пришел к выводу: подобные споры, как гроза в душный день, очищали атмосферу. В результате мы получали более совершенные корабли. Как мне думается, и сейчас нужно куда больше бояться приятельских отношений: тут скорее может образоваться тихий омут, чем деловых, здоровых споров.
Следует сказать, что между моряками и судостроителями, несмотря на все их разногласия, сложились хорошие деловые отношения. Я с удовольствием вспоминаю разных по своему характеру и знаниям крупных работников судостроительной промышленности – И.Ф. Тевовяна, В.А. Малышева, А.М. Редькина, И.И. Носенко в многих директоров заводов.
Из руководителей промышленности мне дольше всего довелось иметь дело с В.А. Малышевым. Знакомство с ним установилось, когда Вячеслав Александрович перед войной возглавлял Наркомат тяжелого машиностроения. Дизеля и турбины, без чего не мыслится строительство кораблей, находились в ведении этого наркомата. В.А. Малышев, бывший директор Коломенского завода, прекрасно знал, что требуется от дизелей или турбин, которые поставлялись на новые корабли. Я восхищался его энергией и глубокими знаниями. В технике, в производственных процессах он разбирался превосходно. Это неудивительно: Вячеслав Александрович долгое время работал конструктором. За его плечами был огромный опыт.
В годы Великой Отечественной войны В.А. Малышев являлся наркомом танковой промышленности. И в то время нам доводилось работать вместе. Помню, флоту потребовались башни для бронекатеров, точно такие же, какие устанавливались на танках Т-34. Я не раз отправлялся к В.А. Малышеву, чтобы получить два-три десятка этих башен.
– Вот программу по танкам выполним, кое-что сделаем и для флота, – обычно отвечал он.
Я сам понимал, что его заводы перегружены заказами фронта. Но настаивал на своем: флот ведь тоже не может ждать. И Вячеслав Александрович сдавался: – Ладно, выкроим что-нибудь и для вас. И бронекатера получали башни.
После войны В.А. Малышев стал наркомом судостроительной промышленности. Это совпало с новой судостроительной программой и послевоенным восстановлением флота.
Именно тогда разрешались вопросы: что же строить и сколько строить. Как известно, интересы военных моряков и судостроителей часто не совпадают. Мы хотели больше, а Наркомат судостроительной промышленности настаивал урезать наши аппетиты. Мы требовали как можно быстрее переходить на самые новые проекты, а В.А. Малышев доказывал, что потребуется еще ряд лет, пока старые проекты будут заменены новыми и начнется массовый выпуск новых кораблей. Немало спорили. Каждый по-своему был прав. В такой, пусть иногда и чрезмерно горячей, полемике я не вижу ничего, кроме пользы. В спорах рождалась истина.
В начале пятидесятых годов В.А. Малышев назначается заместителем Председателя Совета Министров, но по-прежнему продолжает ведать судостроительной промышленностью. Когда в 1951 году я вернулся на работу в Москву, он меня встретил шуткой: – Ну, опять будем драться?
Хотя и бывали у нас разногласия, работали мы с ним дружно. Его организаторский талант, неутомимость, умение уловить главное и найти ключ к решению труднейших проблем всегда восхищали меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
Опыт показал, что приемка дорогостоящих боевых кораблей и на самом деле не должна зависеть от взаимоотношений двух заинтересованных наркоматов. Крупный корабль стоит не меньше, чем, скажем, завод или электростанция, и государство не может устраниться от наблюдения за его проектированием, строительством и особенно за приемкой. Отказ даже отдельного прибора или механизма во время боя может привести и печальным последствиям.
Поэтому пришли к выводу: правительство утверждает проекты кораблей и контролирует точное их выполнение. Такой порядок мне представлялся правильным. Война его нарушила, да и строительство кораблей было свернуто. После войны эти вопросы возникли вновь и приобрели огромное значение. Казалось бы, при общей заинтересованности дать Родине самые боеспособные корабли ни к чему ломать копья, но на практике все получалось сложнее. Поэтому уже при рассмотрении проекта послевоенной судостроительной программы у моряков и судостроителей появились крупные разногласия. Так, исходя из опыта войны, мы просили как можно скорее перейти к строительству кораблей по новым проектам. А Наркомат судостроительной промышленности доказывал неизбежность постройки в первые четыре-пять лет кораблей, уже освоенных промышленностью. Это, конечно, было легче, чем налаживать выпуск кораблей новых типов.
Особенно это касалось эсминцев. Например, я доказывал, что нет смысла строить эсминцы без универсальных пушек главного калибра: роль средств ПВО с особой силой выявилась в годы войны. Однако промышленность хотела обеспечить себе реальный и легкий план, выполнение которого гарантировало бы получение премий. «Нужно думать и о рабочем классе», – бросал иногда в пылу полемики В.М. Малышев. Когда я ушел с поста Наркома ВМФ, споры еще не были закончены, но чаша весов явно клонилась в сторону судостроителей.
Забегая вперед, скажу, что даже после войны мы в отдельных случаях продолжали получать корабли старых проектов, недостатки которых выявились еще во время войны.
Из Владивостока я наблюдал, как несколько лет строились эсминцы по старым проектам, недостаточно боеспособные в современных условиях морской войны. Даже в 1951 году, когда я снова работал в Москве, эти эсминцы еще продолжали строиться, преграждая путь новым, более совершенным.
В правительстве по этому поводу состоялся ряд совещаний, на которых было высказано немало взаимных упреков. Меня, например, обвиняли в чрезмерных требованиях к боеспособности кораблей. Но решить эти разногласия было довольно трудно.
Помнится, даже А.А. Жданов, отвечающий за ленинградскую промышленность, не всегда был объективен. «Нужно считаться с заводами и помогать им выполнить план», – говорил он, призывая сделать уступку судостроителям.
Как парадокс, вследствие каких-то недостатков в системе оплаты, Минсудпром всегда «стоял насмерть», ратуя за то, чтобы строить меньше кораблей, хотя деньги на них были отпущены и заводы работали в одну смену. Бывало, И.И. Носенко признавался, что отстоять строительство пяти эсминцев вместо восьми означало обеспечить спокойную работу в министерстве и на заводах на целый год.
Неприятно вспоминать и описывать наши разногласия. Однако из многолетнего опыта сложившихся взаимоотношений с судостроителями я пришел к выводу: подобные споры, как гроза в душный день, очищали атмосферу. В результате мы получали более совершенные корабли. Как мне думается, и сейчас нужно куда больше бояться приятельских отношений: тут скорее может образоваться тихий омут, чем деловых, здоровых споров.
Следует сказать, что между моряками и судостроителями, несмотря на все их разногласия, сложились хорошие деловые отношения. Я с удовольствием вспоминаю разных по своему характеру и знаниям крупных работников судостроительной промышленности – И.Ф. Тевовяна, В.А. Малышева, А.М. Редькина, И.И. Носенко в многих директоров заводов.
Из руководителей промышленности мне дольше всего довелось иметь дело с В.А. Малышевым. Знакомство с ним установилось, когда Вячеслав Александрович перед войной возглавлял Наркомат тяжелого машиностроения. Дизеля и турбины, без чего не мыслится строительство кораблей, находились в ведении этого наркомата. В.А. Малышев, бывший директор Коломенского завода, прекрасно знал, что требуется от дизелей или турбин, которые поставлялись на новые корабли. Я восхищался его энергией и глубокими знаниями. В технике, в производственных процессах он разбирался превосходно. Это неудивительно: Вячеслав Александрович долгое время работал конструктором. За его плечами был огромный опыт.
В годы Великой Отечественной войны В.А. Малышев являлся наркомом танковой промышленности. И в то время нам доводилось работать вместе. Помню, флоту потребовались башни для бронекатеров, точно такие же, какие устанавливались на танках Т-34. Я не раз отправлялся к В.А. Малышеву, чтобы получить два-три десятка этих башен.
– Вот программу по танкам выполним, кое-что сделаем и для флота, – обычно отвечал он.
Я сам понимал, что его заводы перегружены заказами фронта. Но настаивал на своем: флот ведь тоже не может ждать. И Вячеслав Александрович сдавался: – Ладно, выкроим что-нибудь и для вас. И бронекатера получали башни.
После войны В.А. Малышев стал наркомом судостроительной промышленности. Это совпало с новой судостроительной программой и послевоенным восстановлением флота.
Именно тогда разрешались вопросы: что же строить и сколько строить. Как известно, интересы военных моряков и судостроителей часто не совпадают. Мы хотели больше, а Наркомат судостроительной промышленности настаивал урезать наши аппетиты. Мы требовали как можно быстрее переходить на самые новые проекты, а В.А. Малышев доказывал, что потребуется еще ряд лет, пока старые проекты будут заменены новыми и начнется массовый выпуск новых кораблей. Немало спорили. Каждый по-своему был прав. В такой, пусть иногда и чрезмерно горячей, полемике я не вижу ничего, кроме пользы. В спорах рождалась истина.
В начале пятидесятых годов В.А. Малышев назначается заместителем Председателя Совета Министров, но по-прежнему продолжает ведать судостроительной промышленностью. Когда в 1951 году я вернулся на работу в Москву, он меня встретил шуткой: – Ну, опять будем драться?
Хотя и бывали у нас разногласия, работали мы с ним дружно. Его организаторский талант, неутомимость, умение уловить главное и найти ключ к решению труднейших проблем всегда восхищали меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121