Значит, не бывать мне там. Очень хотелось заглянуть на «Червону Украину», в Севастополь, поделиться своими испанскими впечатлениями с друзьями, но времени не хватило. Стараюсь представить себе далекий Владивосток. Всплывают в памяти слова наркома: «Нам теперь здесь нужны люди». Это был намек на перемены, происходящие в руководящих кадрах.
Прямо с вокзала поехал в Наркомат обороны. Управляющий делами Хмельницкий предложил немного обождать. Прочитал приказ о назначении меня первым заместителем командующего Тихоокеанским флотом.
«Раз спешно вызвали, – значит, не сегодня завтра должен буду выехать к новому месту службы», – раздумывал я.
У наркома вдруг образовалось «окно», в которое и протолкнул меня Руда, как мы в своем кругу звали Хмельницкого.
– А вы чего так быстро вернулись? – спросил неожиданно Климент Ефремович. Я передал слова Хмельницкого «Немедленно выезжайте».
– Ну, уж такой спешки нет, чтобы прерывать отпуск, – сказал нарком.
Воспользовавшись его словами, я попросил разрешения на несколько дней съездить в Ленинград. – Вот вам две недели на сборы, – ответил нарком. Я вышел из наркомата, получив при прощании приказание явиться к своему флотскому начальнику.
Неделя, проведенная в Ленинграде, прошла быстро, и я возвратился в Москву. Побывал у нового начальника Морских Сил М.В. Викторова и у начальника Главного морского штаба Л.М. Галлера. Мне было известно, что это бывалые, заслуженные моряки, но до тех пор встречаться с ними приходилось редко. Когда в 1932 году я стажировался в штабе Балтийского флота, Викторов был командующим. Я редко переступал порог его кабинета. Дистанция по служебной лестнице между нами была велика, а Викторов к тому же не очень-то был доступен. С Галлером, тогдашним начальником штаба Балтфлота, я чувствовал себя проще. Он интересовался молодежью, умел вовремя дать добрый совет. Несколько раз мы беседовали вне службы, и разговоры эти остались у меня в памяти.
Теперь, перед отъездом на Тихий океан, я особенно много ждал от разговора с Викторовым: он прибыл оттуда и хорошо знал дальневосточный флот. Однако разговора по душам не получилось. Викторов спросил, скоро ли я выеду. О Тихоокеанском флоте было сказано очень мало.
– Теперь там командует Киреев. Думаю, сработаетесь. – Затем, сославшись на срочные дела, направил меня к Галлеру.
Лев Михайлович встретил меня иначе. Подробно рассказал о составе флота, объяснил, какие на нем решались задачи боевой подготовки. Всех командиров соединений он называл по фамилии. Я не удивлялся: уже давно слышал, что Галлер знает по имени командира любого буксира. Давая подробные характеристики людям, с которыми мне предстояло работать, Лев Михайлович ни о ком не говорил плохо. Он не скрывал недостатков, однако на первый план выдвигал достоинства товарищей. Лишь иногда Галлер предупреждал:
– За этим командиром надо присматривать внимательно. Пометьте в записной книжке. Ведь вы не сразу узнаете людей.
Опять поезд, опять дальняя дорога… Помню волнение, охватившее меня, когда из окна вагона я увидел широкий Амурский залив. Легкая рябь пробегала по водной глади и серебрилась на солнце. Миновали подземный грохочущий туннель, и перед глазами раскинулась бухта Золотой Рог, величавая и спокойная, вся залитая светом.
Тут мне предстояло теперь работать и жить. Далеко позади осталось Черное море, к которому я привязался, которое полюбил за годы службы на кораблях. Новые просторы открывались передо мной. Я не боялся этих малообжитых в то время мест, у меня тогда не было семьи, для которой подобные перемены обычно бывают трудны. Наоборот. Увлекала перспектива освоения огромного морского театра. Тихоокеанскому флоту в те годы уделяли много внимания. Поэтому он развивался очень быстро. К тому вынуждала международная обстановка. Агрессивные замыслы японских милитаристов требовали от нас быть во всеоружии. Сознавая все это, я испытывал большой подъем. И вместе с тем в сердце жило тревожное чувство: как справлюсь с новой работой, как пойдут здесь мои дела.
Представления тогда о Дальнем Востоке у многих были довольно смутные и, прямо скажу, неправильные.
Поэтому кое-кто из командиров, которых туда посылали, ходил как в воду опущенный: за что такая немилость? Однако большинство ехали охотно. Примерно с таким бодрым настроением ехал туда и я.
Дальневосточный край, признаться, мне сразу пришелся по душе. Прежде всего я познакомился с Владивостоком. Но в слово «Владивосток» я, как моряк, вкладывал не только то, что входит в городскую черту, а несколько иное содержание.
Конечно, как город Владивосток привлекателен. Особенно когда любуешься им с мостика корабля, входящего вечером в бухту Золотой Рог.
– Смотрите! Сколько огней! Отсюда наш Владивосток похож на Нью-Йорк, – воскликнул однажды старый моряк, который, видно, бывал в Америке.
Под Владивостоком я подразумевал и город, и весь комплекс Главной базы Тихоокеанского флота, занимавшей огромное пространство. Что там Севастополь с его небольшими Северной и Южной бухтами! Во Владивостоке совсем иные масштабы. Недаром моряки говорят: «Двести миль на Дальнем Востоке – не расстояние».
Уже в первые дни, знакомясь по морским картам с Дальневосточным театром, я поражался обилию бухт, заливов, островов близ Владивостока. Но еще более сильное впечатление произвели они на меня при осмотрах их с мостика небольшого сторожевика.
Мы еще не отошли от стенки, как один пожилой дальневосточник, влюбленный в свой край, подошел и стал рассказывать: – Лет восемьдесят назад, когда основали Владивосток, вокруг Золотого Рога стояли дремучие леса, а сема бухта не замерзала. А на этой вот сопке, Тигровой, где теперь высятся дома, на самом деле охотились на тигров. Дикие были там места.
Мне вспомнились эти слова позднее, когда С.М. Буденный, служивший здесь в 1904 году, рассказывал, как однажды ночью тигр напал на часового. «Только фуражку утром нашли на том месте, где он должен был стоять», – говорил Семен Михайлович. Случилось это, правда, не на сопке Тигровой, а где-то в Посьете, но все равно совсем близко от Владивостока…
Наш сторожевик набирал скорость, чтобы выйти из Золотого Рога через Босфор Восточный в Амурский залив и далее – в Посьет. По карте я уже определил, что залив Петра Великого от мыса Поворотный до Посьета тянется более чем на двести миль. Его продолжают также немалые по своим размерам Амурский и Уссурийский заливы. Я их еще как следует не видел. Когда обогнули мыс Эгершельд и вошли в Амурский залив, мне стали понятны его размеры. Несколькими годами позже крупный Тихоокеанский флот, выстраиваясь для парадов и смотров в Амурском заливе, занимал совсем незначительную его часть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
Прямо с вокзала поехал в Наркомат обороны. Управляющий делами Хмельницкий предложил немного обождать. Прочитал приказ о назначении меня первым заместителем командующего Тихоокеанским флотом.
«Раз спешно вызвали, – значит, не сегодня завтра должен буду выехать к новому месту службы», – раздумывал я.
У наркома вдруг образовалось «окно», в которое и протолкнул меня Руда, как мы в своем кругу звали Хмельницкого.
– А вы чего так быстро вернулись? – спросил неожиданно Климент Ефремович. Я передал слова Хмельницкого «Немедленно выезжайте».
– Ну, уж такой спешки нет, чтобы прерывать отпуск, – сказал нарком.
Воспользовавшись его словами, я попросил разрешения на несколько дней съездить в Ленинград. – Вот вам две недели на сборы, – ответил нарком. Я вышел из наркомата, получив при прощании приказание явиться к своему флотскому начальнику.
Неделя, проведенная в Ленинграде, прошла быстро, и я возвратился в Москву. Побывал у нового начальника Морских Сил М.В. Викторова и у начальника Главного морского штаба Л.М. Галлера. Мне было известно, что это бывалые, заслуженные моряки, но до тех пор встречаться с ними приходилось редко. Когда в 1932 году я стажировался в штабе Балтийского флота, Викторов был командующим. Я редко переступал порог его кабинета. Дистанция по служебной лестнице между нами была велика, а Викторов к тому же не очень-то был доступен. С Галлером, тогдашним начальником штаба Балтфлота, я чувствовал себя проще. Он интересовался молодежью, умел вовремя дать добрый совет. Несколько раз мы беседовали вне службы, и разговоры эти остались у меня в памяти.
Теперь, перед отъездом на Тихий океан, я особенно много ждал от разговора с Викторовым: он прибыл оттуда и хорошо знал дальневосточный флот. Однако разговора по душам не получилось. Викторов спросил, скоро ли я выеду. О Тихоокеанском флоте было сказано очень мало.
– Теперь там командует Киреев. Думаю, сработаетесь. – Затем, сославшись на срочные дела, направил меня к Галлеру.
Лев Михайлович встретил меня иначе. Подробно рассказал о составе флота, объяснил, какие на нем решались задачи боевой подготовки. Всех командиров соединений он называл по фамилии. Я не удивлялся: уже давно слышал, что Галлер знает по имени командира любого буксира. Давая подробные характеристики людям, с которыми мне предстояло работать, Лев Михайлович ни о ком не говорил плохо. Он не скрывал недостатков, однако на первый план выдвигал достоинства товарищей. Лишь иногда Галлер предупреждал:
– За этим командиром надо присматривать внимательно. Пометьте в записной книжке. Ведь вы не сразу узнаете людей.
Опять поезд, опять дальняя дорога… Помню волнение, охватившее меня, когда из окна вагона я увидел широкий Амурский залив. Легкая рябь пробегала по водной глади и серебрилась на солнце. Миновали подземный грохочущий туннель, и перед глазами раскинулась бухта Золотой Рог, величавая и спокойная, вся залитая светом.
Тут мне предстояло теперь работать и жить. Далеко позади осталось Черное море, к которому я привязался, которое полюбил за годы службы на кораблях. Новые просторы открывались передо мной. Я не боялся этих малообжитых в то время мест, у меня тогда не было семьи, для которой подобные перемены обычно бывают трудны. Наоборот. Увлекала перспектива освоения огромного морского театра. Тихоокеанскому флоту в те годы уделяли много внимания. Поэтому он развивался очень быстро. К тому вынуждала международная обстановка. Агрессивные замыслы японских милитаристов требовали от нас быть во всеоружии. Сознавая все это, я испытывал большой подъем. И вместе с тем в сердце жило тревожное чувство: как справлюсь с новой работой, как пойдут здесь мои дела.
Представления тогда о Дальнем Востоке у многих были довольно смутные и, прямо скажу, неправильные.
Поэтому кое-кто из командиров, которых туда посылали, ходил как в воду опущенный: за что такая немилость? Однако большинство ехали охотно. Примерно с таким бодрым настроением ехал туда и я.
Дальневосточный край, признаться, мне сразу пришелся по душе. Прежде всего я познакомился с Владивостоком. Но в слово «Владивосток» я, как моряк, вкладывал не только то, что входит в городскую черту, а несколько иное содержание.
Конечно, как город Владивосток привлекателен. Особенно когда любуешься им с мостика корабля, входящего вечером в бухту Золотой Рог.
– Смотрите! Сколько огней! Отсюда наш Владивосток похож на Нью-Йорк, – воскликнул однажды старый моряк, который, видно, бывал в Америке.
Под Владивостоком я подразумевал и город, и весь комплекс Главной базы Тихоокеанского флота, занимавшей огромное пространство. Что там Севастополь с его небольшими Северной и Южной бухтами! Во Владивостоке совсем иные масштабы. Недаром моряки говорят: «Двести миль на Дальнем Востоке – не расстояние».
Уже в первые дни, знакомясь по морским картам с Дальневосточным театром, я поражался обилию бухт, заливов, островов близ Владивостока. Но еще более сильное впечатление произвели они на меня при осмотрах их с мостика небольшого сторожевика.
Мы еще не отошли от стенки, как один пожилой дальневосточник, влюбленный в свой край, подошел и стал рассказывать: – Лет восемьдесят назад, когда основали Владивосток, вокруг Золотого Рога стояли дремучие леса, а сема бухта не замерзала. А на этой вот сопке, Тигровой, где теперь высятся дома, на самом деле охотились на тигров. Дикие были там места.
Мне вспомнились эти слова позднее, когда С.М. Буденный, служивший здесь в 1904 году, рассказывал, как однажды ночью тигр напал на часового. «Только фуражку утром нашли на том месте, где он должен был стоять», – говорил Семен Михайлович. Случилось это, правда, не на сопке Тигровой, а где-то в Посьете, но все равно совсем близко от Владивостока…
Наш сторожевик набирал скорость, чтобы выйти из Золотого Рога через Босфор Восточный в Амурский залив и далее – в Посьет. По карте я уже определил, что залив Петра Великого от мыса Поворотный до Посьета тянется более чем на двести миль. Его продолжают также немалые по своим размерам Амурский и Уссурийский заливы. Я их еще как следует не видел. Когда обогнули мыс Эгершельд и вошли в Амурский залив, мне стали понятны его размеры. Несколькими годами позже крупный Тихоокеанский флот, выстраиваясь для парадов и смотров в Амурском заливе, занимал совсем незначительную его часть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121